Не будет преувеличением сказать, что историография как история исторического знания занимает уникальное положение в структуре отечественных гуманитарных знаний. В российском дискурсе история исторической науки приобрела статус самостоятельного исследовательского пространства, стремящегося к постоянному расширению своих границ и включению все новых сюжетов в поле своего исследования. Корни названного феномена стоит искать в особенностях советской научной традиции, заложенных изначально и не терявших актуальности на всем протяжении ее существования: во-первых, советские исследователи всегда мыслили себя в категориях противостояния Западу, настаивая на том, что наука капиталистических стран не способна к глубоким обобщениям; во-вторых, основываясь на постулатах марксизма, они стремились проследить закономерности в развитии собственных научных дисциплин. В результате, уже форма и стиль постановки вопроса подталкивали советскую традицию к самоанализу и самоописанию, превращая историографию из вспомогательной науки в естественное основание для любой солидной исторической работы. И хотя последствия этих особых установок нельзя трактовать однозначно, следует учитывать тот факт, что именно привычка к историографической рефлексии способствовала взлету исследований названного жанра в современной России1. Еще одним немаловажным фактором, способствовавшим актуализации историографических поисков, стал слом устоявшейся системы "наука-государство-общество" в 1990-е гг., когда история исторической науки выступила в роли инструмента самоидентификации научного сообщества, вынужденного вновь восстанавливать разорванные временные связи с историками прошлого и искать ответы на "проклятый" вопрос: кому нужна история сегодня? Прогресс историографической тематики в 1990 - 2000-е гг. поставил на повестку дня задачу формирования сравнительно новой исследовательской области - историографии второго порядка, то есть дисциплины, связанной с осмыслением путей изучения всего круга и ... Читать далее