М. Кузмин - один из немногих поэтов начала XX века, несвязанность которого литературным каноном не приводит, как его коллег, к громкому бунтарству (См.: Марков В.Ф. О свободе в поэзии: статьи, эссе, разное. СПб., 1994. С. 27-47). Однако поэт, находясь в самом центре поэтических исканий, остается свободным в выборе индивидуальных средств художественной выразительности. Мы выдвигаем тезис о парадоксальности поэтики Кузмина. Желание художника слова, как на кубистическом полотне, изобразить мир во всех его проявлениях одновременно заставляет поэта нарушать правила и законы грамматики и лексики (не случайно О. Э. Мандельштам говорил о "сознательной небрежности" поэта). Нельзя забывать, что в отдельные периоды творчества Кузмин применяет технику зауми и пишет стихи в стиле "бессмыслица" (например "Псковской август"), а его рассказы 1920-х годов, такие, как "Голубое ничто", "Пять разговоров и один случай", "Печка в бане" сближаются с поэтикой обэриутов (См.: Gheron G. Mixail Kuzmin and the Oberiuty: an Overview // Wiener slawistischer Almanach. Wien, 1983. Bd. 12. S. 87-101). Под языковыми парадоксами мы понимаем различные виды семантических и синтаксических преобразований поэтического языка, ведущие к нарушению семантической однородности текста, умышленному нарушению логических связей и, тем самым, расширяющие взгляд на текст. Традиционным средством нарушения семантической однородности текста является антонимия. Кузмин активно использует антонимы как основной лексический способ выражения антитезы: Ах, я ли, темный, войду в тот светлый сад; Громче и слаще мне уст молчание, / Чем величание / Хоров звонких; Печаль с надеждой руки соплетают; Смешались чудно жертва и убийца; Разлукою любовь кто утвердит?; Мне грозный ангел в милом лике мнится; Ядом отравлены - мирные волны (Здесь и далее цит. по: Кузмин М. Стихи. СПб., 1996). Кузмин производит посредством антонимических пар зеркальные преобразования строк: Измены здесь для примиренья, / А примиренья для измен. Обычно противопо ... Читать далее