Критика и библиография. РЕЦЕНЗИИ

London-New York: Routledge, 1999, 225 p. (Politics in Asia series) ^*

Возможно, кто-то сочтет, что название рецензируемой книги Р. С. Милна и Д. К. Маузи, работы которых часто публикуются в странах Юго-Восточной Азии, в том числе в Малайзии, банально. Не торопитесь. Все дело в слове "under", имеющем две ипостаси.

В первом случае авторы имеют в виду малайзийскую политику при Махатхире, т.е. время, которое начинается 16 июля 1981 г., когда Махатхир, еще недавно слывший диссидентом за то, что в своей знаменитой книге "Малайская дилемма" бесстрашно призывал к устранению неравенства между общинами, что другие сделать не решались, принес присягу верховному правителю в качестве премьер-министра. Он заявил: "Мы заставим мир уважать нас, а малайзийцев -уважать себя". Как долго будет продолжаться премьерство Махатхира, которого называют долгожителем на азиатском Олимпе, нам не дано предугадать. (Как недавно заявил сам Махатхир, в октябре он передаст бразды правления вице-премьеру Абдулле Бадави.) И хотя 76-летний лидер сетует на усталость и выражает желание уйти в отставку, чтобы посвятить себя эпистолярному жанру и семье, не будем забывать его ремарку: "Считаю безответственным после-

^* Р. С. Милн, Д. К. Маузи. Малайзийская политика при Махатхире. Лондон-Нью-Йорк: Роутледж, 1999. 225 с. (Политика в Азии).

(c) 2003

стр. 204

довать примеру британского премьера Гарольда Вильсона и вдруг объявить об отставке, оставив страну без лидера". Авторов интересуют здесь идеи героя, а не сама его личность.

Во втором случае подразумевается страна под опекой лидера, который доминирует на политической сцене и желает лепить Малайзию по своему представлению. Тут превалирует интерес авторов к личности Махатхира, его темпераменту, стилю, характеру. На мой взгляд, первая ипостась в книге выглядит убедительнее второй. Порой кажется, что авторы хотят остаться в рамках бесстрастного академизма, словно забывая, что факты биографии человека порой оказывают решающее влияние на его взгляды.

Свое премьерство Махатхир начал с наведения элементарного порядка в стране. Бросив вызов традиционной жизненной философии малайцев все делать "как- нибудь", потребовал от чиновников являться на работу ровно в 8 утра; даже министры должны были регистрироваться в "книге прихода и ухода". Ценить время его, девятого ребенка в семье, научил отец, строгий школьный учитель английского языка, поклонник жесткой дисциплины. После окончания школы Махатхир отправился в соседний Сингапур изучать медицину, поскольку в поездке в туманный Альбион ему отказали по причине незнатного происхождения. Люди, близкие к Махатхиру, отмечают: с тех пор он затаил обиду и стал скептически относиться к элите независимой Малайзии, получившей английское образование (трое его предшественников на посту премьера изучали право в Англии). Тогда же он стал испытывать глубокое недоверие к намерениям Запада. Работая в государственном госпитале, он вскоре решил заняться частной практикой, однако его пациенты были настолько бедны, что ему приходилось лечить их в кредит, а то и бесплатно. Пытался он доказать, что малайцы тоже могут быть бизнесменами, и вкладывал средства в недвижимость, фармацевтику, но особых успехов не добился. Партию первой скрипки в малайзийском бизнесе исполняли китайцы.

Не тогда ли у Махатхира зародилась идея разрушения экономической гегемонии китайцев с помощью патерналистской опеки малайцев. "Расовое равенство можно считать существующим лишь тогда, когда расы не только равны перед законом, но и каждая из них представлена в каждом слое общества в пропорции, более или менее отвечающей их доле в населении", -размышляет Махатхир. Малайцы всегда жили в обществе, не приспособленном к конкуренции, в хозяйственных делах они не предприимчивы, готовы довольствоваться малым, к накопительству не стремятся. У них всегда было вдоволь земли и продуктов, подаренных природой, особой изобретательности не требовалось. Прямая противоположность малайцам (бумипутра - "сыновья земли") пришлые китайцы, которые в тысячелетней истории борьбы со стихийными бедствиями, в нескончаемых войнах выковали такие черты характера, как решительность, изворотливость, предприимчивость. Поэтому они стали вытеснять малайцев из всех сфер квалифицированного труда, а английские колонизаторы, считает Махатхир, верные принципу "разделяй и властвуй", способствовали этому.

По иронии судьбы в начале 1970-х годов в основу новой экономической политики, призванной сформировать малайский деловой слой и выровнять экономическое положение национальных общин, были положены эти мысли диссидента, хотя книгу "Малайская дилемма" назвали расистской и запретили. Это ли не парадокс?

Авторы отдают должное Махатхиру, понимая, что именно в его эпоху страна, которая ассоциировалась прежде с непроходимыми джунглями, изнурительным трудом на оловянных рудниках и плантациях гевеи, превратилась в один из ведущих центров производства радиоэлектроники, компьютерных компонентов и новейших технологий. За годы его правления резко выросли темпы роста и средние доходы жителей, а МВФ объявил страну эталоном экономического развития и социальной стабильности для Азии.

Убедительно звучат главы, посвященные системе коалиции расовых партий (consociation-alism), помогающей избежать открытых расовых конфликтов. Авторы описывают предысторию прихода к власти Махатхира, изменения в политике после мая 1969 г., когда по Куала-Лумпуру прокатились волны кровавых побоищ между малайцами и китайцами, индийцами и китайцами, малайцами и индийцами, унесшие много жизней. Авторы убедительно, на огромном фактическом материале, анализируют три истории, где Махатхир проявил себя как мастер кризисных ситуаций. Сначала он выиграл трудный поединок с султанами, показав, кто в стране хозяин. Но при этом сохранил конституционную монархию, на которую покушались некоторые радикалы, ограничив роль короля функцией хранителя национальных традиций и привилегий коренного населения - малайцев. Затем он одержал верх в, казалось бы, безнадеж-

стр. 205

ном сражении за влияние в правящей "Объединенной малайской национальной организации", а также сумел ограничить самостоятельность судов.

Но не все удачно в книге. Так, крайне интересная тема, почему в Малайзии после независимости никогда не прерывалось гражданское правление, в отличие от соседнего Таиланда, где нередко правили генералы, или от Индонезии, где армия, согласно философии двифунгси (две функции), не только защищает от внешнего врага, но и обеспечивает стабильность в критический момент и, вообще, любит играть роль верховного арбитра, к сожалению, решена неубедительно. Подробный анализ авторы заменили скороговоркой. Уверен, что читатель хотел бы получить более внятный ответ и на вопрос: осуществима ли идея Махатхира достигнуть к 2020 г. уровня индустриально развитых стран и при этом создать единую малайзийскую нацию (united nation), положив конец ethnicity. Но этот процесс продвигается крайне туго: смешанных браков мало, разные этносы предпочитают жить в своих культурных нишах. Хотя разве не знаменательно, что все премьер-министры не были чистыми малайцами: у Абдул Рахмана в жилах текла шанская и тайская кровь, у Разака - кровь народности буги, у Хусейна Онна - турецкая, отец Махатхира - наполовину малаец, наполовину индиец, а возможный будущий лидер Абдулла Ахмад Бадави рожден от брака малайца и китаянки.

Порой авторы слишком субъективны в оценках. Нестандартность подхода Махатхира к преодолению экономического кризиса (ярый критик валютных спекулянтов, он увидел спасение во временном контроле за движением капитала) они почему-то решили объяснить ксенофобией: выходит, раз не принимаешь рецепты МВФ, значит, против "наших", т.е. мы - либералы, а ты - человек авторитарный. Между тем история рассудила иначе. Махатхир в августе 2000 г., уже после выхода в свет данной книги, был удостоен премии Американского финансового дома за вклад в преодоление кризиса. Его рецепт оказался удачным.

Красной нитью в работе Милна и Маузи проходит тема авторитарности Махатхира. Порой она воспринимается читателем как некая генетическая черта героя. Так, заявление Махатхира во время суда над Анваром, что "оправдательный приговор повредит межрасовым отношениям в стране", резонно было расценено независимыми юристами как прямое давление на суд. Однако гораздо важнее, на мой взгляд, попытаться возвыситься над черно- белым восприятием Востока и оценивать общество не с позиций, что единственно правильными являются западные либеральные ценности. А может быть, возможен такой режим, где ищут баланс между дисциплиной и свободой, опекой и самостоятельностью, единовластием и коллективным руководством, централизованностью и децентрализованностью, властью наследственной и избирательной? Словом, режим, обусловленный данными историческими, материальными и духовными условиям, способный максимально укреплять основы нравственной жизни данной страны.

Видимо, эта тема ждет своих исследователей. Как, впрочем, и тема традиции. Правители в Юго-Восточной Азии еще в баснословные времена рассматривали власть как личное достояние. Они считали себя легитимными, потому что обладали властью, а не наоборот. Несколько эфемерное понятие "харизма" всегда много значило в Юго-Восточной Азии и позволяло лидера балансировать между порой несовместимыми силами. Таким образом, например, индонезийский президент Сукарно, которого весьма ценит Махатхир, хотя тот и называл себя "товарищем Мао Цзэдуна по оружию" и объявил постоянную конфронтацию с Западом движущей силой перманентной революции, а экономику считал "унылым занятием для "бухгалтерских душ"".

Махатхир, в отличие от лидеров старого поколения, несмотря на излюбленную антизападную риторику, свято верит в рынок и зарубежные инвестиции, а его резкие выпады против Запада порой тонко рассчитаны, хотя нередко и вредят ему. Один малайзийский бизнесмен как-то посетовал: "Инвесторов надо привлекать не уксусом, а медом".

Будем справедливы, характер Махатхира авторы определяют довольно точно: "innovative, eccentric, iconoclastic". Конфронтационность его стиля, считают они, не соответствует малайской культурной традиции, ведь малайцам свойственны вежливость, уступчивость, стремление не вызывать неудовольствие у другого. Однако послушайте его филиппику, призывающую Юг ответить Северу, который, пропагандируя глобализацию, рушит национальные барьеры: "We should migrate North in the millions, legally or illegally...". Это шокирует. Но сам он прекрасно понимает абсурдность этого призыва. Впрочем, понимает и другое: чрезмерно деликатный тон не привлечет внимания к проблеме. На этот счет у малайцев есть пословица: "Слово быстрее пули, острее меча, громче гонга".

стр. 206

Реакция Махатхира на трагедию И сентября 2001 г. продемонстрировала тактический и стратегический талант премьера. Он решительно заклеймил террористов и публично выразил соболезнование семьям невинных жертв. Это совпало с мнением большинства малайзийских мусульман, которые знают: традиционная исламская юриспруденция рассматривает акт террора как преступление против человечности. Терроризм, заявил премьер, - явление международное, а не исламское, и добавил: Малайзия тоже государство ислама, правда, умеренного, оно экономически процветает, политически стабильно, уважает право иноверцев и не укрывает террористов. "Малайзия будет продолжать борьбу с действующими в стране радикальными происламскими силами, чтобы предотвратить превращение ее во "второй Афганистан"", -таково кредо Махатхира. Но военную акцию против Афганистана он не поддержал: "Пострадают невинные люди". Блестящий стратег сразу набрал много политических очков в стране и за рубежом. Ему позвонил президент Буш, аплодировали деловые люди Америки, иранские лидеры-шииты попросили суннитскую Малайзию выступить на международной арене в качестве посредника. Одновременно он нанес тяжелый удар по фундаменталистской Исламской партии, которая выступает за создание "истинного исламского государства", способного полностью реализовать законы Аллаха, и призвала к джихаду против американцев. Малайзия предстала миру как некое образцовое мусульманское государство, продемонстрировавшее, что ислам совместим с экономическим развитием, модернизацией и демократической формой правления. Как заметил директор Центра Азия-Европа Д. Камру, "если б Малайзии не было, ее надо было бы придумать".

Махатхиру повезло на ярлыки. Как только его ни называют. Например, глашатаем азиатских ценностей. Он действительно обвиняет Запад в грубом материализме, игнорировании религии в жизни общества, безграничном индивидуализме, патологическом удовлетворении плотских потребностей и противопоставляет этому свойственные Азии терпимость, прочность семейных связей, малайскую традицию готонг-ройонг (жить вместе, работать вместе, во всем помогать друг другу). Одержимым реформатором. Реформаторство у него в крови, ведь он даже хочет перевоспитать малайскую общину, чтобы она вросла в яростный мир конкуренции. Иногда величают малайским шовинистом, что несправедливо. Ведь он критикует малайцев за леность, иждивенчество и предупреждает: их особые права не будут вечными, по мере развития демократии их будут отменять. Когда называют героем Юга, конечно, имеют в виду не географические координаты, а мир развивающихся стран, от имени которого малайзийский премьер выступает на мировой арене, призывая ликвидировать неравенство в системе международного порядка.

Эти черты предстают перед читателем рецензируемой книги, порою чрезмерно затуманенные академическими выкладками. Редкий автор отмечает еще одну черту нашего героя. "Я всегда был застенчив, с трудом сходился с людьми, но жизнь заставила меня быть общительным", - такое признание Махатхира многое объясняет. Самые чуткие биографы обратили внимание на давнюю склонность Махатхира к одиночеству. В детстве он держался в тени, в командных играх не участвовал. Затем полюбил верховую езду и парусный спорт. И когда выходил в море, всегда всматривался в горизонт. Прогулки одинокого мечтателя? Впрочем, это еще один парадокс доктора Махатхира, который, кстати, не любит традиционные титулы, что предшествуют малайской фамилии, и не возражает, если его величают доктором "М".

Permanent link to this publication: