Процессы становления государственности в странах Азии и Африки в постколониальный период до сих пор остаются недостаточно изученными. В то же время многоуровневый диалог европейцев с этими цивилизациями не может быть продуктивным без понимания специфики их политического бытия. Такому пониманию, однако, препятствует неготовность западного сознания адекватно воспринять необычные политические формы и политические феномены, возникающие в молодых африканских и азиатских государствах; для европейцев они - не более чем экзотика. Это особенно верно по отношению к экстравагантному режиму - сначала псевдореспубликанскому (1966 - 1976 гг.), а затем монархическому (1976 - 1979 гг.) - установленному в Центральной Африке1 Жаном Беделем Бокассой. Фигура Бокассы, которая в первый период своего правления (11 лет президентства) практически не привлекала внимания мировой общественности, с конца 1976 г. сфокусировала на себе интерес средств массовой информации Европы и Америки. Провозглашение империи 4 декабря 1976 г., пышная церемония коронации, имитировавшая наполеоновскую (4 декабря 1977 г.), мегаломания на грани гротеска и абсурдности вызывали на Западе самые разные чувства - от насмешек и высокомерного презрения до подозрения в безумии. Последняя гипотеза - представление о невежественном парвеню (даже дикаре), получившем неограниченную власть и не выдержавшем этого испытания, - позволяла европейцам избежать трудностей при анализе Бокассы как личности и как политика и охарактеризовать его в понятных для них категориях2 , соотнеся его с яркими образами собственного прошлого (Калигула, Нерон). Исходя из такой логики, типичной для журналистов, падение Бокассы было естественным результатом потери рассудка, когда он перестал сообразовывать свою политику с реальными обстоятельствами. При таком подходе акцентировалась вина Франции (и всего западного мира), которая ради сохранения военно-стратегических и экономических позиций в своих бывших африканских колониях якобы потворствовала психич ... Читать далее