Стихотворные отклики, посвященные памятным датам и юбилеям Достоевского, представляют собой любопытную страницу в истории литературы Русского зарубежья в Латвии. Фигура и творчество Достоевского не занимали в богатой культурной жизни и публицистике "русской Латвии" столь большого места, как Пушкин, юбилеи которого стали "актом единения" диаспоры.1Если Пушкин привносил позитивную мотивность в ощущения эмигрантской публики ("Солнце русской поэзии..."), то имя Достоевского отражало "темные" интенции, якобы реализовавшиеся в судьбе русских. Отсюда актуализация темы "преступления и наказания", понимаемой в экзистенциальном смысле как судьба эмиграции, образа "мертвого дома", метафорически отождествляемого с пространством "пребывания изгнанников"; здесь же значимая мотивность "униженных и оскорбленных" с прозрачными поколенческими аллюзиями. О значимости Достоевского для эмиграции недвусмысленно говорил ведущий публицист рижской газеты "Сегодня" Петр Пильский в юбилейной статье, посвященной столетию со дня рождения великого писателя: "Да, ни одному русскому поколению не был Достоевский так близок, как нам. Он наш. Его открыли мы.2 Мы его реабилитировали. Мало: мы канонизировали Достоевского. Только 1 Юбилей Достоевского 1921 г. был отмечен в Риге торжественным собранием, на котором с речами выступили К. И. Арабажин ("Достоевский и Ницше"), М. Д. Вайнтроб, М. Я. Лазерсон, Л. И. Лиштван. Газеты поместили довольно скупые сообщения; исключение составляла газета "Сегодня", предпринявшая публикацию большого мемуарного эссе Александра Амфитеатрова "Достоевский на Пушкинских празднествах 1880 года" (1921. N 267, 268, 269, 270). Сама тема эссе, связавшего воедино имена Пушкина и Достоевского, свидетельствует о нерасторжимом единстве, глубоко осознанном представителями культуры Русского зарубежья.2 Следует отметить, что Пильский здесь не только имеет в виду эмигрантскую среду, но подчеркивает значение творческих поисков русских писателей и мыслителей начала века ... Read more