И. ФАДЕЕВА, доктор исторических наук

Конфликт как неизбежный фактор политического процесса в мусульманском мире нельзя рассматривать в отрыве от многовековых религиозных традиций и норм правовой культуры стран, где до сих пор огромное значение имеют религиозные законы, где сильны родо- племенные и клановые отношения. Во многих из этих стран шариат не только не утратил своего нормативного значения, но остается по сей день для подавляющей массы мусульман предпочтительнее конституций, принятых там в XX веке по образцам европейского права. Именно модернизация внесла раскол в некогда однородные мусульманские общества и породила в них внутренний антагонизм. Враждебное отношение многих мусульман к культурным ценностям и политике Запада за прошедшее столетие не уменьшилось, хотя исламские страны вынуждены играть по правилам международной политики, предложенным другими ¹ .

Во многих из этих стран были основаны современные государственные институты, заложены принципы политических процедур, которые пока что представляют собой не столько местные формы модернизации, сколько искаженные на современный лад формы патриархальности. Вторжение чуждых традиционному мусульманскому сознанию новых форм жизни вызывает раздвоенность в мировосприятии большей части населения этих стран.

Мусульмане до сих пор ищут ответы на вызовы современной жизни в Коране, рекомендации и религиозные нормы которого обращены к родо-племенному обществу и отражают его уровень сознания. Именно это универсальное религиозное мировосприятие во многом определяет психологию как внутренних, так и внешних конфликтов мусульманского мира. Методы их разрешения в прошлом и настоящем не претерпели существенных изменений.

Пророк Мухаммед был озабочен проблемами единства немногочисленной в 20-е годы VII века общины правоверных и распространения своего вероучения. Методы сохранения единства общины (уммы) были самыми жесткими. Речь шла о подавлении упорствующих в своем заблуждении врагов нового вероучения: "Смута - хуже, чем убиение"; "Смута - больше, чем убиение" ² .

Есть и другие аяты, призывающие к расправе с неверными, с теми, кто не признавал власть и превосходство общины правоверных. Логика самого Пророка, а позднее - его преемников, состояла в широко распространенной тогда, а во многих регионах мира и по сей день, дихотомии: "свой - чужой". Последний почти всегда враг. На этой дихотомии мира основана доктрина джихада и политика наиболее консервативных мусульманских режимов Ближнего и Среднего Востока.

Наиболее ортодоксальные исламские правоведы и богословы считают, что джихад - одна из высших религиозных обязанностей мусульманина. Это объясняется тем, что священная война занимает в Коране значительное место, поскольку конечная цель ислама - гегемония в глобальном масштабе.

Война за господство ислама оправдывается его изначальным превосходством над другими религиями. В обязанности его приверженцев входит повсеместное распространение ислама, а любой погибший в такой войне почитается как мученик за веру - шахид - и попадает в рай.

В Коране нет прямого призыва к принуждению жителей покоренных территорий принимать ислам, однако в завоеванных странах немусульмане всегда подвергались и сегодня подвергаются (копты в Египте, ассирийцы в Ираке и т.д.) дискриминации и давлению. Обитаемая земля таким образом оказывается поделенной на владения ислама (дар аль-ислам), где господствуют законы шариата, и земли войны (дар аль-харб), где эти законы пока не действуют. Между этими двумя мирами нередко возникает вооруженное противостояние. Если в какой-то определенный

стр. 55

момент соотношение сил может сложиться не в пользу мусульман, то мирные отношения допустимы из соображений целесообразности. Ислам разрешает перемирие с неверными, однако это - временный мир. И хотя мусульмане несколько столетий вели не столько наступательные войны (последний их триумф - формирование Османской империи), сколько оборонительные, все же значение джихада как войны за гегемонию ничуть не ослабело в мусульманском сознании. Сегодня существует единственная современная исламская секта - ахмадийя (основана в Индии около 1870 года), открыто отказавшаяся от использования силы в наступательных целях. Более того, она свела возможности силовых операций лишь к защите мусульман и их собственности ³ .

ПУТЬ К ВЛАСТИ

Кланово-племенная структура многих мусульманских обществ демонстрирует поразительную устойчивость в динамичном современном мире. Особенностью их архаичной структуры являются психология и методы разрешения внутренних и внешних конфликтов, которые все еще мало используют компромисс и взаимные уступки. Культура диалога не является сильной стороной мусульманских обществ, что в немалой степени способствует появлению радикальных исламистских течений и террористических группировок.

Во внутренних конфликтах, как правило, непосредственно связанных с борьбой за власть, рассуждения мусульманских законоведов относительно легитимности того или иного правителя чаще всего оправдывали свершившийся факт.

Существует мнение, что глава мусульманского государства, в прошлом - имам, халиф, султан, в настоящем - чаще всего президент, является защитником религии, претворяющим в жизнь ниспосланное свыше, совершенное мусульманское право.

Традиционно в мусульманских странах имеет место процедура избрания лидера. Начинается она с консультаций (шура) и заканчивается присягой (мубайаа). Теоретически "шура" подразумевает участие в этом совещании улемов, тогда как "мубайаа" предполагает народную поддержку. На практике, однако, "шура" и "мубайаа" не превратились в устойчивую процедуру выбора и утверждения верховной власти. Напротив, и "шура", и "мубайаа", как правило, оформляли постфактум свершившийся ранее насильственный захват власти. Такая практика была кратко сформулирована основоположником шафиитского мазхаба (суфийской школы) аш-Шафии следующим образом: "Власть принадлежит тому, кто взял верх".

Мухаммед умер, не оставив наследника мужского пола, не высказав определенно своего отношения к преемственности

стр. 56

в руководстве общиной правоверных и к власти вообще. В Коране на этот счет имеются лишь обобщенные высказывания.

Основной его постулат: власть нисходит от Бога. Знатность и богатство, а также иные отличия здесь первостепенной роли не играют. Тот, кто сможет захватить власть, имеет расположение и благословение Всевышнего. Именно это обстоятельство и обеспечивает успех в узурпации власти. Тому есть подтверждение в аятах: "О Боже, царь царства! Ты даруешь власть, кому пожелаешь, и отнимешь власть, от кого пожелаешь, и возвеличиваешь, кого желаешь, и унижаешь, кого желаешь. В твоей руке - благо..." ⁴

Согласно шариату, халиф, как и любой член общины, был ответствен и перед Аллахом, и перед общиной за исполнение божественных установлений. С одной стороны, правитель обладал всей полнотой самодержавной власти и был волен в том, что касалось расходования казны, назначения и смещения лиц военно-административной и духовной иерархии, объявления войны и мира, конфискаций и награждения землей и имуществом, жизни и смерти подданных, с другой - сам правитель нередко зависел от наиболее влиятельных группировок военно-административной и духовной иерархии, которые могли сместить его, убить.

После смерти Мухаммеда борьба за власть в общине принимает ожесточенные формы. Из 72 халифов, начиная с Абу Бакра и до Мухаммеда XII, семь халифов были убиты в результате прямого нападения (из них трое - прямые наследники Абу Бакра), пять - отравлены, 12 погибли в результате мятежей либо от руки соперника. Некоторые из них были ослеплены и окончили жизнь в темницах.

До сих пор существует дилемма: с одной стороны - огромное значение верховной власти в мусульманских обществах, которая чаще всего единолична и имеет диктаторские полномочия, с другой - почти полное отсутствие стабильных структур, которые сводили бы к минимуму конфликт из-за власти и препятствовали бы насилию на пути к ней. В отличие от демократических процедур, вошедших в обиход стран Запада, исламские нормы не смогли твердо установить ненасильственный механизм и контроль передачи власти.

В современных западных государствах большое значение имеет сформировавшееся еще в римском праве понятие "юридического лица", которое способно быть как истцом, так и ответчиком по закону. Причем не только личность имеет такую правоспособность и несет ответственность по закону, но и государство. В отличие от западного мусульманское государство только преследует по закону, но не несет ответственности перед своим населением, а это чревато расколом в обществе, внутренними и внешними конфликтами.

СОВРЕМЕННЫЕ ФОРМЫ БОРЬБЫ ЗА ВЛАСТЬ

За исключением Турции, Египта и Туниса, на Ближнем Востоке имеет место либо династийная передача власти (Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты, Кувейт, Марокко), либо устанавливается семейно-клановый тип власти (Ирак, Сирия), либо имеют место кровопролитные столкновения по поводу результатов выборов (Алжир).

В XX столетии неоднократно имели место военные перевороты в Египте, Ираке, Сирии, даже в наиболее модернизированной Турции. На Среднем Востоке военные перевороты характерны для Пакистана.

В то же время определенный оптимизм внушает тот факт, что в последнее десятилетие прошедшего века две столь различные в социально-культурном плане страны, как секулярная по конституции Турция и теократический Иран, демонстрируют относительную стабильность в методах передачи власти, хотя в обеих странах внутренние политические конфликты решаются скорее путем запретов, чем консенсусом.

Современная борьба за власть в большинстве мусульманских обществ имеет выраженную идеологическую подоплеку. Радикальная исламская оппозиция руководствуется в своей практике тезисом о том, что смертельная опасность исламу исходит не только от стран Запада, но и изнутри из-за влияния "порочной" западной идеологии и культуры. Лидеры ряда мусульманских стран, по мнению радикальных исламистов, отравлены идеями национализма, либерализма, феминизма и т.д. Поэтому истинные сторонники ислама должны стремиться к свержению существующих "прозападных" режимов и захвату власти. Для этого, прежде всего, как они считают, необходимо усилить антиправительственную пропаганду, чтобы разоблачать власть имущих, как отступников от истинного ислама.

Борьба против "отступников" всегда была неотъемлемой частью джихада, но прежде она не имела большого значения, поскольку их было ничтожно мало. Теперь же эта борьба приобретает совсем иной характер и, как считают радикальные исламисты, в современных условиях хороши все средства, включая различные формы подрывной деятельности вплоть до террора и партизанской войны.

В арсенале пропагандистских методов исламистов есть и такие парадоксальные, как обращение к демократическим институтам Запада с жалобами на действия своих правительств. Недавно лидеры турецкой исламистской Партии Справедливости (Adalet partisi) обратились в Международный суд в Гааге с обвинениями собственного правительства в репрессиях против их партии и в нарушении прав человека в Турции. Они получили такой ответ: "Суд защищает права человека до тех пор и в тех пределах, пока "потерпевшие" не угрожают самим устоям демократии". С подобными жалобами в ООН и другие международные организации обращаются и самые одиозные арабские режимы, повседневно практикующие насилие и терроризм. Временами весьма успешно действовали на ниве пропаганды и чечен-

стр. 57

ские боевики, привлекая на свою сторону общественность западных стран. В то же время права человека в их западной интерпретации, надо признать, пока что мало заботят само население большинства мусульманских стран, предпочитающее нормы шариата.

В целом же методы борьбы за власть радикальных исламистов подчас дают несомненные результаты. Они возглавляют оппозицию в большинстве мусульманских стран, им удалось захватить власть в Иране, талибском Афганистане и Судане.

Внешние конфликты и в современном мусульманском мире большей частью также сопровождаются насилием и кровопролитием. Ярким примером является вторжение Ирака в Кувейт. Ожесточенным и долгим был ирано-иракский конфликт. Подобные междоусобицы в мусульманском мире со времен сподвижников Пророка - не исключительное явление. Так, "ваххабиты" сражались с другими мусульманами, не признававшими их власти, объявляя их "неверными". Махдисты в Судане, сануситы в Ливии поступали так же. В настоящее время мусульманские экстремисты в Алжире, Афганистане, Египте, Иордании и других мусульманских странах провозглашают джихад против "неверных" мусульманских политиков. Даже граница, отделяющая "дар аль-ислам" от "дар аль-харб", не всегда четко прослеживается, как это видно на примере войны 1991 года в Персидском заливе, расколовшей арабские страны.

Нередко в политических целях, как и в прошлом, используется миф о священной войне. Так, во время ирано-иракской войны Саддам Хусейн воскресил в памяти соотечественников сражение под Кадисией (637 год), когда под власть арабов перешли Халдея и Ассирия - семитские провинции сасанидского Ирана. Оно было объявлено символом сплочения иракской нации в войне с Ираном.

Войны против внешних врагов, особенно против "неверных", почти всегда воспринимались и воспринимаются значительной частью мусульманского общества не только как защита национальных интересов, но и как возвращение к истокам ислама. В таком духе летом 1987 года во всем мусульманском мире, особенно в Египте, Сирии, Иордании и Ираке, с большим размахом отмечалась 800-я годовщина победы Саладина (Салах-ад-Дина, 1138-1193) в сражении с крестоносцами у мыса Хаттин и последующий успех в отвоевывании у них Иерусалима.

Миф о джихаде, подчеркивающий сущностную аналогию между прошлым и настоящим, сеет новые иллюзии и позволяет лелеять веру в исторический детерминизм, который гарантирует мусульманам окончательную победу в борьбе с "неверными", если они последуют примеру Саладина и других героев XII-XIII веков.

Длительный арабо-израильский конфликт объединяет и сплачивает мусульманские страны, по крайней мере, на уровне политической риторики и лозунгов. Понадобилось несколько кровопролитных и разрушительных войн, чтобы стал возможным мирный договор Израиля с Египтом в Кэмп- Дэвиде в 1979 году.

Современные межцивилизационные различия в подходах к военным конфликтам особенно заметны в попытках урегулировать ближневосточный конфликт мирными средствами. То, что западным посредникам представляется компромиссом, многими арабами в лучшем случае воспринимается как вынужденное временное отступление, за которым должен следовать непременный реванш. В их представлении мир сам по себе как таковой вовсе не является безусловным благом.

Так, палестинская политическая организация ХАМАС бескомпромиссно отстаивает идею исламского государства, рассматривая палестино-израильский конфликт как борьбу двух религий, в которой компромиссы невозможны. По мнению ее лидеров, Иерусалим и Палестина, в целом, являясь религиозным наследием мусульманской общины, должны управляться не иначе, как в соответствии с шариатом. В то же время Организация освобождения Палестины (ООП), ориентированная на секулярные нормы, не ставит вопрос о Палестине столь категорично, до известной степени воспринимает реальное положение вещей и не претендует на "все наследие мусульманской общины", поскольку не приписывает последней исключительно религиозную роль. Лидер ООП Арафат выступает за светское, соответствующее западным моделям государство-нацию.

По мнению ряда западных исследователей, арабо- израильское противостояние, как и война чеченских экстремистов, имеют много общего. Прежде всего, это - конфликт постиндустриальных наций с народами, "застрявшими" на доиндустриальной стадии. Как и в прежние эпохи, для многих мусульман война с "неверными" - высшая доблесть. Детям

стр. 58

сызмальства прививаются идеалы джихада, матери "шахидов" гордятся ими, а их семьи пользуются большим почетом.

В эволюции подхода современных христиан к внешнему миру немалую роль сыграла идеология их вероучения, в которой, по крайней мере, теоретически заложены ненасильственные методы разрешения конфликтов. Они придают миру положительное значение, а войне - отрицательное. Не случайно в нацистской идеологии христианству с его миролюбием, с его "несть эллина, несть иудея..." - не было места. Гитлер предпочитал апеллировать к дохристианским германским мифам и верованиям.

В отличие от христиан, которые долгое время вынуждены были тайно исповедовать и распространять свое учение во враждебной им среде Римской империи ("царство Божие внутри нас"), мусульмане с первых шагов небольшой общины сторонников Мухаммеда вступали в вооруженную борьбу за новую веру. Мир для них сам по себе без достижения цели также не является безусловной ценностью. В таком контексте наступательная война в принципе не считается недозволенным методом решения международных конфликтов, что нашло отражение в доктрине джихада.

Столетия многочисленных войн, в том числе и религиозных, которыми изобилует история Европы и которые велись, скорее, вопреки христианским идеалам, после второй мировой войны сменились периодом относительной стабильности. Европейцы очень дорожат стабильностью на континенте, в их менталитете постепенно сформировалось убеждение, что страдание - зло, которого следует избегать, а комфорт и достаток - ценность, достойная неустанных усилий и трудов. В переходную эпоху от средневековья к новому времени большой вклад в формирование этого убеждения внесла протестантская этика с ее идеалами трудолюбия, бережливости и приумножения богатства.

В других культурах, однако, добро и зло определяются иными основополагающими моральными или религиозными установками. У многих мусульман до сих пор не преодолены черты фатализма, такого рода вера в предопределение, в которой и страдания, и материальные блага в земной жизни не имеют столь уж большого значения.

Успехи здравоохранения в Европе последних столетий, достижения науки и техники, обеспечившие высокий уровень жизни населения, способствовали тому, что комфорт и относительное материальное благополучие стали доступны большому числу людей, так называемому среднему классу. Так, по мнению многих американцев, высокий уровень жизни является одной из основных ценностей.

Однако методы разрешения конфликтов, прежде всего, путем диалога, ради сохранения собственного покоя и материального благополучия, оказываются неуместными в условиях социальной нестабильности, бытовой неустроенности, хронической полной безысходности. Большая часть мусульман, родившихся и выросших в нищете и бесправии, ищет причины своих бедствий не в социальных условиях, не в войнах и конфликтах с их последствиями, а в собственных представлениях о зле и несправедливости.

Присущий Западу исторический оптимизм, порожденный успехами в социальной, политической, а также экономической сферах, в мусульманском мире пока не находит отклика. Изменения традиционных форм бытия в массовом сознании мусульман связываются с негативными процессами, спровоцированными западным миром, конфликт с которым представляется постоянным и едва ли разрешимым мирными средствами. В трактовке многих приверженцев радикального исламского фундаментализма конфликт - это форма борьбы божественных и темных сил, правды с неправдой. Западная секуляристская стратегия разрешения конфликтов для них заведомо непонятна и неприемлема.

Европейская интерпретация добра и зла, нередко восходящая к конкретному анализу порождающих данный конфликт причин, наталкивается на непонимание мусульман, для которых "свой" - всегда прав, "чужой" - виновен уже в силу принадлежности к другой конфликтующей стороне. Ряд мусульманских государств был скорее шокирован и раздражен военным союзом Кувейта, Саудовской Аравии, Сирии и других мусульманских государств с США, нежели агрессией Багдада против Кувейта. В пронизанных фундаменталистским религиозным сознанием культурах существует строгая и однозначная дифференциация понятий добра и зла, правоты и неправоты, как понятий абсолютных, безусловных, лишенных диалектики. Насколько одна сторона в конфликте права, настолько же не права другая, никакие полутона, никакие внутренние противоречия не признаются. Поэтому призывы европейцев к соблюдению границы между людьми и проблемами, их попытки установить неформальные отношения на переговорах не встречают понимания тех мусульман, которые настроены догматически. Вообще в переговорах с представителями незападных обществ, в том числе с мусульманами, видимо, целесообразно соблюдать высокий уровень формальности.

В исламской культуре нет понятия "законопослушного гражданина" в западном смысле, которое было выработано в ходе становления национального государства, консолидации граждан и эволюции норм социальной этики. Именно такой гражданин готов выполнять предписанные не только религией, но и законом общепринятые нормы и правила, готов принять профессионального нерелигиозного посредника как во внутренних, так и во внешних конфликтах.

В большинстве мусульманских стран нет гражданского общества в западном понимании, выходцы из них с трудом интегрируются в западные общества. При этом экстремистские исламские группировки до последнего времени вольготно чувствовали себя в странах Запада, используя в своих целях нормы демократии, неплохо освоив техническую сторону западной цивилизации и сохраняя ненависть к ее моральным основам.

Одна из составных частей западного либерализма - теория общественного договора Джона Локка

стр. 59

(1632-1704), согласно которой идеальные отношения между государством и гражданами строятся на договорной основе. В западной методике разрешения конфликтов учитывается то обстоятельство, что каждой из сторон есть что терять. Стороны стремятся сохранить то, что уже имеют (жизнь, свободу, частную собственность и т.д.). Однако эта методика оказывается непродуктивной, если приходится вести переговоры с людьми, которым нечего терять. Конфликт для них является оружием, при помощи которого они хотят вынудить противника уступить.

Во всех вооруженных (военных) конфликтах - и внешних, и внутренних - не последнюю роль играют представления о ценности человеческой жизни, о месте человека в мире, наконец, о тех самых правах человека, которые являются камнем преткновения в контактах Запада с остальным миром. И эти представления существенно различаются в странах Запада и Востока, будучи теснейшим образом связанными и с политической, экономической и социальной системами, и с демографическими традициями. После двух кровопролитнейших в истории человечества мировых войн западное общественное мнение стало весьма чувствительно к человеческим потерям, особенно своих соотечественников.

Еще в Спарте количество детей государство ограничивало возможностями их более или менее достойного содержания. Меры регулирования населения, как известно, были самыми жестокими. В странах Европы духовный и материальный прогресс способствовали значительному ограничению рождаемости. На Востоке рождаемость никогда не контролировалась (попытки контроля в Китае, Индии и некоторых других странах стали предприниматься лишь во второй половине XX века).

Поскольку нормы ислама не только не содержат каких-либо намеков на регулирование рождаемости, а скорее, наоборот - поощряют рост населения, в большинстве исламских стран, в отличие от того же Китая или даже Египта, стран Магриба, не предпринимают каких-либо мер контроля над рождаемостью. Там по-прежнему преобладают многодетные семьи, большинство из которых имеет чрезвычайно низкий жизненный уровень. Значительная часть молодежи этих стран не получает ни образования, ни рабочей квалификации и остается невостребованной. Таким образом создается питательная почва для радикального исламизма, которая взращивает банды уверенных в собственной религиозной и моральной непогрешимости террористов, расползающихся по всему миру. Они воспринимают смерть за веру, за превратно понимаемые идеалы ислама как награду и гарантию посмертного воздаяния. К тому же заказчики террористических актов щедро платят семьям камикадзе.

Свобода выбора личности на Востоке всегда была сильно ограничена давлением семейно-клановой среды и государства. Даже в наши дни робкие попытки некоторого свободомыслия в мусульманских странах, предпринимаемые Салманом Рушди, Таслимой Несрин, а также некоторыми деятелями искусства в Иране, воспринимаются экстремистами как повод к преследованию, тотальной травле. Пока что мусульманская среда, за редким исключением (секулярная Турция), запрограммирована на уничтожение инакомыслия. В этом отношении показательны не только талибский Афганистан, но и Саудовская Аравия, Иран первых лет после исламской революции и некоторые другие страны.

Избыток невостребованных для созидательного труда людей, многие из которых предпочитают вооруженную борьбу в различных частях мира как образ жизни, также способствует длительным вооруженным конфликтам. Мусульманские боевики по различным каналам получают прекрасное вооружение и средства для своих операций. Они научились неплохо вести и пропагандистские войны через средства массовой информации, в частности через Интернет. В случае неудач они обращаются с жалобами в ООН, к международной общественности, как это делают чеченцы.

В последние десятилетия весьма характерен феномен, когда террористические мусульманские организации возглавляют выходцы из обеспеченных мусульманских семей, получившие образование на Западе. Таким образом, надежды на привлекательность просвещения и западного образа жизни не оправдались.

Было бы несправедливо, говоря об исламском терроризме, закрывать глаза на терроризм в странах Запада: ирландский, баскский и т.п., методы которого, казалось бы, те же самые - убийства политиков, военных, мирных жителей, взрывы объектов инфраструктуры. Тем не менее, в методах европейских террористов есть своя цивилизационная специфика, хотя тот же длительный исторический конфликт в Ольстере носит религиозный характер. Они не используют в террористических актах смертников, что так характерно для мусульман, поскольку в европейской культуре последних столетии человеческая жизнь ценится несравненно выше, чем до сих пор в странах Востока.

У террористов Запада и мусульманского мира - разные цели. Ирландцы и баски борются за независимое государство, за создание национального государства по принятым в Европе стандартам. Исламские экстремисты повсюду от Ближнего Востока до Афганистана мечтают о халифате с шариатскими нормами и мировом господстве.

Трудно согласиться с аргументацией, которая сводит причины распространения исламского экстремизма к нищете и другим социальным бедам в мусульманском мире.

Эти беды присущи почти всем странам за пределами "золотого миллиарда". Однако новые индустриальные страны, Китай, Индия и другие государства сосредоточили свои усилия на экономическом развитии и, несмотря на внутренние проявления экстремизма, являются не источниками, а жертвами международного терроризма с исламской окраской.

Сейчас возрос экономический, политический и особенно военный потенциал ряда мусульманских стран, особенно имеющих нефтяную ренту или получающих помощь от богатых соседей. Нефтедоллары, наркоторговля и деньги некоторых исламских фондов подпитывают террористические организации, оснащая их новейшим оружием и средствами связи. На социальные программы беднейших мусульманских стран арабские спонсоры раскошеливаются не столь щедро.

В усиливающейся политической, экономической и культурной экспансии Запада мусульманский мир видит угрозу самим основам своего бытия. А это значит, что рассчитывать на быстрый конец тайной войны окрашенных в зеленые цвета экстремистов не приходится.

¹ На конференции по проблемам расизма и ксенофобии в Дурбане (ЮАР) в 2001 году мусульманские государства очень наглядно продемонстрировали способность использовать в собственных пропагандистских целях явления, осуждаемые Западом и организациями по защите прав человека, в то время как в самих этих странах сильны проявления нетерпимости к инакомыслию.

² Коран. Перевод и комментарии И.Ю. Крачковского. М., 1986. II, 187 (191); II, 214 (217). В переводе И.Ю. Крачковского слово "фитна" вместо "смута" интерпретировано как "соблазн", хотя первое дает более адекватное значение в данном контексте.

³ Sivan E. The Holy War Tradition in Islam. - Orbis. Philadelphia, 1998, vol. 42, p. 174-186.

⁴ Коран. III, 25.

Permanent link to this publication: