Предлагаемая тема может показаться странной, даже противоестественной, так как в новейшей светской и церковной научной литературе о российском и советском духовенстве преобладает сострадательный тон - и церковь и верующие предстают пассивными жертвами ничем не стесненного насилия. Такой подход выглядит, однако, несколько наивным, ибо он не учитывает того самого системного единства Веры и Власти в России, на котором настаивала сама Церковь. В истории европеизации России немало подобного рода "странностей", которых исследователи до сих пор робко сторонились и изучение которых, как бы они ни были важны, отстает.
Успех мирного обновления любого общества связан со способностью большинства населения к органичному усвоению новых жизненных установок и изменению социального поведения. Российское государство, проводя преобразования, старалось опереться на привычную религиозно-патерналистскую модель взаимоотношений с народом. В принципе это был естественный путь реформирования. Но не были учтены реальные возможности православной церкви, духовенства оказывать "модернизирующее" воздействие на различные слои населения страны. Между тем православию приходилось сдавать позиции - уже вследствие того, что нарождавшееся гражданское общество требовало более гибких и многообразных форм пастырской деятельности. Для спасения авторитета церкви и веры в новых условиях нужны были новые формы "работы в массах", причем наибольшие шансы "сблизиться с народом" оказывались у священников "неканонического", протестного поведения. Русская православная церковь во все времена имела своих еретиков. В пореформенное время элементы средневекового "неистовства в вере" накапливались прежде всего, как ни странно, у людей духовного звания. В 1905 г., в условиях общественно-политического кризиса, начались "нестроения" в духовной среде, в отношениях церкви с паствой и с государством. В дальнейшем, вплоть до 30-х годов возникали новые, весьма неожиданные, но архаичные в своем существе коллизии, коренившиеся в о ...
Читать далее