События 11 - 12 марта 1801 г. изучены в литературе весьма основательно. Многие авторы мемуаров об эпохе Павла I (Людовик XVIII, Евгений Вюртембергский, А. С. Тургенев, Е. Р. Дашкова, Э. фон Ведель, А. С. Тучков, Ф. Ф. Вигель, Н. И. Греч), рассуждая о заговоре и цареубийстве, выводили сам этот факт из негативных качеств императора. Спектр оценок при этом неширок: от утверждения об изначальной неспособности Павла Петровича царствовать в силу непривлекательных качеств, дурной наследственности и сумасшествия до отрицания его политических методов и неприятия тех целей, которые ставил перед собой этот государь1 . Как заметил Б. С. Глаголин, цареубийство 11 марта "старательно похоронено под клеветнический шелест мемуаров"2 . Историкам возможность высказаться на этот счет минуя цензурные ограничения открыла, по сути дела, революция 1905 года. Кризис русского самодержавия наложил отпечаток на их построения. Во-первых, проблема утратила сугубо академический характер и приобрела практический смысл. Во-вторых, отношение историков к личности любого конкретного самодержца определялось теперь отношением к монархии вообще3 . В советской историографии в силу утвердившихся негативных оценок личности Павла I действия заговорщиков если не оправдывались, то и не осуждались. Потребовалась многолетняя деятельность С. Б. Окуня и Н. Я. Эйдельмана, чтобы придать научный характер знаниям о кровавых событиях ночи на 12 марта 1801 года. Но, поскольку взгляды Эйдельмана изложены в весьма популярной монографии, а точка зрения Окуня - прежде всего в статьях, опубликованных мизерным тиражом, и учебных курсах, в исторической литературе последних трех десятилетий получили наибольшее признание именно суждения Эйдельмана. В литературе признается влияние - разумеется, опосредованное - так называемой эпохи дворцовых переворотов (1725 - 1762 гг.) на события 11 - 12 марта4 : расшатывался авторитет и обаяние монархии, вера в неприкосновенность личности помазанника Божьего канула в Лету. Принципы европейс ... Читать далее