Поистине, этому человеку не везло не только при жизни, но и после смерти. Какими только эпитетами не награждали Петра Федоровича историки и писатели: "Тупоумный солдафон" и "холуй Фридриха II Прусского", "ненавистник всего русского" и "хронический алкоголик", "ограниченный самодур" и "неспособный супруг" - таков далеко не полный набор характеристик, до сих пор привычно сопровождающих упоминания имени этого российского императора. Пожалуй, в наиболее концентрированном виде столь однозначный взгляд на личность и деятельность Петра III содержится в новейшей его характеристике: "Этот монарх еще до воцарения успел прославиться своими шутовскими выходками, грубыми попойками, полной неспособностью заниматься государственными делами и, что было особенно оскорбительно для подданных, пренебрежением ко всему русскому. Император приказал переодеть гвардию в новую форму по образцу прусской, а православным священникам велел обрить бороды и носить немецкое платье наподобие протестантских пасторов. Будущее этого царствования было предопределено. Спустя пять месяцев после воцарения Петра III против него был составлен заговор"1 . И хотя, разумеется, "никакой "загадки" личности и жизни Петра Федоровича не существует"2 , вопрос не столь прост, как видится на первый взгляд. Во-первых, диссонансом оказывается общая направленность политики правительства при Петре III, развивавшаяся в русле концепции "просвещенного абсолютизма". Отмечая, что многие ее аспекты сопряжены с серией дворянских "прожектов" 1750-х годов, С. О. Шмидт подчеркивал: "Типичные черты политики "просвещенного абсолютизма" за короткое царствование Петра III обнаружились особенно эффективно... Так называемый Век Екатерины начался, по существу, еще за несколько лет до ее восшествия на престол". Правда, следуя традиции, идущей от С. М. Соловьева и В. О. Ключевского, Шмидт допускал, что "такая политика отражала не столько вкусы и намерения самого императора, сколько его соправителей, выдвинувшихся на государственном поприще ... Читать далее