Появление книг, в которых так или иначе описывается время перестройки, свидетельствует о том, что эта эпоха уже достаточно отдалилась от нас для того, чтобы стать объектом некоего исторического описания. Однако при восприятии недавнего прошлого, свидетелями которого мы все являлись, возникает странный эффект. Оно словно проваливается в какую-то рецептивную дыру между "давно" и "недавно". С одной стороны, прошлое, казалось бы, еще не настолько давно, чтобы совершать специальные мнемонические усилия. С другой, оно достаточно давно, особенно учитывая интенсивность происшедших перемен, чтобы о нем окончательно забыть. Тем более, что пока не ощущается особенно сильного внутреннего желания вспоминать. Более того, это отсутствие внутренней потребности, связанное с наличием определенной коллективной травмы, помножено на вполне рациональное стремление доминирующей политической элиты подморозить процесс исторической рефлексии и аналитической проработки недавнего опыта. В результате общественное сознание/бессознательное (в данной ситуации граница между первым и вторым еще более проблематична, чем в классическом психоанализе) начинает напоминать компот из сухофруктов: ностальгии по утраченной уверенности в завтрашнем дне, сексуализированных фантазий на тему былого мирового господства, гламурных теле- и кинорепрезентаций советской повседневной жизни, ретроспективного патриотизма, обиды на власть, надежды на нее же - плюс характерная пыль, не позволяющая различить вкус отдельных ингредиентов. Недавнее прошлое выражается через перфектную форму глагола, оно еще всецело присутствует в настоящем, чтобы обрести устойчивые очертания. В этом смысле книга Н. Рис "Русские разговоры" производит эффект, сходный с тем, который испытывает герой М. Пруста перед тем, как начинает вспоминать свое детство. Все начинается с мелочи - вкус печенья "Мадлен" вызывает некую психосоматическую реакцию, мгновенно восстанавливающую в памяти, казалось бы, уже вытесненные воспоминания. Так и здесь, наталкив ... Читать далее