Согласно общепринятой в историографии периодизации, история кочевого мира в евразийском степном поясе подразделяется на историю ранних и поздних кочевников. Границей, их разделяющей, принято считать середину I тысячелетия н. э. До 1970-х гг. данную периодизацию считали не только хронологической, но и стадиальной. У ранних кочевников обнаруживались весьма существенные отличия от поздних - в проявлениях материальной культуры, формах кочевого хозяйства, степени развитости социальных институтов и политической организации1. В 1972 г. А. М. Хазанов поставил эту позицию под сомнение и на основе сопоставления сарматского и калмыцкого материалов сформулировал вывод: "Формы кочевого хозяйства сарматов и калмыков демонстрируют принципиальную и очень существенную близость. Эту близость можно объяснить только однонаправленным действием адаптационных процессов в одинаковой экологической среде. Следовательно, по крайней мере, в том, что касается форм кочевого хозяйства, нет никаких оснований для противопоставления ранних кочевников поздним"2. Мнение А. М. Хазанова перекликается с центральной идеей Л. Н. Гумилева, "что природная форма существования вида homo sapiens - этнос, и различие этносов между собой определено не расой, языком, религией, образованностью, а только стереотипом поведения, являющимся высшей формой адаптации человека в ландшафте"3. В современной историографии данную концепцию развивает Н. Н. Крадин: "Следует отметить, что производительные силы кочевых обществ относятся к натуральной системе производительных сил, в которой естественные факторы доминируют над искусственными, а живые формы труда над овеществленными. Кочевое скотоводство представляет собой процесс, специфически контролируемый в рамках человеческой деятельности, однако основа которого детерминирована экологическими и биологическими факторами". Отталкиваясь от этой посылки, Крадин приходит к заключению о практически неизменной экономике номадизма со времен древности до новейшего в ... Читать далее