"Арабская политическая весна " - это революция образованной молодежи, руководство которой было перехвачено Западом и арабскими теократическими монархиями. Давно мечтая покончить с преобразованиями "эпохи Насера ", державы Запада и монархии Востока пытаются перестроить арабский мир сегодня на новоколониальной основе.

Ключевые слова: арабский мир, "эпоха Насера", исламизм, "арабская политическая весна", тарикаты.

На рубеже 2010-2011 гг. весь арабский мир оказался ареной массовых социально-политических волнений. Оценки их с самого начала были довольно противоречивыми, но преобладало признание их, в том числе в нашей стране, "революциями" [Известия, 10.02.2011; 21.04.2011]. Лишь некоторые авторы, в частности Г.И. Мирский, одним из первых обратившийся к этой теме, поставил этот термин в кавычки, да еще снабдил знаком вопроса [Мирский, 2011, с. 1]. В дальнейшем идеализация происходящего в арабских странах лишь прогрессировала. Заговорили об "арабской политической весне" и о "движении нового типа-революции образованной молодежи" [Зинин, 2011, с. 150]. И основания так думать были. Однако и кое-какие сомнения в истинной подоплеке "революций" также имели место.

Всех поразила синхронность массовых выступлений практически во всем арабском мире, за исключением аравийских монархий¹. В дальнейшем активная роль этих монархий в разжигании кризиса, его спонсировании, стимулировании и ориентации многое объяснила. Но первоначально все выглядело действительно революционно, и никому в голову не приходило сомневаться в истинном характере "арабской весны", связывая его, например, с такими всемирными явлениями, как глобализация, не только в ее экономическом, но также в социокультурном и цивилизационном выражении, в том числе в воздействии новейших социально-сетевых технологий на политическую жизнь и политический ислам, или исламизм, явившийся воплощением "транснационализации исламского сопротивления" глобализации, которая превратилась в своего рода глобализм, т.е. своекорыстное подчинение процессов глобализации интересам США и их ближайших союзников [Ближний Восток..., 2009, с. 135-138; Burgat, 2005, р. 64]. Так что события "арабской весны" не случайны и являются следствием более чем полувекового развития арабского мира, которое можно условно назвать "эпохой Насера"

¹ Впрочсм, на Бахрейне "арабская политическая весна" выразилась в марте 2011 г. в очередной вспышке недовольства шиитов бахарна, составляющих около 60% населения, правлением династии аль-Халифа, которую поддерживают сунниты азана (около 25% жителей). С помощью саудовских войск эти волнения были подавлены, но в ноябре 2011 г. вновь возобновились, на этот раз - при участии местных иранцев (15% населения). Этноконфсссиональный кризис на Бахрейне не прекращается с конца XVIII в., т.е. с момента прихода аль-Халифа к власти [Известия, 23.11.2011 г.].

по имени руководителя первой в XX в. арабской революции, открывшей эру освобождения арабов от колониального гнета.

Национально-освободительные революции в Египте в июле 1952 г., в Алжире в ноябре 1954 - июне 1962 г., в Ираке в июле 1958 г., в Йемене в 1962 г., в Ливии и Судане в 1969 г. привели к обретению этими странами политической независимости (или превратили эту независимость из формальной в реальную), создав условия для радикальных реформ в жизни общества, в развитии экономики и культуры. Особенностью этих революций была решающая роль в них армии, вернее, прогрессивно настроенного офицерства. Например, в Египте революцию совершило тайное общество "свободных офицеров", в которое входили около 250 из примерно 2.5 тыс. офицеров Египта того времени. А после победы революции, по словам французских исследователей Жана и Симоны Лакутюр, "400-500 офицеров, работая по 10 часов в день, с трудом, но эффективно управляли Египтом", хотя при этом "половина их усилий тратилась на борьбу с виртуозно осуществлявшимся саботажем гражданских чиновников" [Lacouture, 1962, р. 180, 183]. Среди этих офицеров преобладали выходцы из средних слоев и крестьян. Поэтому они и пришли, как писал их лидер и идеолог Гамаль Абд ан-Насер (Абдель Насер), к "революции, исходящей из самого сердца народа и исполненной его устремлениями" [Абд ан-Насер, 1954, с. 32].

В дальнейшем решительные меры Насера (национализация Суэцкого канала, отпор тройственной англо-франко-израильской агрессии осенью 1956 г., помощь патриотам в других арабских странах) превратили Египет в лидера арабского мира, а Насера -в "чемпиона арабского национализма". По примеру Египта общества "свободных офицеров" возникли повсюду в арабском мире и в ряде стран (в Ираке, Ливии, Иордании) сыграли заметную роль. Тогда же, в 1950-1960-е гг., на политическую арену вышло новое поколение арабских руководителей - Бургиба в Тунисе, Бен Белла и Бумедьен в Алжире, Каддафи в Ливии, Касем и братья Арефы в Ираке, Салляль в Йемене, Ха-фез Асад в Сирии. Это были люди разного характера и политических способностей, нередко ссорившиеся друг с другом, но у них было немало общего. Прежде всего: твердое отстаивание реальной независимости своих стран (что не мешало, например, Бургибе делать реверансы в сторону Запада), проведение экономических и социальных реформ, идеологическая опора на тот или иной вариант светского национализма (что и объясняет последовательную борьбу Насера, Бургибы, Каддафи с радикальными исламистами), наконец - антимонархизм. "Эпоха Насера" началась, как известно, со свержения монархии в Египте в 1953 г., уничтожения власти бея в Тунисе в 1957 г., королевской власти в Ираке в 1958 г., в Йемене - в 1962 г., в Ливии - в 1969 г. Все это глубоко потрясло как элиту традиционных метрополий (Англии, Франции, Бельгии, тоже пострадавшей от национализаций Насера, Испании Франко, вынужденной уйти из Северного Марокко, Италии, окончательно утратившей позиции в Ливии), так и верхушку традиционных теократических монархий, не способных что-либо противопоставить национализму и антиимпериализму военных революционеров.

Тогда-то и завязался узел противоречий, столь четко выступивший на первый план в ходе "арабской весны". "Эпоха Насера" была кошмаром не только для колониальных держав Запада, терявших в арабском мире свои позиции (стоит назвать лишь Суэцкий канал, нефть и газ Ирака, Алжира, Ливии), но и для еще сохранившихся арабских монархий, особенно Саудовской Аравии, бывшей главным противником Египта в годы правления Насера. В дальнейшем саудовцы, как и прочие аравийские монархии, после смены Насера перешедшим на прозападные позиции Анваром Садатом, стали опасаться баасистов Ирака и Сирии с их харизматическими лидерами Хафезом Асадом и особенно Саддамом Хусейном, а также лозунгом "Единство, социализм, свобода". Кроме того, и Запад, и монархии буквально не находили себе места, наблюдая, как светские республиканские режимы, некоторые (в Египте, Ираке, Сирии, Ливии, Алжире) -даже с социалистическими программами, получали с середины 1950-х и до середины

1980-х гг. экономическую, техническую, финансовую, культурную и военную помощь от СССР и других стран социализма, которая, при всей ее кратковременности и недостаточности, все же сыграла определенную роль в становлении и укреплении упомянутых выше режимов.

Однако эти режимы не могли радикально решить главные проблемы молодых государств из-за отсталости их инфраструктуры, отсутствия новейших технологий и необходимых капиталов, острой нехватки подготовленных кадров. А мир между тем не стоял на месте. Крах СССР и всего лагеря социализма ухудшил не только экономическое, но и геополитическое положение всех независимых стран Востока, включая арабские. Ускорившиеся и усилившиеся процессы глобализации самым жестким образом втягивали арабские страны в орбиту всестороннего воздействия на них Запада по линиям международной торговли, регулирования механизмов экспорта-импорта, навязывания западных стандартов во всем - от принципов морали до формы одежды - в сфере науки, культуры, техники, искусства. В сочетании с ранее проведенными реформами это имело не только негативные, но и позитивные последствия, дав стимул индустриализации, развитию аграрной сферы, повышению грамотности населения, количественному и качественному росту средних слоев, особенно интеллигенции, госслужащих, студенчества, офицерства, технических и иных специалистов. Но не стоит забывать о противоречивости глобализации и ее негативных аспектах. "Мондиализация", т.е. всемирность экономических, технологических, культурных и прочих связей, опутывающих "глобализируемый" социум, переживается им крайне болезненно, так как ведет в той или иной форме к ломке его структур, перестройке (подчас - коренной и грубой, осуществляемой без учета местной специфики) общественных механизмов и связей между людьми. Практически всюду на Востоке, Арабском в первую очередь, следствием этого являются рост обнищания не успевающих приспособиться к "накату" глобализации традиционных мелких (а иногда и крупных) производителей города и деревни, ускорение темпов их разорения и превращения в социальных маргиналов. Более половины из них навсегда остаются в этом качестве, образуя постоянно растущий и социально взрывоопасный компонент общества. Кое-где его доля равна 35-40% самодеятельного населения. Нечего и говорить, что никакие блага глобализации на них не распространяются [Восточный социум, 2009, с. 7-8; The Middle East, 1992, p. 73-84].

Таким образом, в арабском мире за последние десятилетия к традиционным классовым, этническим, конфессиональным, региональным и другим противоречиям добавились противоречия между "модернизированными" (относительно зажиточными) и отсталыми (как правило, неимущими) группами. Социальная пестрота увеличила сложность и неоднородность, идейную и духовную гетерогенность арабского общества, оно уже не было так сплочено идеями национализма и независимости, как в первые десятилетия "эпохи Насера". Не способствовало этому и экономическое положение арабских стран (за исключением добывающих нефть и газ).

Стремление к тому же преодолеть барьеры экономического строительства и социо-политического развития привычными для Востока авторитарными методами множили военно-бюрократические и диктаторские режимы в арабском мире. Постепенно формируясь, они меняли облик своих стран, опираясь на армию, чиновничество, полицию, буржуазию (обычно не предпринимательскую, а бюрократическую, спекулятивную, компрадорскую, т.е. не производительную, а в значительной степени паразитическую или же связанную посредническими функциями с иноземным капиталом). Все эти социальные группы нередко сливались в единый эксплуататорский слой, присваивавший себе свыше 80—90% национального дохода. В монархических государствах Востока в него прочно вросла прослойка "феодально-бюрократического капитала" (ФБК), т.е. сотен (а кое-где и тысяч) семейств знати, одновременно контролирующих через своих выдвиженцев верхние эшелоны власти, наиболее доходные сферы бизнеса, элиту армии и духовенства [В потоке научного творчества, 2011, с. 125-126]. Сплоченные в

средневековые кланы, чей авторитет освящен древними обычаями и традициями, они нередко демонстрируют свое финансовое, военное и прочее влияние и за пределами своих стран, что можно наблюдать на примере Саудовской Аравии, Марокко, Иордании, Катара и соседних с ним эмиратов. Еще Макс Вебер предупреждал, что подобные кланы, неизбежно соединяя религиозные и политические функции с преимуществами происхождения, всегда претендуют на "неограниченную личную власть" [Weber, 1947, р. 37, 318]. События 2011 г. в Ливии и Сирии и неожиданно активная роль в них ряда аравийских монархий напомнили об этом.

Арабское общество всегда отличалось весьма контрастной поляризацией и ярко выраженными формами социального неравенства. И практически во все исторические эпохи это вызывало бунты, восстания, острые конфликты и столкновения привилегированных групп с широкими массами эксплуатируемых и неимущих бедняков. При этом социальная и политическая борьба была тесно связана с религией, обосновывалась ею, осмыслялась в рамках религии. В исламе всегда считалась справедливой борьба против правящих "плохих мусульман", т.е. нарушающих предписания Корана и шариата (найти такие нарушения было нетрудно). На этом основании М.Ф. Видясова и В.В. Орлов считают, что «корни политизации ислама теряются "во тьме времен"», отталкиваясь от возникшего в IX в. противостояния традиционализма и рационализма, ликвидировать которое пытаются с XVIII в. ваххабиты, ведущие "проповедь социальной гармонии, братства и единства всех мусульман", а всех отступивших от строгого соблюдения норм ислама признающие "людьми хуже язычников" [Видясова, Орлов, 2008, с. 9].

Интенсивно общаясь, особенно в регионе Средиземноморья, со своими соседями в Африке и Европе, арабы активно влияли на них в эпоху арабских завоеваний и расцвета арабо-исламской культуры в VII-X вв. и столь же интенсивно отбивались от них во времена крестовых походов XI—XIII вв. и зарождения европейского колониализма в XV-XVII вв. Широкое наступление этого колониализма по всем фронтам в XVIII XIX вв. породило ответную реакцию мусульман в виде исламского фундаментализма.

В наши дни он - прямой наследник панисламизма XIX в., пытавшегося (неудачно) ответить на культурно-идеологический и военно-политический вызов европейской экспансии. Сменивший его в XX в. национализм более успешно справился с этой задачей, добившись, в конце концов, независимости. Однако ни панисламисты, ни националисты, ни мусульманские социалисты (фактически - левое крыло националистов) не смогли противостоять глобализации. Именно поэтому, по мнению В.А. Исаева, "на Ближнем Востоке существует мощная оппозиция глобализации" и многие там представляют себе "глобализацию как продолжение империалистической и колониальной политики иными средствами" [Арабские страны..., 2007, с. 60].

Часто самые разные течения социального и политического протеста арабов сливаются воедино, особенно там, где, по словам арабского политолога Хашима Джавада, "мусульмане не имеют законных средств для выражения своего недовольства экономикой, политикой и дипломатией Запада, воспринятой их деспотическими правительствами". Именно тогда образуется почва для "конфронтационного и агрессивного" исламо-экстремизма, ставшего за последние десятилетия важнейшим фактором и внутриполитической, и международной жизни государств ислама [Arabs and the West, 1999, p. 29].

Однако западные державы довольно ловко используют все имеющиеся в их распоряжении рычаги воздействия на арабов, в том числе - с помощью новейших технологий. Последние годы полны примеров расширения арсенала применяемых Западом средств, подходов и идеологических ухищрений, так как теперь необходимо учитывать возросшую чувствительность арабов к вопросам социальной несправедливости и неравенства ввиду роста уровня их образованности и гражданского самосознания, уменьшения, особенно в городах, различий в уровне культуры мужчины и женщины,

резкого повышения степени информированности населения ввиду более широкого распространения и модернизации СМИ [В потоке научного творчества, 2011, с. 124].

Но кроме вышеперечисленных есть еще один фактор, пожалуй, наиболее важный сегодня. Это возросшая не только на Ближнем Востоке, но и во всем мире роль исламизма, или политического ислама. В большинстве арабских стран для него сложились очень благоприятные условия: 25-35% трудоспособного населения здесь - маргиналы. А еще больше полумаргиналов и тех, кто по своему социальному положению близок к ним. Все они объяснение своих бед находят в декларациях идеологов исламского фундаментализма, утверждающих, что мусульманские бедняки будут счастливы только тогда, когда государства, в которых они живут, будут "истинно исламскими", а конституцией их будет Коран [Ближний Восток..., 2003, № 18, с. 163-193; Кепель, 2004, с. 154-164].

Все попытки силового решения проблемы исламизма странам Запада, включая США, не удаются. Более того, они не могут справиться и с такой серьезной проблемой, как гигантские мусульманские диаспоры в государствах "золотого миллиарда", т.е. Европы и Северной Америки. Мигранты из стран ислама, ищущие работу, экономические и политические беженцы, студенты и лжестуденты, бесчисленные мелкие и средние предприниматели, авантюристы и контрабандисты, честные труженики и выдающие себя за них - все они входят в эти давно уже укоренившиеся на западных землях сообщества, насчитывающие от 3040 тыс. человек в Германии до 15 млн человек в США². Точно установить их численность практически невозможно, так как никто не знает, сколько прибывает на Запад, причем ежедневно, нелегальных эмигрантов под видом родственников, "временных" рабочих, а то и просачивающихся криминальными путями, давно проложенными разными мафиями наркоторговцев и прочих преступников. Нередко поэтому одни и те же авторы называют разные цифры мусульман в Европе: то 24 млн, то 40 млн человек. Если согласиться с американо-тунисцем М. Тлили, то только в регионе Средиземноморья проживают 20 млн "европейских мусульман" и "почти 200 млн арабов" (многие из которых, как известно, не являются мусульманами). Но входят ли в их число миллионы мусульман Великобритании, Бельгии, Скандинавии и Нидерландов? [Зинин, 2011, с. 149-150].

Во всяком случае, социополитический потенциал этой массы огромен и значительная часть ее также находится под влиянием исламистов. Более того, иногда определенные фракции этих диаспор играют роль своего рода "пятых колонн", предоставляя укрытие, снабжение, финансы и оружие наиболее агрессивным исламо-экстремистам. Например, осевшие на Западе сообщники исламо-террористов проходили обучение в качестве пилотов в США (впоследствии участвовавших в терактах 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке и Вашингтоне), наладили использование механизмов финансовой системы США для спонсирования терроризма и содержания боевиков "Аль-Каиды" в США и Великобритании, устраивали взрывы в метро Лондона и Парижа, на вокзале в Мадриде и в ночных клубах Берлина [Васильев, 2012, с. 204-205; Ланда, 2006, с. 43-45].

В настоящее время уже ясно, что исламизм доминирует почти во всех мусульманских социумах и представляет собой новую массовую идеологию, играющую в мире ислама главенствующую роль. Мне уже приходилось высказывать предположение, что исламизм - "это определенная стадия развития... мира ислама" и "изменить его в короткие сроки не получится" [Ланда, 2006, с. 264]. Это предположение основывается как на феноменальной живучести исламизма, довольно быстро восстанавливающего свои структуры и кадры после самых тяжелых поражений, так и на явном изменении отношения Запада к исламизму. Можно с некоторых пор даже говорить о его скрытом потворстве исламизму. "Арабские революции предоставили исламистам идеальный

² Эти цифры давно уже изменились и не раз. Что же касается мусульман США, то среди них доминируют не приезжие (хотя их немало), а принявшие ислам местные афроамериканцы.

плацдарм для атак на Старый Свет", - с тревогой отмечали европейские СМИ осенью 2011 г. Созданный Западом (невольно ли?) "вакуум власти" в ряде арабских стран привел к тому, что "из тюрем этих стран было выпущено много джихадистов, а военные арсеналы, накопленные прежними правительствами, остались фактически без контроля". Что это как не потворство исламо-экстремистам, как не прямое приглашение им воспользоваться и так внезапно обретенной свободой, и столь любезно предоставленным оружием? [Известия, 06.09.2011].

В нашей литературе есть сомнения относительно скрытых пружин событий в арабском мире. Короче говоря: «Действует ли "вашингтонский обком"?». На этот вопрос существуют разные ответы: некоторые считают исламо-экстремистов независимыми движениями "нового типа", отразившими рост гражданского самосознания численно возросшей и многому научившейся за последние годы молодежи [Зинин, 2011, с. 150]. Другие считают, что "в краткосрочной перспективе Вашингтону совершенно неясно, как будут развиваться события", тем более - "что будет дальше, какие в арабских странах будут реформы или репрессии и как устоят новые режимы" [Васильев, 2012, с. 285, 295].

И та, и другая точки зрения заслуживают внимания. Но есть еще одно любопытное мнение французского эксперта Алена Анталя, подчеркнувшего, что США в Ираке и Афганистане стремились не ликвидировать "Аль-Каиду", а лишь вытеснить ее, но в конце концов допустили создание ею филиалов в "Месопотамии и странах Магриба". При этом он обратил внимание на следующее: "Добираться из Ирака или Афганистана до Европы или Америки сложно и рискованно. Из Туниса или Ливии это сделать гораздо проще". Короче говоря, речь идет о переброске (возможно, заранее рассчитанной?) "Аль-Каиды" в Африку, что "ставит под удар в первую очередь не США, а страны Европейского Союза" [Известия, 06.09.2011]. А может быть, и Россию? Чтобы сговорчивее была на переговорах по ПРО, нефти, газу, позициям НАТО в Европе?

Думается, что и это мнение стоит учесть, особенно если вспомнить, что исламизм, для возникновения которого имелись, как отмечалось выше, объективные причины внутри арабо-исламского мира, был во многом поддержан в военно-финансовом отношении (если не вскормлен, как считают многие) США и другими державами Запада во время войны Советской Армии в 1979—1989 гг. против душманов в Афганистане. Можно говорить об ошибках руководства СССР, решившегося на такую войну, которую весь мир ислама счел вызовом себе. Но много ли навоевали бы афганские душманы без той помощи оружием и деньгами, которую они регулярно получали от стран Запада через ближневосточных посредников, без десятков тысяч добровольцев-мусульман разных стран (которые не только были доставлены в Афганистан, но и "зарабатывали" там по 1.5 тыс. дол. в месяц!). А сколько средств ушло на соответствующую агитацию и пропаганду исламизма от Марокко до Индонезии? Одних отчислений от прибылей ФБК Персидского залива для столь грандиозного, буквально всемирного предприятия вряд ли бы хватило! [Ислам и исламизм, 1999, с. 154; Кепель, 2004, с. 144-148]. Вспомним, что после окончания войны 1979-1989 гг. возникли и талибы в Афганистане, и множество исламо-экстремистских группировок от Алжира до Синьцзяна (включая Северный Кавказ и Центральную Азию), и транснациональная "Аль-Каида", то ли объединяющая все эти группировки, то ли "всего лишь" их спонсирующая, снабжающая и направляющая.

Среди знатоков мира ислама нет единства взглядов относительно того, существует ли "Аль-Каида" или она - всего лишь миф, которым пугают сбитого с толку и дезинформированного обывателя Европы и Америки. Кстати, этот прием (отрицать собственное существование) стали с недавних пор применять и менее крупные организации исламистов, например в Индонезии, дабы отвлечь от себя внимание, выйти из-под пристального наблюдения властей. Тем не менее "Аль-Каида" существует наряду с прочими исламо-экстремистскими организациями международного масштаба,

в частности с Партией исламского освобождения (ПИО), действующей от Иордании и Палестины до Средней Азии и даже Поволжья. Впрочем, практически все группировки исламо-экстремистов так или иначе связаны друг с другом. Например, "Движение ислама Восточного Туркестана" и "Движение религии ислама" (наиболее видные из 27 террористических групп в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая) были связаны с талибами Афганистана, исламо-экстремистами Киргизии, Таджикистана и даже Чечни. Точно так же пакистанская партия "Джамаат-и-ислами" имела филиалы в Индии и Бангладеш, а "Джамаат-и-таблиг" - во всей Южной и Юго-Восточной Азии. В свою очередь, с "Джамаат-и-ислами" формально не связаны, но фактически являются ее частями соответствующие группировки в Англии, США, Кашмире, Афганистане и на Шри-Ланке. Исламистская "Ан-Нахда" (Возрождение) в Тунисе тесно взаимодействовала с исламистами Судана и Алжира [Ланда, 2006, с. 249-250].

Проследить все связи исламистских организаций (да еще не путая их с умеренными, благотворительными, культурными и тому подобными сообществами) практически невозможно, ибо к сотням подобных организаций нередко присоединяются около 330 суфийских братств-тарикатов (от арабского "тарик", т.е. путь постижения божественной истины "Хакика"). Многие из них влиятельны в больших регионах (например, Магрибе), другие - "глобализированы" от Тропической Африки до Средней Азии и Сингапура. Только в Египте к 1967 г. их было 67, а число "хванов" (братьев) в них - до 5 млн человек. 22 тариката насчитывалось к 2000 г. в Марокко, 20 - в Тунисе, 15 — в Алжире, 10 - в Турции и Сирии [Азия и Африка сегодня, 2000, № 9, с. 56; Ланда, 1993, с. 141-149; Islam, State..., 1958, p. 191]. Тарикаты сыграли огромную роль в политико-религиозной жизни мира ислама. Формально они чужды исламизму и даже критикуемы им. Но их внутренняя жизнь - глубокая тайна, а многообразие их влияния делает их идеальными трансляторами лозунгов, установок и настроений, короче говоря, надежными и наглухо закрытыми связными. Как-то не логично было бы не пользоваться столь отлаженной еще со времен средневековья структурой! К тому же любой мурид (послушник) тариката должен в отношениях со своим муришдом (наставником, учителем), "отказавшись от своей воли, ... быть подобен трупу в руках обмывателя трупов, который вертит им, как хочет" [Ислам и проблемы..., 1994, с. 17-18].

Примеры вовлечения тарикатов в игры исламо-экстремистов, к сожалению, имеются. Так, созданный в начале 1970-х гг. в Лондоне фонд "Хаккани", связанный с Исламской партией США, Исламским верховным советом Америки и "Американской мусульманской помощью", образовал новый тарикат "Хакканийя", выделившийся из братства Накшбандийя и создавший свои центры в Великобритании, США, Ливане (племянник основателя тариката - ливанец), а также "на большей части Западной Европы" и на Кавказе. Главой тариката стал турок-киприот шейх Назим аль-Кубруси аль-Хаккани, ученик дагестанского теолога Абдаллаха ад-Дагестани. Вопрос об их связях с США неясен в силу закрытости внутренней жизни тариката. Но хакканисты уже были замечены в финансировании сепаратистов Чечни и приглашении их лидеров в США (правда, в 1998 г., т.е. до разгрома сепаратистов). Они как-то потерялись на фоне 24 организаций США, финансирующих северокавказских боевиков. Но их пример, как минимум, свидетельствует, что и суфийские братства могут быть втянуты тем или иным образом в мероприятия исламистов и способны им содействовать [Ethnicity, politics..., 1998, p. 1-4].

Таким образом, суфийские братства, ранее враждебные исламистам и осуждаемые ими (за "суеверия" и попытку встать "между Аллахом и верующими"), теперь находятся, судя по всему, на распутье и, не желая терять влияние среди верующих, просто вынуждены, как минимум, учитывать рост авторитета исламистов в мире ислама. Это явление сопоставимо с феноменом "исламизации" значительной части интеллигенции этого мира. Действительно, многие интеллектуалы, никогда не интересовавшиеся религией, все эти инженеры, математики, архитекторы, химики, физики (иногда - даже

атомщики) стали менять свой атеизм или равнодушие к исламу на поддержку исламизма. При этом вопрос об их действительной религиозности не стоит. Ислам для них -политическое оружие в первую очередь. Он в их восприятии - не столько мировоззрение и миропонимание, сколько этноконфессиональная характеристика, показатель национальной идентичности, духовная связь с традициями, обычаями и менталитетом своего народа. Отсюда - относительная легкость "реисламизации" интеллектуальных элит стран ислама, во всяком случае, значительной их части, их усилия по "реисламизации" всего социума, ибо ислам - еще и символ антизападного патриотизма, и одновременно все чаще и чаще форма оппозиции своему прозападному правительству [Roy, 1995, р. 61-81; Charnay, 1994, р. 339].

Возвращаясь к проблеме реальности "Аль-Каиды", обратим внимание на длительность и упорство усилий спецслужб США в деле устранения Бен Ладена (очевидно, немало знавшего о контактах своей организации с ЦРУ на первых порах), на такие фигуры одновременно идеологов и практиков экстремизма, как Айман аз-Завахири, Абу Мусаб ас-Сури, Юсуф аль-Кардауи, Хасан ат-Тураби, которые при всех оттенках их позиции и тактики объединены единой философией и единой целью, к которой они просто идут разными путями [Сикоев, 2010, с. 114-222].

Более того, "Аль-Каида" - не только вдохновитель, спонсор, организатор и объединитель исламистов, но и их символ. Известно, в частности, что около 3 тыс. алжирских боевиков, ранее сражавшихся в Афганистане, а затем принявших участие во внутриалжирской гражданской войне 1992-2002 гг. в рамках "Вооруженной исламской группировки", отличавшейся наибольшей жестокостью из всех групп подобного рода, в дальнейшем переименовали себя в "Салафитскую группу проповеди и борьбы", изолированную в небольшом горном районе на северо-востоке. Но в 2007 г. они, назвавшись "Аль-Каидой исламского Магриба", получили помощь извне оружием, продовольствием, снаряжением и даже новейшими техническими средствами, что дало им возможность перенести свои действия в Сахару и с помощью прибывших "специалистов" из "Аль-Каиды" частично даже распространить эти действия на территории Мали, Нигера и... Ливии [Mokeddem, 2010, р. 24-92]. Сообщивший обо всем этом алжирский журналист Мухаммед Мокаддам привел также сведения об акциях "Аль-Каиды" в Ливане, Ираке, Сирии и даже Франции с участием еще уцелевших боевиков из Алжира [Mokeddem, 2010, р. 24-92; Ланда, 2011, с. 210-211]. Известна также зловещая роль "Аль-Каиды" в разгроме Ливии, в борьбе за власть в Йемене, ее проникновение в Египет, а за последнее время - и в Сирию.

В свете всего вышеизложенного "арабская политическая весна" представляется результатом взаимодействия, по крайней мере, трех политических сил: 1) образованной и демократически настроенной части арабского общества, преимущественно молодежи, не желавшей больше терпеть экономическое неравенство, социальную несправедливость, политическое бесправие; 2) западных держав, давно искавших случая, пользуясь противоречиями и трудностями арабского мира, повернуть вспять его развитие и окончательно покончить с "эпохой Насера", перестроив геополитическое устройство этого мира по устраивающей их новоколониальной модели; 3) арабских теократических монархий, еще более, чем державы Запада, жаждавших покончить с "эпохой Насера", которая была постоянной угрозой их существованию, источником смертоносных идей антимонархизма, республиканизма, антиклерикализма (но крайней мере, светскости), враждебности империализму (без которого монархи-теократы просто не продержатся).

Все ненавистники "эпохи Насера" решили, что сейчас самое подходящее время, чтобы покончить с нею. Экономическое и социальное положение арабов неблагополучно, процент маргиналов неудержимо растет, как и поляризация общества. Да и почти нет среди арабов харизматических лидеров, "сделавших" то, что мы называем "эпохой Насера". Нет ни самого Насера, ни Бургибы, ни Бен Беллы, ни Бумедьена, ни Каддафи, ни Саддама Хусейна (при всех своих негативных чертах пользовавшегося популяр-

ностью в арабском мире). Бутефлика в Алжире и Башар Асад в Сирии одиноки и с большим трудом сопротивляются нажиму извне. А для Арабского, как и всякого иного, Востока авторитетный лидер - это уже половина успеха.

Разумеется, были и другие участники "арабской весны", прежде всего влиятельные во всем арабском мире исламисты, которые на первых порах держались в тени, а также армии и госаппарат, от которых многое зависело. Но случилось так, что армия и госаппарат в Тунисе и Египте не оказали сопротивления взбунтовавшейся молодежи (явно под воздействием стран Запада, активно вмешивавшихся в ход волнений через Интернет и социальные сети). Однако молодежь не была организована политически. Поэтому ее сменили исламисты, располагающие в арабском мире весьма развитым подпольем. С этого момента армия и госаппарат и в Тунисе, и в Египте, пожертвовав своими лидерами Бен Али и Мубараком, решили предотвратить демонтаж в общем-то устраивавшей их политической системы. В Тунисе удалось заключить компромисс с победившими на выборах исламистами (неизвестно лишь, до какого времени), воспользовавшись гибкой позицией их лидера Рашида аль-Ганнуши, который, в отличие от других исламистов, выступает за "демократию и права человека" и за то, чтобы "построить современное исламское общество, которое могло бы черпать до дна все ценное из западной культуры, не теряясь в ней" [Гучетль, 1999, с. 71].

Готовность аль-Ганнуши к согласию с Западом и сторонниками демократии дошла до того, что исламисты Туниса даже уступили (правда, на один год) пост президента правозащитнику и профранцузски настроенному левоцентристу Мансыфу аль-Марзу-ки. Тем самым выявляется один из вариантов результатов "арабской весны" - компромисс мятежных исламистов с другими политическими силами страны и учет ими роли Франции в организации "политической весны" в регионе и ее претензий "на участие в формировании здесь нового политического ландшафта" [Известия, 17.11.2011; Российская газета, 26.10.2011]³.

Однако Тунис - скорее исключение, чем правило. Его специфика - давние и многосторонние связи с Францией, высокий уровень образования, полученного тунисской молодежью и частью средних слоев во Франции или на французском языке в Магрибе, Бельгии, Канаде, Швейцарии. Все это вынуждены принимать во внимание и США, и подстрекаемые ими исламисты, и явно шокированные ходом событий военные и чиновники.

Очевидно, в Египте дело не идет к компромиссу подобного рода. Правящий военный совет опубликовал 17 июня 2012 г. Конституционную декларацию, согласно которой законодательная власть переходит к нему, причем до выборов нового парламента, а они состоятся лишь после того, как Конституционная ассамблея разработает в течение трех месяцев новую конституцию. Таким образом, военные хотели бы сохранить свою власть на неопределенное время, а президент республики, будь он кем угодно, даже исламистом, не будет влиять ни на законотворчество, ни даже на объявление войны, которое он обязан согласовать с армейским командованием [Известия, 19.06.2012].

А поводов у военных для сохранения власти, даже для объявления в стране режима чрезвычайного, а то и военного положения - хоть отбавляй: проникновение "Аль-Каиды" в Египет (особенно в бедуинскую среду Синайского полуострова) и соседнюю Ливию, продолжающиеся боевые действия в той же Ливии, Сирии и Йемене с участием той же "Аль-Каиды", постоянная напряженность в секторе Газа, где господствует исламистское движение "Хамас", нескончаемый наплыв африканцев с юга континента, решивших использовать вакуум власти на севере Африки для прорыва в Европу.

³ По некоторым данным, уступчивость аль-Ганнуши и его партии объясняется их соперничеством с радикальными экстремистами (салафитами), считающими приверженцев аль-Ганнуши "отступниками". Характерно, что салафиты пользуются финансовой и прочей поддержкой Катара, который сыграл важную роль в разгроме Ливии, а сейчас добивается того же в Сирии [Независимая газета, 13.03.2012].

Сейчас военные отстранены от власти в Египте. Они - уже другое поколение арабских офицеров, ни духовно, ни идейно, ни психологически не связанное (или почти не связанное) с "эпохой Насера". Они гораздо ближе к Садату и Мубараку, представляют собой привилегированную в Египте социальную группу, в значительной мере "вестер-низированную" благодаря своему образованию, социальной ориентации и взглядам на жизнь. Но именно поэтому они вряд ли уйдут в тень.

Для могильщиков "эпохи Насера" основной противник - режим Башара Асада в Сирии, против которого и брошены все их силы. Их вдохновляет успех в Ливии, где, толкуя вкривь и вкось неудачную резолюцию ООН, а особенно разглагольствуя о "правах человека", 14 стран НАТО и 4 их партнера (Катар, ОАЭ, Иордания и Швеция) совершили десятки тысяч боевых авиавылетов и операций спецназа (Англии, Франции, Катара), убив, по признанию самих руководителей ливийского мятежа, до 50 тыс. человек (в эту цифру не входят замученные в тюрьмах и застенках) и разрушив почти всю транспортную и энергетическую инфраструктуру одной из наиболее зажиточных арабских стран [Независимая газета, 16.04.2012]. Подобную же "свободу" и "демократию" американцы, саудовцы, катарцы и прочие ревнители "прав человека" теперь жаждут утвердить в Сирии. И хотя силы сирийской оппозиции разъединены и не согласны друг с другом и фактически не могут свергнуть режим Асада, они надеются, что все сделают, как в Ливии, их друзья, спонсоры и покровители - английские спецназовцы, "иностранные легионеры" Франции, боевики "Аль-Каиды", переброшенные из Ливии отряды наемников, а также бесчисленные боевики - сунниты, которых ныне явный избыток на Ближнем Востоке после операций войск США в Ираке и Афганистане. Им всем тоже надо дать работу, а заодно - переплавить их национально-политическое недовольство бесконечными актами агрессии Запада против Востока в чисто религиозное противостояние с шиитами, которых поддерживает Иран. А его-то больше всего (хоть и по разным причинам) опасаются США, "ваххабитский тандем" Саудовской Аравии и Катара, да и прочие теократические монархии Востока.

Конечно, самое малонерспективное дело - это пророчествовать по поводу того, как дальше пойдут события в арабском мире. Безусловно, "эпоха Насера" - в прошлом. Ее не вернуть, как и ее творцов, их действия и условия этих действий. Но вызывают сомнения и перспективы того, что творят "Аль-Каида" и союзный с ней "ваххабитский тандем", поддерживаемый Западом. Их стремление разжечь суннитско-шиитскую вражду уже имело место раньше и всегда неизменно проваливалось. Большие шансы на провал у него и сейчас. Шииты Ливана, ныне представляющие собой ведущую конфессию страны, намного укрепили свои позиции в связи с усилением движения "Хизбадла", которое многие в стране уже называют "государством в государстве", располагающим значительными капиталами (до 2 млрд дол.) и весьма боеспособными отрядами, которые чрезвычайно повысили авторитет этой организации и в стране, и во всем арабском мире. Хотя американцам удалось за годы оккупации Ирака спровоцировать вражду шиитов и суннитов, все же среди иракцев очень мало найдется тех, кто склонен прислушиваться к пропаганде, идущей от США, в том числе к их демагогии по поводу "прав человека", ибо практически все лидеры иракских шиитов - Али ас-Систани, Бакир и Абд аль-Азиз аль-Хакими, Муктада ас-Садр - имеют свою собственную модель демократии и не приемлют присутствия США на Ближнем Востоке. Напомним: в Ливане и Ираке шииты - главная сила [Независимая газета, 16.05.2012]. В Сирии попытки американцев изолировать алавитов и прочих не-суннитов терпят крах уже давно: как известно, там с весны 2011 г. противники Асада просто покупали участников антиправительственных демонстраций, выплачивая простому демонстранту 60 дол. за выход на улицу, 100 дол. - за выход с плакатом и 300 дол. - за выход с автоматом! [Известия, 19.08.2011; 23.09.2011]. С тех пор много воды утекло и, судя по всему, плакали денежки, выброшенные на отнюдь не благое дело. Нет в Сирии единой, внятной и массовой оппозиции. А массовая поддержка у Асада есть, как и возмущение рядовых сирийцев грубым вмешательством извне в их дела.

Не говоря уже о сомнительном политическом будущем исламистов в Египте и Тунисе, у них далеко не идеальны отношения и с их покровителями с Запада, о чем свидетельствует хотя бы недавнее убийство посла США в Ливии. А в Йемене и Восточной Африке Запад и "Аль-Каида" ведут ожесточенную войну, в которой задействованы тысячи американских солдат и почти ежедневно гибнут террористы и их полевые командиры [Независимая газета, 15.05.2012].

Так что скорее всего "дружба" Запада с "Аль-Каидой" и вообще с исламистами не может быть долгой. Этот чисто тактический союз весьма непрочен и терпит крах даже в Ливии, где положение, судя по всему, еще долго будет неопределенным. Во всех же прочих странах у данной "дружбы" нет ни прочной основы, ни долговременных перспектив.

Конечно, "арабская политическая весна" 2011-2012 гг. останется в истории не только трагедией Ливии, драмой Сирии, кровопролитиями на площади Тахрир в Каире и столкновениями саудовских войск с бахрейнцами. Много пережившие за это время Тунис, Египет, Сирия, Ирак вряд ли будут жить по-старому. Дело либерализации и даже в чем-то демократизации в этих странах, как и в других (Марокко, Алжире, Иордании), пусть и с трудом, но продвигается. От своей "политической весны" арабы ждали большего. Но вмешательство извне, попытки "исламизации" и в ряде случаев "замораживания" этой весны все же сделали свое дело. И многое из того, что можно было сделать уже сегодня, откладывается на будущее. И, будем надеяться, не всегда у Запада, решившего вернуться к новоколониальной политике, будет возможность с помощью новейших технологий перехватить инициативу арабских "низов" и исказить ее в своих интересах.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Азия и Африка сегодня. 2000. № 9.

Арабские страны Западной Азии и Северной Африки. М, 2007, вып. 6.

Ближний Восток и современность.

Васильев A.M. Африка и вызовы XXI в. М., 2012.

Видясова М.Ф., Орлов В.В. Политический ислам в странах Северной Африки. М., 2008.

В потоке научного творчества. К 80-летию академика B.C. Мясникова. М., 2011.

Восточный социум и религия. М., 2009.

Гучстль Г.И. Демократизация в арабском мире: опыт Туниса и Сирии. М., 1999.

Зинин Ю.Н. XI Лихачевские чтения: взгляд на проблемы Востока // Восток (Oriens). 2011. № 5.

Известия.

Ислам и исламизм. М., 1999.

Ислам и проблемы межцивилизационного взаимодействия. М., 1994.

Кспель Ж. Джихад: экспансия и закат исламизма. М., 2004.

Ланда Р.Г. Есть ли будущее у исламского фундаментализма в Алжире? // Восток (Oriens). 1993. № 1.

Ланда Р.Г. Политический ислам: предварительные итоги. М., 2006.

Ланда Р.Г. [рсц. на] М. Mokeddem. Al Qaida au Maghreb islamiquc. Contrcbande au nom de l'islam // Восток (Oriens). 2011. № 4.

Мирский Г.И. "Арабскиереволюции? ". Доклад на круглом столе ИМЭМО в 2011 г.

Независимая газета.

Протестные движения в арабских странах. Предпосылки, особенности, перспективы. М., 2012.

Российская газета.

Сикосв P.P. Панисламизм: истоки и современность. М., 2010.

Гамаль Абд ан-Насер. Фальсафат ас-саура (Философия революции). Каир, 1954.

Arabs and the West. Amman, 1999.

Burgat F. Al-Qaida or the Transnationalisation of an "Islamic" Resistance to the Globalization of the Maintenance of an American Order // Arabia Vitalis. M., 2009.

Ethnicity, Politics and Transnational Islam. A Study of an international Sufi order. Centre for study of Islam and Christian - Muslim Relations. Birmingham, 1998.

Charnay J.-P. Sociologie religieuse de l'islam. P., 1994.

Islam, State and Society. London-Riverdale, 1958.

Lacouture J. et S. L'Egypte en mouvement. P., 1962.

Mokcddcm M. Al-Qaida au Maghreb islamique. Alger, 2010.

Roy O. Généalogie de l'islamisme. P., 1995.

The Middle East Viewed from the North. Bergen, 1992.

Weber M. The Theory of Social and Economic Organization. L., 1947.

Постоянный адрес данной публикации: