В истории движения "Талибан" уже обозначились важные рубежи: октябрь-ноябрь 1994 года (первые военные успехи и захват Кандагара), 1995 год (переход Герата под прямой контроль талибов), сентябрь 1996 года (овладение Кабулом). Но осень 1997 года можно считать, по крайней мере формально, неким водоразделом: тогда, в октябре, на собрании религиозных авторитетов было провозглашено создание Исламского Эмирата Афганистан (ИАЭ). Хотя новый политический топоним на момент этого события не относился ко всей территории страны (в ООН ее представлял режим Б. Раббани, удерживавший большую часть афганского севера), он отразил новую реальность, которая обладает целым рядом внешних атрибутов государственной власти.

Вхождение талибов во власть произошло в рекордно короткие сроки: впервые появившись на авансцене осенью 1994 года в качестве группы по наведению порядка на трассе Кандагар - Чаман, в ноябре того же года они неожиданно овладели ключевым центром Южного Афганистана - Кандагаром, а через два года успешных боев с политически неустойчивым режимом Б. Раббани захватили афганскую столицу. Все это время боевое ядро талибов составляла военизированная группировка афганской (пуштунской) молодежи - учащихся и выпускников медресе Северо-Западной Пограничной Провинции (СЗПП) Пакистана, детство которых прошло в лагерях афганских беженцев.

В последующем моральный и кадровый потенциал талибов существенно укрепился за счет притока пакистанской молодежи - сокурсников афганцев по религиозным школам. После поражения талибов под Мазари-Шарифом в мае 1997 года лидер движения М. Омар обратился к влиятельному моулави Сами уль-Хаку, директору двух крупнейших пакистанских медресе - в СЗПП и Карачи - с просьбой оказать помощь людьми. Желающих нашлось немало - тысячи молодых фанатиков получили академические отпуска для участия в новом раунде афганской войны. Фактически же приток пакистанских волонтеров к афганским талибам начался уже в 1995 году. Следует подчеркнуть, что за всеми этими подвижками стояла фундаменталистская партия Джамиат-и улема-и ислам, лидер которой Фазлур Рахман стал председателем комитета по международным делам Национальной ассамблеи Пакистана.

ИСТОКИ ДВИЖЕНИЯ

Хотя движение "Талибан" считается почти исключительно пакистанской креатурой, его поддержка Исламабадом длительное время формально, вплоть до официального признания режима в 1997 году, носила якобы негосударственный характер. Пакистанские власти стали проявлять особый интерес к талибам в связи со своими центральноазиатскими экономическими

стр. 26

проектами, хотя новая группировка казалась им перспективной и в плане восстановления, в контролируемых пределах, пуштунского влияния в Афганистане. Основным агентом политики патронажа талибов стала пакистанская межведомственная разведка (ISI), а персонально - министр внутренних дел генерал Насрулла Бабар - человек, многие годы близкий к семейству Бхутто и тонко разбиравшийся в пакистано-афганских делах. С его подачи в структуре министерства было создано особое подразделение (Afghan Trade Development Cell), обеспечивающее надежность торгового маршрута в Центральную Азию через Афганистан, а Кандагар включен в собственно пакистанскую телефонную систему (1).

Таким образом, многоуровневая и эшелонированная система патронажа талибов со стороны Пакистана - связи с приграничными племенами, покровительство влиятельных религиозно-политических структур, поддержка администрации лагерей беженцев и пакистанского приграничья, наконец, воздействие идеологии и практики новых афганских протеже на часть пакистанского общества - все это создало им немалую фору перед другими претендентами на помощь и базу для их военно- политической деятельности.

Все перечисленные и еще оставшиеся за кадром генетические компоненты движения "Талибан" показывают, что его возникновение стало результатом действия многих внешних факторов, хотя и собственно афганские обстоятельства сыграли не последнюю роль.

В Афганистане почву для исламистов крайнего толка, каковыми являются талибы, подготовила многолетняя гражданская война и внешнее вмешательство. "Это правда, что политика талибов жестокая, но это реальность, которую оставили им мы. Я, как и любой другой, против многого в их политике, ...но я знаю, что ни США, ни какая-либо другая страна не предложили решение проблем, которые возникали с нашей же помощью" - отмечает ведущий американский эксперт по афганским делам Б. Рубин (2).

Но не только исходная драматическая ситуация в Афганистане и вокруг него в середине 1990-х годов и в последующий период определила специфику политики талибов как де-факто государственной силы и власти. Этот процесс подвергался и подвергается многочисленным влияниям, включая реакцию самих подданных ИЭА. Наконец, он имеет свою собственную, труднопрогнозируемую логику. Контуры этой политики и самих властных структур еще недостаточно ясны и аналитически фиксируемы, но их фактический ряд, воспроизводимый по материалам региональной (западно-азиатской) прессы, электронным информационным каналам, опубликованным разработкам аналитических групп и отдельных экспертов, позволяет обозначить государственную структуру Исламского Эмирата Афганистан так, как она выглядит в преддверии XXI века.

Выступив на авансцену афганской и региональной политики как некая корпоративная общность - отряд (большинство - выпускники медресе Дар ул-Улум-и Хаккания в СЗПП и Джамиа Улум-ул-Исламия в Карачи), призванная решить ряд практических задач, талибы довольно быстро оказались у власти сначала на провинциальном, а затем и на более обширных пространствах. Отсутствие какого бы то ни было административного и политического опыта, недостаток квалифицированных кадров социального профиля, прочие суровые вызовы экономически почти виртуальной страны, наконец, наличие многочисленной, хотя и немонолитной, оппозиции в стране и мире в целом заставили их сосредоточиться на рутинных задачах наведения порядка через тотальную исламизацию соотечественников, и без того слывущих правоверными мусульманами.

СТРУКТУРА ВЛАСТИ ЭМИРАТА

Начальные элементы будущей государственной (политической) системы начали складываться у талибов еще до захвата ими столицы - Кабула, и, пожалуй, главным из них стало избрание в марте 1996 года лидера движения "Талибан" муллы Мухаммада Омара "повелителем правоверных" ("амир аль-муминин", М. Омар - пуштун из племени хотаки, сорок с небольшим лет. Молва и пропаганда талибов исходным местом его борьбы против коррумпированных боевиков-моджахедов называет провинцию Кандагар (сам он уточняет - район Майванда), где он появился из своего родного Урузгана незадолго перед известными событиями конца 1970-х годов. Омар стал заметен уже в начале 90-х в стычках с отрядом племени ачакзаи, возглавляемым Исматом Муслимом. Значительно позже, в 1995 году, в деревне Шангисар, к северу от Кандагара, он подыскал себе юную Гульджан, ставшую его второй женой, так что жители этой местности знают его не только по легендам (3). Эмир возглавил коллективный орган Высший совет (шура) и военный совет, базирующиеся в Кандагаре.

После захвата Кабула, сохранившего статус официальной столицы, там тоже была создана шура, фактически функционирующая как правительство, то есть осуществляющая текущее управление той частью страны, на которой установлена власть талибов. Этот орган возглавляется муллой М. Раббани, бывшим полевым командиром, пуштуном-гильзаем из племени какар (с конца 1998 года по причине тяжелой болезни находится в тени). В течение 1998-1999 годов кабульская шура приобрела черты весьма разветвленного кабинета министров, в структуре которого представлены многие отрасли управления, экономики и даже социальной сферы, но доминирующее положение занимает "министерство морали", или "религиозная полиция", ответственная за проведение в жизнь основного курса ИЭА и декретов, исходящих от М. Омара. В связи с непрекращающимися попытками руководства "Талибан" добиться международного признания повысилась роль МИДа и его нового руководителя муллы Абдул Вакиля Муттавакиля, а также подразделений, "пробивающих" внешнеэкономическую изоляцию.

Даже беглое изучение состава верхнего эшелона власти ИЭА показывает, что в сегодняшнем Афганистане агентами политического и военного действия являются этнорегиональные коалиции, вроде той, которая сложилась у талибов. Собственно талибами, строго говоря, сегодня можно считать лишь рядовых участников движения, прежде всего тех, кто еще не завершил базового религиозного образования, а руководящие, даже низовые звенья ИЭА - это духовное сословие - муллы, ахунды, моулави и т.п., хотя среди них практически нет сколько-нибудь известных религиозных авторитетов-ученых, какие в избытке имелись у предыдущих режимов. "Они сами не знают всего того, что следует знать об исламе", - резонно замечает в общем-то симпатизирующий им афганский обозреватель М. Раушан (4). В руководящих органах эмирата доминируют пуштуны из трех южных провинций - Кандагара,

стр. 27

Гильменда и Урузгана, более известные как "кандагарцы". Однако в составе Кабульской шуры есть и представители восточных областей, и даже персоязычные, один узбек. Тенденция вводить непуштунов в руководство на губернаторские, министерские и подобные посты прослеживается, по крайней мере, с осени 1998 года - такие выдвиженцы наиболее заметны на севере, где проживают национальные меньшинства. Возможно, этим или, что более вероятно, значительным вознаграждением были привлечены перебежчики из шиитской группировки Хезбе Вахдат, некоторые соратники узбекского лидера А. Дустома. Сами лидеры талибов не прочь улучшить хотя бы внешний фасад своего режима.

Наличие двух центров власти - шуры-правительства в Кабуле и высших, фактически законодательных, органов во главе с "амир аль-муминин" в Кандагаре порождало самые различные предположения (о противоборстве в руководстве ИЭА, о двухуровневой структуре управления и т. д.). Но, быть может, в этом есть и некоторый резон: кроме причин исторических (Кандагар - первая столица афганцев) и этнополитических (Кабул -издавна город персоязычных, в последние годы ассоциирующийся к тому же с постоянными расколами и конфликтами), есть и геополитические, и экономические (уже упоминавшийся маршрут к пакистанским пунктам стратегической поддержки). Скорее всего, это временное положение - постоянной талибы стремятся сделать свою руководящую роль в стране, хотя в этом смысле они перестают быть талибами, проводя "талибанизацию" всех остальных. Так, отказавшись от собственного партийного строительства, лидеры ИЭА лишили этого искуса и других. Партийность они рассматривают как институт, излишний в условиях свободы слова по-исламски, то есть допущения "позитивного критицизма" и инициативы снизу, адресованных наверх, даже самому "повелителю правоверных".

ИЗДЕРЖКИ ТЕОКРАТИЧЕСКОГО ПРАВЛЕНИЯ

Но, как оказалось, создаваемая талибами, а затем уже и иерархами ИЭА политико- административная система не свободна от изъянов и пороков: в условиях тотального дефицита и тяжелой финансово-экономической ситуации расцветают казнокрадство, взяточничество и т.п., причем среди нарушителей фигурируют далеко не последние лица режима: начальник инспекционного отдела грозной "полиции нравов", присвоивший миллионы афгани из банка с помощью поддельных документов военного ведомства, начальник отдела разведки, попавшийся на взятке в 30 миллионов афгани, и т. п. Высокопоставленные чиновники получили по 38 ударов розг и были на полгода помещены в тюрьму.

Пострадать могут и правдоискатели: так, студенты медицинского факультета Нангархарского университета (единственного из возобновивших занятия в этом вузе) выступили против декана, обвинив его во взяточничестве и фаворитизме. Возникла трагическая цепочка - попытка заключить недовольных в тюрьму, массовый протест студенчества и расправа над ним силами особого полицейского подразделения, которым командовал не кто иной, как брат декана. В конечном счете властям пришлось признать факт превышения полномочий и пообещать предать виновных шариатскому суду.

Пытаясь наладить управление подконтрольной территорией, руководство ИЭА провело в начале 1999 года массовый сбор чиновничьего аппарата (до 10 тысяч человек) для обсуждения военно-политических, социально-экономических и других проблем. Косвенным подтверждением невысокой дисциплины госаппарата можно считать и отмену выходных для госслужащих на весь период рамазана, во избежание их самовольных отпусков и задержек в родных деревнях. Но, вероятно, проблемы только копились, так как осенью 1999 года глава ИЭА мулла М. Омар объявил о чрезвычайной мере - повсеместном учреждении на провинциальном и районном уровнях исламских консультативных советов. Каждый из таких советов должен состоять из 10 ученых-исламоведов, выбираемых населением и "интеллигенцией", и осуществлять надзор за соблюдением социальной справедливости местной администрацией и судами (5). При этом подчеркивалось, что создаваемые советы не будут надгосударственной или

стр. 28

парламентской структурой, скорее - гласом народа из недр местной бюрократии.

Одной из первых мишеней "очистительной" кампании оказались бывшие функционеры режимов ДРА-РА (1978-1992 годы), в первую очередь те, кто был отмечен наградами либо прошел военную и профессиональную подготовку в социалистических странах. Специальные комиссии в спешном порядке составляли списки "нежелательных персон" с их последующим отстранением от должности. Только в Кабульском университете таковых оказалось 85 человек, большинство - опытные и квалифицированные преподаватели, а ведь кампания охватила все учреждения ИЭА (6). Введение люстрации по существу противоречило всеобщей амнистии, объявленной самими же талибами после захвата ими Кабула в сентябре 1996 года. Фактическое дезавуирование акта об амнистии началось еще в 1997 году, но и тогда, и в декретном варианте конца 1999 года оно носило избирательный характер - на нынешнем этапе ИЭА просто не может обойтись без услуг хотя бы некоторых групп или отдельных профессионалов, подготовленных при прежних режимах.

Важным, причем весьма специфическим элементом государственно-политической системы ИЭА является судебная власть. Структурно она проста, но, в силу жесткости официальной идеологии и морали (по всем случаям - апелляция к шариату) имеет ярко выраженный карательный характер и работает с большой перегрузкой. Судебная система эмирата включает в себя три типа судов: военные, гражданские и Верховный суд. Единственной апелляционной инстанцией является сам глава государства М. Омар, хотя по многим бытовым и иным преступлениям (в том числе - убийствам) запрашивается мнение родственников пострадавших - так обеспечивается возможность личной мести или личного помилования (гораздо более редкое, но также весьма похвальное для афганца проявление чувств).

Два десятилетия неразберихи, в том числе и правовой, расшатывание и без того слабой социально-экономической базы законопослушности, просто необычность и неожиданность внедряемых властями норм привели к росту преступности или к таким проявлениям социального поведения, которые не согласуются с официальным курсом эмирата талибов. Рост преступности вынудил руководство ИЭА принять 16 сентября 1998 года указ об ускоренной процедуре судопроизводства. Согласно ст. 1 указа, суды первой инстанции, органы следствия и кассационные суды переходили на сверхурочный (с одним выходным - пятницей) режим работы для завершения дел в пределах месяца. Кратчайшие сроки отводились и для других сопутствующих процедур (неделя - для изучения дела прокурором и т. п.).

Наряду с массовой антикриминальной кампанией под флагом шариата власти ИЭА принимают и реализуют под тем же углом зрения массу нормоположений административного, культурно-религиозного и семейно-бытового характера, большей частью - запретительных: от мельчайших "нет" пестрым цветам рекламы недвижимости и транспортных средств, белым носкам, прозрачным (?!) окнам, портным-мужчинам снимать мерки с женщин и т. п. до затрагивающих самые основы жизни целых групп - полов, этносов, конфессий. Так, в суровые социально- правовые рамки были помещены женщины. Строжайший домашний контроль и брак с 8 лет - вот удел представительниц этого пола, уготованный им талибами. Но случаются и некоторые послабления: в сентябре 1998 года был отменен один из самых старинных обычаев - насильственной выдачи замуж вдов за родственников умершего мужа.

Население, первоначально, на этапе широко рекламируемой самими талибами борьбы против "бандитизма" моджахедов терпимо воспринимавшее их драконовский стиль отношений с оппонентами и врагами, все чаще демонстрирует ответную нетерпимость и даже отпор тем, кто мнит себя правителями нового государства - ИЭА. Искрой конфликта иногда становится небрежность низового чиновничества, соединенная с

стр. 29

незнанием народных обычаев и традиций, ощущение вседозволенности власти. Инцидент такого рода произошел в провинции Хост в дни мусульманского праздника Ид-уль фетр, завершавшего месяц рамазан 1999 года: талибам показалась неисламской традиционная игра-соревнование молодежи из племени гурбаз ("чоканье" вареными яйцами). Итог их вмешательства - целое сражение с применением оружия и жертвами, получившее трагикомическую известность как "яичная битва" (7).

Весьма спорной для многих наблюдателей и соответствующей части афганского населения представляется национальная политика ИЭА. Самым зловещим ее проявлением считается массовая резня непуштунского населения, главным образом хазарейцев-шиитов, в городе Мазари-Шарифе 8-9 августа 1998 года. Она произошла после второго штурма города - последнего крупного оплота Северного альянса (первый, в марте 1997 года оказался неудачным, талибы потеряли тогда около двух тысяч человек) и выглядела жестокой местью за прошлую неудачу - по разным данным, погибло от двух до пяти тысяч человек (8). Уцелевших шиитов заставляли перейти в суннизм либо платить специальный налог для немусульман. Национальные ущемления, как правило, тесно переплетаются с религиозными: например, талибы нетерпимы к некоторым ритуалам суфиев.

Неуютно чувствуют себя и уже немногочисленные, но все еще остающиеся в Афганистане выходцы из Южной Азии - индусы и сикхи. Они по праву считают себя старожилами этой земли - их предки поселились здесь еще в XVII-XVIII веках, занимаясь торговлей, финансами, ремеслами. Вплоть до реформ Амануллыхана в 1920-х годах именно индусы обеспечивали основные финансовые операции на местном рынке. Да и в дальнейшем, даже при власти моджахедов первой половины 90-х, они, как и афганские сикхи, продолжали заниматься своим профильным бизнесом, хотя значительная часть этого сообщества переместилась в Москву для проведения операций на евразийском пространстве. Справедливости ради следует сказать, что серьезные удары сикхско-индусская община получила еще в 1992-1994 годах, так как в этот период были разрушены несколько индусских храмов.

С приходом к власти талибов был принят новый закон для немусульман. Первыми его испытали на себе индусские и сикхские семьи Кандагара, а таких здесь оставалось около 50 из 600 некогда проживавших: они должны были носить на одежде желтый знак, разговаривать на пушту, женщины - носить паранджу, а девочки - оставить школу. Свернуть или даже закрыть запрещенный бизнес пришлось и, например, фотографам (им разрешалось делать фото только на документы). Представителям этих этнорелигиозных групп стало чрезвычайно трудно покинуть страну либо просто совершить зарубежную поездку: ИЭА не имеет официальных отношений ни с Индией, ни с большинством других государств мира. Места их богослужений, за исключением двух индусских храмов и одного сикхского гурдвара, превращены в жилье.

Претендуя на государственную власть в Афганистане и реально отправляя эту власть на большей части его территории, талибы не могли полностью игнорировать массы социальных и экономических проблем, свалившихся на страну. Пожалуй, самую резкую критику внешнего, прежде всего западного мира, вызвал подход ИЭА к проблемам образования, в особенности женского, и вообще положения женщин в афганском обществе. Однако в общем критическом хоре раздаются и голоса, призывающие взглянуть на ситуацию шире, с учетом ее исторических и социальных корней. "Проблема женского образования в Афганистане - это не проблема талибов, а общественное восприятие такого образования как культурно и религиозно неприемлемого; талибы - лишь симптом этого восприятия, а не его причина", - писала осенью 1998 года пакистанская газета "Фронтиер Пост" (9). Действительно, талибы выглядят в этом последователями режима Б. Раббани: еще 27 августа 1993 года отдел исследований и декретов Верховного суда отдал распоряжение государственным ведомствам уволить весь женский персонал и закрыть школы для девочек как "рассадники разврата". Согласно данным ЮНИСЕФ того же года, только 3,7 процента девочек посещали школы, а в почти половине провинций - и того меньше, в пределах одного процента. Но даже независимые эксперты (например, американская исследовательница Н. Дюпре) признают, что женское образование в Афганистане должно быть адаптировано к местным социальным условиям - включать как можно больше предметов прикладного характера и т. п. Власти ИЭА не собираются менять установку на раздельное обучение детей и молодежи обоего пола, но постоянно подчеркивают, что для открытия и поддержания работы женских школ просто нет средств. В 1998 году ИЭА и образовательные структуры ООН должны были подписать меморандум об открытии 22 школ - половина из них предназначалась для девочек. Буквально в последний момент подписание было сорвано афганской стороной. Но неправительственные и международные организации осуществили через масс-медиа и другие каналы беспрецедентное давление на эмират и добились официальной санкции на женское образование: первая женская школа "эпохи талибов" была торжественно открыта 21 марта 1999 года в Кабуле при содействии ЮНИСЕФ, а за последующие несколько месяцев в прилегающей области открылось 13 школ для девочек. Педагогический персонал этих школ - исключительно женщины, религиозная тематика занимает до 60 процентов программы, возраст учениц ограничен 12 годами. Среди спонсоров женских учебных заведений - благотворительные фонды Германии, международные организации. Шведский комитет по Афганистану. Следует отметить, что обучение девочек в Афганистане продолжалось и вопреки запретам властей, но нелегально, в немногочисленных и достаточно дорогих домашних школах.

Если же говорить об образовании в целом, в том его виде, в каком оно осуществляется на территории, подконтрольной властям ИЭА, то нельзя не заметить преобладания в нем религиозного компонента, причем число религиозных школ растет: например, в провинции Кунар к осени 1998 года было открыто 55 новых медресе, а общая численность педагогических кадров и учащихся в них составила, соответственно, 1300 и 40000 человек (10). Не являются редкостью и общеобразовательные школы, хотя они испытывают острую нехватку средств. Например, открытая в Кабуле в том же 1998 году школа для мальчиков функционирует на самоокупаемости, для этого организована профессиональная подготовка учащихся и реализация их собственной продукции (ковров, обуви, мебели и др.). В целом же политика ИЭА в образовательной сфере имеет некоторую динамику в сторону интеграции светских и

стр. 30

религиозных предметов, университетское образование признается, по крайней мере, декларативно, элементом национальной стратегии.

Образовательная тема позволяет обозначить лишь один из социальных векторов государственной политики талибов, да и то благодаря активности международных правозащитных организаций и устраиваемым ими шумным информационным кампаниям против идеологии и практики ИЭА. Социальный облик установившегося там режима дополняют и некоторые доступные, хотя и весьма отрывочные данные общекультурного характера. На совести талибов разрушение выдающихся памятников (некоторых буддистских сооружений на севере страны), запрет многих уже ставших привычными средств информации и досуга (видео- и телеаппаратуры для приема внешней информации), музыкально-танцевальных развлечений, некоторых традиционных (празднование Науруза - Нового года), даже пуштунских обычаев. Их соответствующие ведомства обеспечивают информационно- пропагандистскую и психологическую обработку населения. Основные официальные материалы (указы муллы М. Омара, решения высших коллегиальных органов власти) распространяются радиостанцией "Голос шариата" (появилась и газетная версия официоза - еженедельник "Шариат"). В Кабуле издаются две ежедневные газеты - "Анис" (на дари) и "Хивад" (на пушту), воссоздана "Кабул таймс", в основном рассчитанная на внешнего читателя. Газеты выходят также и в некоторых провинциях (Нимруз, Газни), в крупных городах есть довольно мощные радиостанции (кабульскую слышно в Дели). В Карачи издается газета "Дха'рб-и- Мумин" (в английском и пушту вариантах), считающаяся неофициальным зарубежным изданием движения Талибан.

ПОИСК РЕШЕНИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМ

Сколько бы ни были талибы активны на поле боя или в пропагандистских сражениях, основным мерилом их деятельности, по крайней мере, с осени 1997 года (провозглашение ИЭА) является социально-экономическая ситуация на контролируемой территории и другие принципиальные показатели функциональности и устойчивости власти. Оппоненты и критики режима ИЭА отмечают его неспособность справиться с инфляцией, ростом цен на товары первой необходимости, беспрецедентным падением курса национальной валюты - афгани. В конце 1998 года курс афгани составлял 42 тысячи за один доллар, годом позже - 48- 49 тысяч (в середине ноября 1999 года в связи с принятием санкций СБ ООН против ИЭА он подскакивал до 54 тысяч).

Неблагоприятен его курс и во взаимоотношениях с пакистанской денежной единицей: в таком же временном разрыве 770 и 950 афгани за рупию. Вину за галопирующую инфляцию талибы возлагают на своих противников из Северного альянса, наводняющих, по их утверждению, денежный и весь афганский рынок фальшивыми или гиперноминальными (10 тысяч афгани) банкнотами. Как считается, контрабандную валюту завозят частные торговцы с афганского севера и пешаварских валютных рынков. Парадоксально, но ИЭА до сих пор не имеет и не печатает собственной валюты, пользуясь остающимися в хождении денежными знаками режима Б. Раббани, которые печатались и, по некоторым данным, продолжают печататься в России и Украине, возможно, - частными фирмами.

Пытаясь как-то разрубить финансовый узел, талибы, в общем-то располагающие немалыми денежными средствами в твердой валюте, выдвигают планы один фантастичнее другого вроде демонетаризации страны, то есть выведения денег из хозяйственно-экономических, да и прочих социальных отношений и процессов. Другой финансово-экономический проект талибов, менее

стр. 31

радикальный по форме, но более пропагандистский по существу, предусматривает создание банка, соответствующего исламской системе ценностей. Правда, неясно, будет ли это новое учреждение дополнением к уже существующим элементам банковской системы ИЭА (Афганский национальный банк с филиалами в Пакистане и Государственный банк Афганистана) или заменит ее. Талибы провели консультации с пакистанскими экспертами в области исламской экономики и религиозными авторитетами в Пешаваре и получили заверения в поддержке, но пикантность ситуации заключается в том, что первый афганский банк такого рода предполагается создать в Пешаваре (?!) и лишь его филиалы - в крупных афганских городах.

Однако любые попытки освоения навыков менеджмента в финансовом деле, волевые или рациональные, уступают прямому административному вмешательству чиновничества ИЭА в экономические отношения. Самый ближайший пример - регулирование цен: так, в феврале 1999 года наказанию были подвергнуты кабульские мясники, нарушившие установленный потолок цен (55 центов за 2,2 фунта говядины и 75 центов за то же количество баранины) - виновных заставили пройти по столичным улицам с ножами, привязанными к голове в виде рогов (11).

Рост цен на продовольственные товары связан прежде всего с их контрабандой в Пакистан - там на черных рынках Пешавара и других приграничных городов они находят быстрый сбыт. Продовольственный кризис особенно обострился после введения СБ ООН санкций против ИЭА. Талибам, уже давно и небезуспешно пытающимся диверсифицировать внешнеэкономические связи, пришлось срочно улучшать свои отношения с Ираном: в конце ноября 1999 года открылась для частного бизнеса ирано-афганская граница, возобновило работу, в части торговли, иранское консульство в Герате. Еще раньше были заключены соглашения о поставках в ИЭА пшеницы из Австралии, Казахстана. Последняя сделка предусматривала продажу ИЭА 60000 тонн казахской пшеницы по ценам ниже рыночных (166 долларов за метрическую тонну) - уже летом 1999 года поступление первых партий этого товара в Герат позволило снизить стоимость пшеницы на местном рынке.

Основным же торговым и вообще экономическим партнером ИЭА был и по- прежнему остается Пакистан. Прежде всего, через него осуществляются внешние связи: более 30 лет, с небольшими перерывами, Афганистан беспошлинно пользуется пакистанским портом Карачи. Такое положение регулируется соответствующим соглашением (Afghan Transit Trade Agreement - ATTA), но в последнее время в связи с расширением контрабандной торговли пакистанские власти вынуждены накладывать арест на предназначенные для ИЭА товары. По расчетам Всемирного банка, контрабанда в рамках ATTA достигает 2,5 миллиарда долларов в год, что лишь обостряет всеобщий дефицит в Афганистане и деформирует экономику приграничных провинций Пакистана. Пешаварская таможня изъяла контрабандных товаров на 314,8 миллиона рупий в 1995/1996 финансовом году, на 476 миллионов - в 1997/1998-м (12).

Хотя глава ИЭА мулла М. Омар заявил в интервью ливанской газете "Ан Нахар" (декабрь 1998 года), что "экономические проекты будут осуществляться сразу после восстановления мира и безопасности", императивы текущей действительности заставляют нынешних хозяев большей части Афганистана заниматься и общеэкономическими проблемами, и отраслевыми проектами. Это серьезное испытание их компетентности и менеджмента. Так, одной из ключевых фигур управленческого механизма оказался 40-летний моулави Ахмад Джан, министр горнорудных дел и промышленности. Он получил образование в медресе Хаккания в Пакистане и до своего вступления в движение Талибан торговал коврами в Саудовской Аравии. Теперь Ахмад Джан и его ближайшие коллеги занимаются проблемами афганской экономики.

В ТИСКАХ РЕГИОНАЛЬНОЙ ГЕОПОЛИТИКИ

Захватив большую часть территории современного Афганистана, талибы сразу же оказались в эпицентре жестокой схватки международных монополий за выгодные торгово-сырьевые маршруты из Центральной Азии на восток, до Пакистана и далее. Основная борьба шла с начала 90-х годов за право строительства газопровода через Афганистан. Талибы унаследовали соглашение, заключенное в 1995 году правительством Б. Раббани с аргентинской компанией BRIDAS, однако им еще предстояло сделать окончательный выбор партнера. Другим перспективным подрядчиком выступала американская энергетическая компания Unocal, имевшая значительный опыт работы в Пакистане и, в целом, в Азии. Unocal выглядела более предпочтительной в глазах американцев, Пакистана и главного продавца газа - Туркменистана. Но BRIDAS предлагала афганцам (фактически всем фракциям, контролирующим участки предполагаемого газопровода) неплохие условия: она была готова развивать всю инфраструктуру прилегающих областей, толерантно относилась к факту непризнания талибов международным сообществом и т. д. Были у нее свои люди и в американском транснациональном бизнесе. И все же лоббисты Unocal оказались сильнее: именно она создала в ноябре 1997 году международный консорциум Centgas (Central Asia Gas Pipeline Limited) с проектной стоимостью газопровода около двух миллиардов долларов, ее собственная доля составляла более половины, туркменского правительства - семь процентов, российского Газпрома - десять процентов и т. д. Но под нажимом американской общественности и резолюции СБ ООН от 9 декабря 1998 года, осуждающей режим талибов за поддержку терроризма и наркоторговли, Unocal отозвала свое участие в консорциуме, объяснив свой уход политической неопределенностью ситуации в регионе и падением цен на нефть. Фактический развал консорциума не обескуражил ни талибов, ни туркменские власти, ищущие любые возможности выгодной продажи природного сырья за рубеж. Туркменский министр иностранных дел Б. Шихмурадов (один из немногих иностранных дипломатов, кто встречался с главой ИЭА М. Омаром) заявил: "Компании приходят и уходят, но решающим остается национальный интерес. Нам определенно хотелось бы увидеть этот проект осуществленным" (13). Туркменистан вообще является одним из наиболее активных внешнеэкономических партнеров ИАЭ в Центральной Азии: достаточно назвать подписанное сторонами в декабре 1998 года соглашение об импорте в эмират сжиженного натурального газа, рост на 11 процентов торговли, соглашение об импорте бензина, дизельного и авиационного топлива. Туркменское

стр. 32

правительство рассматривало даже возможности строительства моста через Амударью на своем участке реки.

Своеобразной компенсацией за замороженный газовый суперпроект стала "медная" инициатива: очередная транснациональная команда (в ней идентифицирован пока только конгломерат "Сименс") осенью 1998 года подписала с ИЭА меморандум о взаимопонимании по поводу разработки месторождения медных руд в районе Логара (в 35 километрах южнее Кабула). По прогнозам, это месторождение - одно из крупнейших такого рода в мире. До весны 1999 года предполагалось оценить его запасы, вложив порядка одного миллиона долларов. Вызывают интерес инвесторов и золоторудные месторождения в районе Кандагара, провинции Заболь, хромитов в районе Кабула.

Помимо стратегических проектов, пока неудавшихся, и уже реализуемых соглашений с крупными зарубежными партнерами администрация талибов продвигает хозяйственные связи с небольшими зарубежными предпринимательскими группами: в ноябре 1998 года было подписано соглашение с одной греческой компанией о разведке нефтяных месторождений близ Герата, примерно тогда же делегация иностранных инвесторов из США, Великобритании и Кении совершила поездку по территории ИЭА с целью изучения конъюнктуры афганского рынка.

Выступая стороной (в общем малоквалифицированной, но амбициозной и требовательной) в многоходовых региональных экономических комбинациях, ИЭА во многом зависит от центральноазиатских соседей в энергетическом отношении. Создается впечатление, что его руководство иногда уповает лишь на их добрую волю и сочувствие к простым людям, особенно соплеменникам на афганском севере. Ситуация же такова: Афганистан с 1993 года не выплачивает 77-миллионный долларовый заем Ашхабада, но до недавнего времени весьма исправно получал электроэнергию: например, в провинциях Балх, Джаузджан и Саманган из Туркменистана. Внешнее энергоснабжение было прекращено или значительно сокращено в связи с событиями 8-9 августа 1998 года в Мазари-Шарифе, где талибы устроили массовую резню шиитского населения. В начале января 1999 года отключил энергоснабжение Мазари-Шарифа и Узбекистан - как было сказано, по экономическим соображениям, за неуплату старого долга.

Поскольку элементы организованного национального производства почти отсутствуют в самовыживающей экономике ИЭА, развитие приобретают старые и новые криминальные промыслы, вроде наркопроизводства и наркоторговли, а также домашний труд и ремесла: ковроткачество, вышивка, ювелирное дело и др.

Наркопроизводство и сопутствующие ему торгово-сбытовые операции из полутеневой сферы афганской экономики в годы многолетней гражданской войны перешли в разряд основных: по данным Программы по контролю за наркотиками ООН, производство опия-сырца в Афганистане выросло в 1998 году на пять процентов по сравнению с предыдущим годом и составило около 2200 тонн, обрабатываемые площади - 63 тысячи гектаров. Под давлением международного сообщества талибы в июне 1998 года объявили о запрете производства и сбыта гашиша, но уверяли критиков, что опиум является основным источником доходов населения, в чем были близки к истине. Пытаясь наладить международный диалог, они, однако, вынуждены заявлять о начале наступления на наркобизнес. Так, весной 1999 года по их приказу запылал гигантский костер из наркооборудования и наркосырья в провинции Нангархар, к концу года в прессе появились сообщения о сельскохозяйственных проектах замены наркопроизводства на крупномасштабное садоводство, а в 2000 году было публично уничтожено несколько плантаций мака.

Аграрная политика - проблемная сфера даже в стабильных социально- хозяйственных системах. Поскольку сегодня стабильность отсутствует в базисных структурах афганской общественной жизни, аграрная сфера либо игнорируется, либо политика в этой сфере имеет случайный характер, поскольку законы шариата сами по себе не могут восстановить экономическую жизнь страны. Подчеркивая свою приверженность шариату и принципу частной собственности, "аграрии" ИЭА в реальной жизни нередко преступают их в угоду своим корпоративным, земляческим и прочим интересам. Иллюстрацией такого подхода может служить конфликт, возникший в провинции Нангархар: бурную реакцию местного населения вызвало решение властей передать большой участок государственной земли в собственность 600 семьям из Логара и Пактии. Особую остроту возникшей ситуации придало и то обстоятельство, что данный участок находится вдоль стратегической трассы Джалалабад - Торхам (пакистанский пограничный пункт) и сулит большие выгоды. Не случайно среди получателей земли оказались многие торговцы, полевые командиры, а также представители провинциальной администрации - логарцы по происхождению. Собрания местных вождей и старейшин расценили это решение как неприемлемое и обратились к главе государства с требованием пересмотреть дарственный акт, ущемляющий интересы самих нангархарцев.

Укоренение талибов во власти и сохраняющаяся стагнация экономики не отменили той непреложной истины, что аграрный вопрос в Афганистане - одна из острейших проблем экономической и социальной жизни, а земля остается непреходящей ценностью и источником существования. Лишним доказательством тому стал недавний конфликт (в январе 2000 года) по поводу захвата государственных земель в ряде восточных провинций Афганистана местным чиновничеством и близкими к нему лицами. Около 400 старейшин Пактии, Хоста, Пактики и Гардеза ультимативно потребовали вернуть в 15-дневный срок (то есть до 4 февраля 2000 года) земли в государственную собственность, грозя в ином случае развернуть джихад против талибов, допустивших разбазаривание общенациональных ресурсов (14). О злоупотреблениях с землей свидетельствуют и многочисленные жалобы жителей Кабульской области, других регионов, причем все чаще в качестве виновных называют опять же правительственных чиновников, торгующих землей по поддельным документам.

Государственная, прежде всего, внутренняя политика ИЭА являлась и является предметом пристального внимания в центральноазиатском регионе, на более отдаленных рубежах Азии и в мире в целом. От талибов не ждали чудес, но одни обращали внимание на новизну, другие - внешнюю ангажированность военизированной "семинарской" группировки, третьи - на усталость большей части афганского общества от войны и разрухи, и т. д. Но

стр. 33

талибы довольно быстро "сбросили" скромную первоначальную личину учеников ислама и наскоро построили вертикаль и горизонталь своей власти, постепенно наполняя ее все новыми конструкциями. Важное геополитическое и геоэкономическое положение Центральной Азии, в том числе и ее афганской части, позволило им выступить непризнанным, но необходимым партнером, и стороной самых масштабных экономических, а на менее очевидном уровне - и политико- стратегических проектов, что объективно способствует их формальной легитимизации в современном международно-правовом пространстве. Между тем эта тенденция, по существу, остается неясной: серьезные религиозно-политические и финансовые обязательства талибов по отношению к третьим сторонам, их межэтнические, клановые, межрегиональные противоречия - вот далеко не полный перечень факторов, препятствующих позитивной динамике на социально- политическом и экономико-географическом пространстве, именуемом самими талибами ИЭА.

РАСКОЛОТОЕ ОБЩЕСТВО

В Афганистане в преддверии XXI века сложилось несколько разновеликих социальных образований, по большей части реальных, но каждое - со своей долей виртуальности. Это Исламское государство Афганистан - узкая полоса афганского севера и анклавы национальных меньшинств с военными формированиями Северного альянса и его "репатриированными" государственными структурами, почти пятимиллионная афганская диаспора - по преимуществу маргинализированное, "разрыхленное" и многоликое социальное сообщество. Наконец, ИЭА, эскизный образ которого и был предложен выше. Даже при беглом взгляде оказывается, что социально-экономические границы ИЭА несколько шире его нынешних географических рамок: конечно, глубоко неверно считать его пятой провинцией Пакистана, но вот политические, социальные, экономические и прочие линии, глубоко уходящие в пакистанскую почву, совершенно очевидны.

Санкции, введенные СБ ООН против ИЭА осенью 1999 года - новое испытание для афганского народа и его нынешних правителей: замораживание счетов и активов в зарубежных банках, торговых и других операций, почтовой и других видов связи и прочие многочисленные неудобства, несомненно, дадут повод талибам убедиться, кто их друг, а кто -недруг. Впрочем, талибы, контролирующие почти 90 процентов территории Афганистана, не одиноки в стремлении взять на себя ответственность за судьбу страны. На это претендуют и другие внутриафганские, по нахождению и происхождению, а также базирующиеся в настоящий момент за пределами страны силы - например, Движение за созыв чрезвычайной Лоя Джирги (Высшего собрания представителей племен и духовенства). Будет ли результативным затянувшийся политический гейм в Афганистане, где самым заметным игроком стал теократический по своей идеологии и военно-бюрократический по форме персонифицированный авторитарно-популистский режим "десяти тысяч талибов", покажет время. Провокационное по форме и выбранному моменту признание талибами "независимой Ичкерии" в разгар российской военной кампании в Чечне (об этом было объявлено в ходе визита чеченской делегации во главе с З. Яндарбиевым в Кабул в январе 2000 года) с перспективой формирования на территории ИЭА чеченского правительства в изгнании служит скорее своеобразным знаком.

Активная поддержка талибами чеченских террористов вынудила Москву искать адекватные меры по предотвращению потенциальной угрозы, исходящей из Кабула, обеспечению национальной безопасности стран Центральной Азии, в первую очередь, Узбекистана и Таджикистана. В апреле-мае 2000 года ряд военных и политических руководителей России выступил с жестким заявлением о возможности нанесения превентивных ударов по базам талибов в Афганистане, где ведется подготовка чеченских боевиков. Таким образом, напряженность ситуации в регионе, вызванная действиями талибов, сохраняется, принимая хронический характер.

1 Пакистанский аналитик, редактор "Defense Journal" A.P. Сиддики пишет, что талибов "сначала прозвали "личной армией" генерала Бабара". - The Nation, April 7, 1999. Об этой стороне деятельности Н. Бабара см., например, в Afghanistan and the Taliban. Ed. by W. Maley (New York, 1998).

2 См. электронную версию его беседы с ведущим CNN 8 марта 1999 г. - www.foreignrelations.org/cold_war_chat_Rubin.htm.

3 См. версию известного афганского историка X. Какара в Central Asian Monitor, v. 4, 1998, p. 24; одно из самых приближенных к местности описаний биографии М. Омара дано журналисткой газеты "Гардиан" С. Голденберг. - Dawn, Oct. 15 1998. Не подтверждается факт руководства им медресе после падения режима Наджибуллы, приводимый американскими афганистами Р. Магнусом и И. Наби в их книге Afghanistan: mullah, Marx and mujahid (Westview Press, 1998), p. 181.

4 М. Roashan. Islam and Taliban, Dec. 11, 1998 -www.afghanistans.com/countrycomer. Гораздо более жесткую оценку религиозного профиля талибов дает ведущий индийский эксперт по Западной Азии Калим Бахадур: "Ислам талибов - это не ислам шариата или интеллектуалов, а ислам мулл, смешанный с худшими племенными традициями". - Afghanistan and Asian Stability. Ed. by V.D. Chopra (New Delhi, 1998), p. 66.

5 Dawn, Nov. 28, 1999; The Times of India, Nov. 30, 1999.

6 Dawn, Dec. 14, 1999. Списки лиц указанных категорий должны быть рассмотрены Советом министров ИЭА.

7 The News International, 26 Jan. 1999.

8 Правозащитные организации провели расследование мазарских событий августа 1998 года и подготовили соответствующие материалы для мирового сообщества. Большое внимание этой теме уделяли и средства массовой информации, - см., например: Washington Post, Nov. 28, 1998.

9 Frontier Post, 10 Nov. 1998.

10 См. электронный вариант интервью главы департамента образования провинции Кунар моулави А. Хаккани газете Dha'rb-iMumin, представленный на дискуссионный лист [email protected] 30 ноября 1998 г.

11 Информация агентства Ассошиэйтед Пресс, представленная на афганский дискуссионный лист [email protected] от 5 февраля 1999 г.

12 Dawn, Feb. 5, 1999.

13 Frontier Post, 26 Jan. 1999.

14 Материалы агентства Рейтер по этому эпизоду воспроизводит в электронной версии Свободное Афганское Радио http://www.afghanradio.com/jan25a2000.htm.

Постоянный адрес данной публикации: