КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ. РЕЦЕНЗИИ

СБОРНИК ДОКЛАДОВ УЧАСТНИКОВ МЕЖДУНАРОДНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ, ПОСВЯЩЕННОЙ 90-ЛЕТИЮ Б. Г. ГАФУРОВА. 28 - 29 июля 1999 г., Нью-Дели

М., 2000. 250 с.

(c) 2002 Д. В. МИКУЛЬСКИЙ

Востоковедам, в особенности тем, кто занимается изучением традиционной культуры народов Востока, хорошо известно, что прославившийся в той или иной сфере человек остается в памяти потомков не только своими сочинениями, если таковые имелись, но и сложившимися первоначально в устной форме преданиями о нем. Получив письменную фиксацию такие предания подчас становятся важным элементом той или иной культуры, иногда переходят из одной культуры и другую, посредством чего и осуществляется тот самый диалог между культурами. Все это в полной мере можно отнести к личности видного советского таджикского ученого Б. Г. Гафурова.

Институт востоковедения - научное учреждение со стажем и устоями. Здесь престижно принадлежать к той категории сотрудников, которые работают в институте долго, буквально десятки лет. Проведя в стенах института каких- нибудь девять лет, я тем не менее также могу засвидетельствовать существование устойчивой устной традиции о Гафурове, включающей анекдоты, в которых академик предстает человеком умным, порядочным и по- хорошему изворотливым. Что, как не это, является наидостойнейшим памятником наидостойнейшему мужу?

В связи с 90-летием ученого в Нью-Дели Институтом азиатских исследований им. Маулана Абул Калам Азада была организована Международная научная конференция под девизом изучения диалога между культурами и цивилизациями, посвященная рассмотрению центрально-азиатских проблем и роли Б. Г. Гафурова в развитии науки о культурах народов среднеазиатских стран и Казахстана. На основе докладов участников конференции Посольством Республики Таджикистана в РФ, Посольством Республики Индия в РФ при участии Института востоковедения РАН был подготовлен рассматриваемый сборник.

Ряд статей сборника посвящен жизненному пути, а также творческим достижениям Б. Г. Гафурова. Особенно подробно рассказывает об этом акад. АН РТ А. М. Мухтаров ("Слово о Бободжане Гафурове"). Автор особенно подчеркивает то обстоятельство, что президент Таджикистана Э. Ш. Рахмонов издал указ о посмертном присвоении Б. Г. Гафурову звания Героя Таджикистана (с. 183). Из этого факта, так же как и из некоторых других, следует, что в Таджикистане юбиляр превратился в культурно-значимую фигуру общенационального масштаба. Об этом, в частности, свидетельствует пассаж из статьи президента АН РТ У. М. Мирсаидова ("Вклад Б. Гафурова в развитие науки о Таджикистане"), где Б. Г. Гафуров ставится в один ряд с такими крупнейшими деятелями персидско-таджикской культуры, как Рудаки, Ибн Сина, Беруни, Рази и Айни (с. 123). Отмечу, что подобного рода рассуждения присущи не только лицам, связанным с правительственными кругами Таджикистана, но и сторонникам организаций, в прошлом входящих в состав Объединенной таджикской оппозиции. Таким образом, значение Б. Г. Гафурова как одного из столпов таджикской культуры признается всеми политическими силами Таджикистана.

Поскольку советское наследие продолжает играть важную роль в политической культуре стран Среднеазиатского региона, А. М. Мухтаров, вполне естественно, отмечает, что в своей известной работе 1947 г. "История таджикского народа в кратком изложении" Б. Г. Гафуров проявился "как ученый-новатор и ученый- интернационалист" (с. 179). Правда, сотрудник Института азиатских исследований им. Мауалана Абул Калам Азада С. Чаттерджи ("Восстановление места Таджикистана в мировой истории: учение Бартольда и Гафурова в новой таджикской историографии") полагает, будто Б. Г. Гафуров не был приверженцем советского строя (с. 131).

В то же время авторы, посвятившие свои статьи личности Б. Г. Гафурова, отмечают и традиционные истоки его образованности. В частности проф. Худжандского Государственного ун-та им. Б. Гафурова У. Гаффаров ("Источники и факторы известности Бободжана Гафурова") отмечает, что воспитанием будущего крупного ученого и государственного деятеля занималась его мать, выдающаяся таджикская поэтесса Розия Одод (с. 184). Автор подчеркивает

стр. 190

то обстоятельство, что Б. Г. Гафуров не оставлял научной работы, находясь на партийных и государственных постах (с. 184). Возможно, это свидетельствует о том, что ученый следовал восточной традиции, согласно которой образованный человек, находящийся на государственной службе, не должен оставлять своих научных занятий. Автор оценивает юбиляра как "энциклопедиста своего времени" (с. 185). Это констатирует и А. М. Мухтаров, говоря о дружбе Гафурова со многими русскими учеными, прежде всего с М. С. Андреевым и А. А. Семеновым (с. 178 - 179) - ведь просвещенный властитель обязан покровительствовать властителям дум. Замечу, что эту черту поведения Б. Г. Гафурова отмечали в беседах со мной и те, кто знал его лично еще по Душанбе; они именно таким образом объясняли названную сторону его поведения.

Статья сотрудницы Центра индийских исследований ИВ РАН Н. Б. Гафуровой ("Мои учителя - отец и Кабир Дас") показывает, что в семейном кругу Б. Г. Гафуров мыслил себя как мудрец-наставник: давал дочери советы, полезные в ее научных занятиях, посылал ей письма, в которых затрагивал научные темы (с. 168, 174). Возможно, эти факты раскрывают еще одну сторону связей ученого с традиционной таджикской поведенческой культурой.

Б. Г. Гафуров был не только носителем этой культуры, ее исследователем, но и изучал культуры других народов Центральной Азии. Поэтому в сборнике, посвященном его памяти, немало места уделяется различным аспектам культур центральноазиатских народов. Авторы сборника затрагивают прежде всего проблемы формирования и роли древней культуры предков таджиков и других народов Средней Азии. Этому, в частности, посвящена статья проф. Кыргызско- Российского Славянского ун-та (Бишкек) В. Д. Горячевой ("Буддийские и индуистские памятники Кыргызстана и перспективы их изучения"), в которой она убедительно показывает, что кыргызский эпос "Манас" испытал значительное влияние эпических сказаний ариев Индии, а также непосредственных предков таджиков - ариев Евразии (с. 241 - 243). Возможно, само слово "манас" имеет индоарийское происхождение и было заимствовано в буддийско-манихейской среде Восточного Туркестана (с. 245). Другой важный элемент культуры, заимствованный древними кыргызами у ариев, - погребально-поминальный обряд, функционировавший в течение весьма длительного времени (с. 243 - 245).

Интересные рассуждения об особенностях исторического процесса у таджиков содержатся в статьях С. Чаттерджи и исследователя из Китайского ин-та современных проблем (Пекин) Сюй Тао ("Об исламском движении в Центральной Азии"). В связи с традициями изучения истории таджиков и других центральноазиатских народов, продолжателем которых в советское время был Б. Г. Гафуров, С. Чаттерджи отмечает, что главнейшим его предшественником являлся выдающийся российский востоковед В. В. Бартольд, воплотивший в своем научном творчестве лучшие черты российской востоковедной науки своего времени (с. 127).

Авторы сборника, затронувшие проблемы истории таджикского народа, справедливо считают советскую эпоху важным этапом в развитии таджиков. Среди прочего, особое внимание привлекает рассуждение проф. Мусульманского ун-та в г. Алигарх (Индия) М. Хайдар ("В наши дни взгляды Бободжана Гафурова еще более важны и актуальны") о том, что в досоветский период Средняя Азия представляла собой единую страну, которая была искусственно разделена на национальные государства по языковому принципу, чтобы "не допустить... объединения в общую систему" (с. 161). В этом же русле лежат и пассажи, принадлежащие С. Чаттерджи: "Создание таджикской советской культуры было задумано как часть общего процесса "искоренения ген" поколений в орбите советского государства"; "Таджикский эпос был обозначен как единство языка, культуры и наследия... Персидское наследие таджиков должно было освещаться как часть советской политики в области культуры" (с. 128).

Замечу, что подобного рода односторонние суждения, насколько можно судить по некоторым другим публикациям, а также на основе моих личных наблюдений, весьма распространенные среди зарубежных специалистов по Средней Азии, имеют безусловное право на обнародование в рамках сборника, основывающегося на материалах международной конференции. Вызывает удивление другое - отсутствие полемики со стороны таджикских специалистов, принявших участие в этом научном форуме (может быть, она не фиксирована в рецензируемой книге?).

Одной из важных составляющих как истории таджикского народа, так и его современности являются клановость и регионализм. Авторы сборника отдают немалую дань этой проблеме. Так, сотрудница Института азиатских исследований им. Маулана Абул Калам Азада А. Сен-

стр. 191

гупта ("Исследование проблем государственного формирования в Узбекистане") указывает на значительную общественную роль кланов и квартальных общин-махалля у народов Центральной Азии (с. 202 - 203). С. Чаттерджи отмечает, что нынешние противоречия, существующие в Таджикистане между центральной властью и регионами, восходят к эпохе Бухарского эмирата (с. 124). По мнению консультанта Ун-та им. Дж. Неру А. Патнайка ("Проблемы выбора государственного строительства в Таджикистане"), советская административная система способствовала укреплению регионализма не только в Таджикистане, но и в других центральноазиатских республиках. Однако в советском Таджикистане регионализм все же не был узаконен в той степени, как в прочих республиках Советского Союза (на мой взгляд, это вряд ли соответствует действительности), правда, после краха советской власти "региональные кланы" стали главной формой солидарности местного населения. У таджиков имеются региональные группы различных уровней, что свидетельствует о том, что национальная консолидация не осуществилась (с. 149, 150, 152, 153 - 154).

Интересным примером интерпретации региональных различий в Таджикистане является раздел статьи Н. Б. Гафуровой, где она, рассказывая о посещении вместе с отцом Ягноба (поездка, по всей видимости, состоялась в 1960-е годы), отмечает, что тамошнее население, потомки древних жителей Средней Азии, отчасти сохраняющие свой исконный язык, якобы исповедовали зороастризм. Ягнобцы, несмотря на многие архаичные черты своего быта и культуры, не могли быть последователями той древней религии, но являются мусульманами. Однако в их верованиях и культурах, как и у других ираноязычных групп населения Таджикистана, проживающих в горах, сохранилось много пережиточных черт, имеющих доисламское происхождение. Молодая жительница Душанбе сочла, неверно интерпретировав эти пережитки, будто ягнобцы - последователи зороастризма. Такое отношение к этой группе выражает как общее мифологизированное восприятие друг друга таджиками, принадлежащими к разным локальным группам, так и неполную ассимилированность ягнобцев таджикским этносом.

Затрагивая тему культуры прочих центральноазиатских народов, фигурирующую в рецензируемом сборнике, отмечу очерк о востоковедной науке в Казахстане, содержащийся в статье сотрудника Казахского государственного национального ун-та Н. А. Алдабека ("Проблемы и перспективы востоковедения в Казахстане"). Он пишет, что востоковедение - одновременно и древняя, и новая дисциплина для его страны: с одной стороны, здесь творили такие мыслители Востока, как Фараби, Дулаби, Кашгари и Ч. Велиханов (sic!), а с другой - в Казахстане интенсивно создаются и функционируют современные востоковедные центры (Институт востоковедения АН РК и факультет востоковедения в Казахском государственном ун-те им. Фараби).

Большой блок проблем, затронутых в рецензируемом сборнике, связан с анализом геополитической обстановки, сложившейся в Центральноазиатском регионе и вокруг него. Так, проф. Китайского ин-та современных международных отношений (КНР) Ма Цзяли ("Геостратегическая ситуация и политика крупных держав в отношении Центральной Азии") отмечает, что большое геостратегическое значение этого региона проявилось еще в древние времена, когда он стал центром обмена людскими и материальными ресурсами между различными регионами и странами. Это обстоятельство и предопределило постоянное противоборство за подчинение Центральной Азии (с. 212 - 213). Подобной точки зрения придерживается и директор Ин-та проблем Центральной Азии Ланьгжоуского ун-та Ян Шу ("Многополярный мир и Центральная Азия"). По мнению Ма Цзяли, геостратегическое значение Центральной Азии особенно возросло после распада СССР (с. 213). В настоящее время, подчеркивает он, наибольшим влиянием в регионе пользуются западные державы, Россия, исламские страны и Китай. В этих условиях ключевой проблемой является поиск баланса между этими центрами силы (с. 206).

Ряд других интересных соображений относительно геостратегического значения Центральноазиатского региона высказаны в статьях проф. Ун-та Курукшетра (Индия) Р. С. Ядава ("Индия и республики Центральной Азии: проблемы и перспективы"), Ма Цзяли, а также германским политологом из Ин- та Шиллера (Висбаден) М. Либигом ("НАТО, возникающий "Евроазиатский треугольник" и Кавказско-Центральноазиатский регион"). Замечу, однако, что эти суждения касаются времени, предшествовавшего акции США и их союзников в Афганистане, и поэтому сейчас их следует воспринимать с некоторой корректировкой.

Что же касается самих центральноазиатских стран, то, по мнению Ма Цзяли, они бедны и слабы и поэтому не смогут эффективно сопротивляться иноземному влиянию (с. 220). Однако,

стр. 192

как полагает Ян Шу, сложившаяся ситуация способствует развитию отношений этих государств с Индией и КНР; правда, для этого необходима более солидная экономическая основа (с. 206).

Проблемы центральноазиатских государств, по мнению А. Сенгупты, коренятся в том, что, поскольку границы между ними были проведены весьма произвольно, они не представляют собой национальных государств в полном смысле этого слова (с. 188). Сходной точки зрения придерживается и Р. С. Ядав (с. 145 - 146). Этот автор, так же как и Ян Шу, полагает, что общие проблемы, с которыми сталкиваются центральноазиатские государства, сводятся к недостаточному развитию современных политических институтов (с. 142, 206).

Существование подобных проблем, в частности в Таджикистане, считает А. Патнайк, связано с массовым исходом русскоязычного населения, которое он называет "европейским" (этот термин, между прочим, был в широком ходу в дореволюционной литературе по Средней Азии и Казахстану, а также в работах 20-х годов XX в.). Несмотря на это обстоятельство, русский язык, по мнению автора, продолжает играть значительную роль и сохраняет серьезные перспективы, а представители некоренного населения и впредь будут играть значительную роль во властных структурах (с. 155, 156). Мои сведения, по данной проблеме коренным образом противоречат мнению А. Патнайка, как и его утверждению, что в Таджикистане, несмотря на отток некоренного населения, принципы гражданского общества продолжают превалировать над этническим национализмом, причину чего индийский таджиковед видит в слабости собственно таджикского национализма (с. 148). Мой личный опыт исследования современных проблем Таджикистана позволяет мне говорить о неприложимости таких понятий, как "национализм" и "гражданское общество", к таджикистанской общественно-политической реальности. Трудно в этих терминах заниматься анализом ситуации и в других центральноазиатских странах. Однако каждый исследователь, в конечном счете, имеет право на собственное мнение, если оно опирается на обширные и хорошо проверенные факты.

Одним из наиболее ярких проявлений традиционного характера центральноазиатских обществ являются исламистские движения, позиции которых наиболее сильны (хотя и по-разному) в Таджикистане и Узбекистане. Пытаясь выявить некие общие черты, присущие политическому исламу в регионе, проф. Китайского ин-та современных проблем (Пекин) Сюй Тао ("Об исламском движении в Центральной Азии") отмечает, что в свое время для советской власти проблема ислама в Средней Азии и Казахстане была одной из самых острых. По его мнению, тенденция к "возрождению ислама" стала проявляться после прихода к власти М. С. Горбачева. В действительности же дело обстоит гораздо сложнее и запутаннее. Тем более странным выглядит утверждение китайского автора о том, что исламистские силы в Центральной Азии восстановились в основном после 1997 г. (с. 222, 223).

С моей точки зрения, большее понимание проблемы политического ислама в Средней Азии демонстрирует А. Патнайк. Он совершенно справедливо отмечает то обстоятельство, что оппозиционные силы в Таджикистане не являлись демократическими, но стремились создать систему власти, построенную на основе религиозного фундаментализма и отчасти национализма (на самом деле - традиционализма). Слабость же национализма предопределила преобладание над последним исламистских установок (с. 148, 151).

Нельзя не согласиться с утверждением Сюй Тао, что радикальные исламистские силы, как бы то ни было, вряд ли смогут в ближайшем будущем стать серьезным политическим фактором в Центральной Азии, хотя и способны, при условии помощи извне, несколько осложнить обстановку в регионе (с. 223).

Р. С. Ядав проявляет по поводу центральноазиатского исламизма большее беспокойство. Он полагает, что оживление радикально-фундаменталистского направления в Центральной Азии представляет собой одну из главнейших угроз безопасности Индии (с. 140). Этот феномен, с его точки зрения, является основной проблемой во взаимоотношениях его страны с центральноазиатскими государствами. Чтобы успешно преодолеть такое существенное препятствие, обеим сторонам следует выработать единый подход к агрессивному политическому исламу. В то же время Пакистан стремится организовать сеть баз исламских террористов на своей границе с Афганистаном, что также не может не тревожить Индию (с. 145).

Проблема терроризма беспокоит и сотрудника индийского Ин-та оборонных исследований и анализа Радж Мулка ("Терроризм и насилие"). Он высказывает мнение, что в сети организа-

стр. 193

торов террористических группировок, таких как Бен Ладен (это писалось задолго до 11 сентября 2001 г.) попадают, чаще всего, слабые и склонные к даровым наслаждениям люди (с. 166). Как видит читатель, авторы сборника затрагивают весьма широкий спектр проблем и высказывают ряд интересных идей. Считаю, однако, своим долгом подчеркнуть, что такой поистине выдающийся человек, как Б. Г. Гафуров, безусловно, заслуживает гораздо более тщательно выполненного памятника, нежели рецензируемый сборник. Это касается, прежде всего, качества перевода статей иностранных авторов с английского языка на русский: русская версия книги изобилует стилистическими и смысловыми несуразностями. Мало того, что переводчики не являются востоковедами, но, и составители сборника, которые, в конечном счете, несут ответственность за его качество, оказались, на мой взгляд, не на высоте.

Permanent link to this publication: