История Республики Индонезии, которая в этом году отмечает 65-летие своей независимости, исполнена того драматизма, которым сопровождалось развитие народов, обретших свободу после Второй мировой войны. Многие, как Индонезия, оказывались на грани всеми ожидавшегося развала, но не всем, как Индонезии, удалось его миновать. Семнадцатого августа 1945 г. общность, состоявшая из сотен этносов, носителей разных культур, последователей, по крайней мере, пяти мировых конфессий, населявших тысячи островов величайшего в мире архипелага, стоявших на разных ступенях развития - от современных городов и промышленных центров на Яве и Суматре до каннибалов каменного века на Новой Гвинее, обрела независимость.

Ключевые слова: Индонезия, Сукарно, Сухарто, кабиры, "новый порядок", "берклийская мафия", Хабиби, АСЕАН.

Основоположник отечественного индонезиеведения А. А. Губер считал, что до конца голландского колониального господства не сложилась единая индонезийская нация. Он полагал, что этот процесс шел и в конце 1960-х гг. Однако колониальное господство провоцировало рост общеиндонезийской борьбы против него и обусловливало процесс формирования нации [Губер, 1970, с. 22].

На всех этапах истории независимой Индонезии наблюдается конфликт между этноцентризмом и национальным единством, и окончательная победа неизменно оставалась за последним. Чувство духовного единения - важный, часто решающий фактор на изломах судьбы независимой Индонезии.

Пока индонезийцы вели политическую, а затем с 1945 по 1949 г. вооруженную борьбу против голландцев, все было сравнительно ясно: враг - колонизаторы, и все беды и лишения, моральные, политические и социальные, все деформации общественного бытия исходят от них. С обретением суверенитета, с переходом к государственному, национальному и экономическому строительству, индонезийцы столкнулись с необходимостью преодолевать издержки колониального наследия. "Мы не были готовы к независимости и не имели ни малейшего представления о том, что нам следует делать. Не было никаких серьезных разговоров о том, какой будет наша страна после обретения независимости", скажет один из активных участников антиколониальной революции корреспонденту гонконгского журнала в 2002 г. Его товарищ добавит: "Мы сперва начали бороться и только потом начали думать" [McBeth, 2002, p. 46 - 47].

Необходимо было объединить этносы, племена и социальные слои с различными политическими культурами, порой противоположными представлениями о власти, личности, обществе, государстве, социальной справедливости и пр.1. Колонизаторы сознательно консервировали традиционную патриархально-феодальную систему ценностей, и индонезийцы не были подготовлены к вступлению в мир капиталистических ценностей, конкуренции, буржуазного образа жизни. Доминирующая в Индонезии яванская культура предполагает приоритет духовного над материальным, пренебреже-

1 В какой-то мере эта задача сохраняется до сих пор.

стр. 74
ние к стяжательству. С этим косвенно связан принцип "не через деньги к власти, а через власть к деньгам", что, в свою очередь, стало затем почвой для коррупции.

Как указывал А. А. Губер, в сравнении с другими колониальными странами исходные условия для формирования национальной буржуазии в Индонезии были крайне неблагоприятны. Так, сферы экономики и производства, в которых обычно происходит первоначальное накопление, были в значительной мере закрыты для индонезийцев [Губер, 1976, с. 73 - 74]. Еще одна особенность колониального наследия - неравномерность экономического и социального развития регионов страны. Этот фактор обретал особую взрывчатую силу, накладываясь на этнические, расовые и религиозные различия. Капитализм в Нидерландской Индии воспринимался местным населением как атрибут колонизаторов2. Предполагалось, что отношения эксплуатации сами собой исчезнут вместе с чужеземным господством. Свобода от колонизаторов ассоциировалась с торжеством идеи равенства и справедливости.

Лидеры освободительной борьбы стояли как бы над социальными различиями. Первым был Сукарно, сумевший найти и сформулировать платформу, которая на начальном этапе обеспечивала единство преобладающей части политического и социального спектра общества. Пять принципов, выдвинутых Сукарно, включали веру в единого Бога, справедливый и цивилизованный гуманизм, единство Индонезии, демократию на основе консультаций и представительства, социальную справедливость. Эти принципы вполне укладывались в разработанную Сукарно же концепцию мархаэнизма. Суть ее заключалась в том, что индонезийскому обществу чужды такие явления, как эксплуатация человека человеком, обладание крупной частной собственностью. Социальным идеалом провозглашались исконные отношения внутри сельской общины, основанные на равенстве и взаимопомощи3.

Сама расплывчатость концепций индонезийского народничества, ставшего государственной доктриной, создавала некий зонтик, под которым в условиях парламентской системы, существовавшей с 1950 г., какое-то время могли сравнительно свободно действовать все политические силы - от либералов западной школы до коммунистов и от ортодоксальных мусульман до светских националистов. Причины банкротства такого парламентаризма заслуживают отдельного рассмотрения. Здесь мы обозначим основные. Прежде всего отметим, что политическая этика яванцев в частности и индонезийцев в целом не предполагает открытых публичных дискуссий и соперничества, присущих парламентской деятельности.

Можно было отрицать на словах социальные различия, но невозможно было предотвратить их нарастание в условиях тяжелого экономического положения в первой половине 1950-х гг. В этой ситуации усиливалась левая часть политического спектра, Компартия Индонезии (КПИ), сочетавшая защиту наиболее обездоленных слоев города и деревни с весьма популярными антиимпериалистическими лозунгами. Итогом парламентских выборов 1955 г., проходивших вполне демократично, стало появление сильной коммунистической фракции. КПИ заняла четвертое место и успешно наращивала этот успех, выйдя на первое место на выборах в местные органы власти в последующие годы. Как оказалось, это была единственная партия с более или менее устойчивой и развивающейся социальной базой и программой, чем не могли похвастаться остальные. Сохранение парламентской системы становилось опасным для истеблишмента.

Однако главными причинами были слабость элиты, отсутствие у нее политической воли к тому, чтобы внедрять современные формы политического процесса в жизнь индонезийского общества, действовать в рамках этих форм.

2 Сквозь призму "колонизатор-туземец", учитывая особую посредническую роль китайского этнического меньшинства в торговле и ростовщичестве: "китаец-коренной житель".

3 Эта система взглядов напоминает теории русских народников с той разницей, что последние никогда не находились у кормила власти.

стр. 75
Структурная и идейная слабость большинства партий, приведшая к министерской чехарде в 1950 - 1957 гг., побуждала Сукарно искать противовес левому флангу4. Многочисленные коалиционные кабинеты оказались не в состоянии сформулировать и провести в жизнь экономическую программу, способную обеспечить развитие, предотвратить обезземеливание крестьян, рост безработицы в городах, нищеты. Развитие неизбежно обнажило бы противоречия, отчасти размытые отсталостью. В стране при этом не было общенациональной силы, способной возглавить развитие.

Попытки радикальных исламистов ввести развитие в жесткие рамки шариатских законов потерпели неудачу в первые дни независимости, когда были отклонены предложения внести в конституцию обязательное соблюдение исламских законов для мусульман. В Индонезии, где чуть менее 90% населения составляют мусульмане, исламские партии ни на одних выборах даже кумулятивно не набирали половины голосов. Таковы особенности религиозности индонезийцев. Исламистские вооруженные мятежи в 1950-х гг. не нашли реальной поддержки населения, хотя и привели к многочисленным жертвам и разрушениям.

В этих условиях на политическую авансцену выдвинулась армия с присущей ей со времен партизанской войны убежденностью в автономности от гражданской власти. Армия видела себя институтом, стоящим выше партийных, этнических, социальных и религиозных различий. Только КПИ в этом отношении могла реально сравниться с вооруженными силами по уровню организованности.

Поначалу активность военных выражалась в недовольстве офицерства теми или иными кадровыми назначениями или в неповиновении местных военачальников центральной власти. Они мотивировали это недовольством из-за усиления левых и несправедливого распределения доходов между центром и регионами.

Армейские мятежи, серьезно дестабилизировав ситуацию, не получили развития ввиду своей сепаратистской окраски - единство страны для большинства индонезийцев было и остается высшей и неоспоримой ценностью. По той же причине потерпели крах мятежи, которые организовали на "внешних островах" лидеры некоторых достаточно влиятельных партий, недовольных усилением левых сил. Тот факт, что сепаратистов поддержали США и Великобритания, считавшие это наиболее эффективным способом борьбы с "коммунистической угрозой", надолго и всерьез подорвал престиж Запада в Индонезии. Дестабилизация обстановки была истолкована и президентом Сукарно с его народническими представлениями об индонезийском обществе, и офицерским корпусом, видевшим себя в качестве наиболее перспективной ведущей силы в стране, как результат ущербности парламентской системы западного образца.

В 1957 г. Сукарно предложил, а в 1959 г. законодательно провел в жизнь реформы, суть которых заключалась в установлении режима его личной власти. Главными опорами режима стали два антагониста. Одним из них была Компартия Индонезии, руководство которой полагало, что Сукарно с его яркой (и, добавим, вполне искренней) антиимпериалистической риторикой станет полезным союзником партии. Другим столпом режима стала армия. Генералы не без основания предположили, что Сукарно не захочет быть заложником одной партии и будет искать поддержки мощной и организованной силы.

Всячески используя возможности коммунистов для продвижения своих политических инициатив, Сукарно так и не допустил их до реальной власти, ограничив представительскими функциями. В то же время упрочение позиций армии шло нарастающими темпами. Под покровом антиимпериалистической риторики в стране развивался процесс, которому предстояло во многом определить направление и характер развития

4 Его авторитет укрепился в связи с выходом государства на первые позиции среди стран Востока, когда президент Индонезии стал архитектором одного из важнейших событий XX в. - конференции стран Азии и Африки в индонезийском городе Бандунге в апреле 1955 г. Он пользовался общенациональной поддержкой, но не имел собственной, преданной ему политической группы.

стр. 76
всего общества. В условиях военного положения, объявленного в связи с упоминавшимися выше мятежами, офицеры контролировали компании5, национализированные в конце 1950-х и начале 1960-х гг. Используя эту возможность для личного обогащения (в дополнение к другим коррупционным каналам), военное и гражданское чиновничество вступило в стадию первоначального накопления капитала. Формировался класс бюрократической буржуазии (подробнее см.: [Андреев, 1966; Другов, Резников, 1969]).

До известного момента бюрократическая буржуазия была заинтересована в поддержании в стране атмосферы внешне- и внутриполитической напряженности, в хозяйственном хаосе, ограничении свобод, минимальной прозрачности экономических и политических процессов. Специфика формирования этого класса наделяла его родимыми пятнами, среди которых - отсутствие реальных предпринимательских навыков, использование "административного ресурса" для извлечения максимальных доходов. Специфической чертой кабиров6 стало их смыкание с китайской этнической прослойкой, которая традиционно контролировала значительный сегмент корпоративного капитала, финансов и торговли. Предоставляя ей защиту (весьма относительную) от неприязни коренного населения, военачальники в центре и на местах использовали "китайские" капиталы, предпринимательский опыт китайцев и их международные связи. Социальная мимикрия, антизападная демагогия были до определенного времени основными тактическими приемами военных и гражданских кабиров. Армия была активным и заинтересованным сторонником, если не инициатором, перерастания общенациональной кампании за воссоединение с западной частью острова Новая Гвинея7 в авантюристическое военно-политическое противостояние с соседней Малайзией в 1963 - 1965 гг. Последняя кампания нанесла стране жесточайший экономический и политический ущерб.

В условиях архаичного и традиционного общества бюрократическая буржуазия сознательно утаивала свой выбор - перевод страны на рельсы капиталистического развития. Открыто выступала против этого лишь КПИ8, у которой к середине 1960-х гг. была многомиллионная армия сторонников. Оставим в стороне особенности политики лидеров компартии, за которые их потом упрекали, в частности излишнюю поддержку курса Сукарно, с одной стороны, и левацких лозунгов тогдашнего маоистского руководства КНР - с другой. Столкновение между коммунистами и армией как авангардом бюрократической буржуазии было неизбежно.

Оно произошло в конце 1965 г. Предлогом стало выступление группы офицеров, обвинивших генералитет в коррупции и заговоре с целью свержения президента Сукарно. Физически устранив несколько высших военачальников, участники акции заявили о переходе власти в стране в руки Революционного совета. КПИ не была ни инициатором, ни участником этого выступления, плохо организованного, хотя лидеры КПИ были о нем информированы (подробнее см.: [Сумский, 2009]).

Оставшиеся в живых генералы во главе с командующим Стратегическим резервом Сухарто, перехватив инициативу, объявили выступление офицеров попыткой государственного переворота со стороны коммунистов. Был развернут жесточайший правый террор, в котором под руководством армейских офицеров активно участвовали правомусульманские организации, не простившие коммунистам их борьбу за аграрную реформу.

Здесь мы подходим к самой черной странице в истории Индонезии, о которой сами индонезийцы до сих пор, спустя почти полвека, говорят и пишут неохотно, с болью и плохо скрываемым чувством стыда. Классово-социальные причины террора лежат в

5 Голландские, а позже британские и бельгийские.

6 Индонезийский акроним, обозначавший бюрократическую буржуазию.

7 Которую незаконно удерживала Голландия с 1949 по 1962 г.

8 Насчитывавшая 3.5 млн. человек.

стр. 77
его основе, но не могут объяснить его массовости. В качестве одного из объяснений приводится состояние массового амока9. Можно отнести все ужасы 1965 - 1967 гг., гибель около 2 млн. людей за счет особенностей этнопсихики. Одно время автор данной статьи склонялся к такому объяснению. В этом случае террор и вовлечение в него в качестве исполнителей тысяч людей можно было бы объяснить тем, что десятилетия лишений, нищеты создали некую критическую массу отрицательных эмоций, ранее подавлявшихся в соответствии с яванской и балийской культурой10, и это спровоцировало разрушительный взрыв, неадекватный вызвавшим его причинам.

Однако, как справедливо указывает американский исследователь Теодор Френд, подобное объяснение игнорирует тщательное и детальное планирование резни. Он пишет, что версия коллективного амока - попытка самооправдания для тех, "кто лишал людей жизни под покровом ночной темноты и групповой анонимности, кто позволил армейским офицерам, муллам и политическим деятелям вовлечь себя в эти действия", или же тех, кто "организовал или позволил организовать массовые убийства, чтобы избежать осложнений для себя. Убивать, чтобы уменьшить угрозу для себя - таково было ужасающее разрешение гражданского кризиса в Индонезии" [Friend, p. 121]. Посольство США в Джакарте передало военным имевшиеся в его распоряжении списки активистов КПИ [Friend, 2003, p. 118].

Террор затронул и левое крыло националистического движения. Логическим завершением стало смещение в 1967 г. президента Сукарно, который стал помехой для полномасштабного перевода страны на капиталистические рельсы. Именно с этой целью генералитет совершил государственный переворот, став политическим и организационным авангардом этого процесса. Сукарно практически не оказал сопротивления, не желая, как он потом сказал, быть причиной раскола нации и кровопролития.

Размах террора объяснялся не только борьбой с влиянием КПИ, единственной реальной преградой на этом пути, но и необходимостью искоренить в обществе идею социальной справедливости (пусть в утопическом, патриархальном смысле). Предстояло заменить на противоположные основные парадигмы антиколониальной революции - широкое привлечение иностранного капитала было важной составной частью будущей экономической стратегии. Новым хозяевам страны нужно было погрузить нацию в состояние шока, чтобы грядущие перемены не вызвали активного протеста.

Труднее объяснить, почему миллионы людей позволяли себя убивать, не оказали сопротивления. Т. Френд - объясняет это свойственной яванцам и балийцам покорностью судьбе, присущей индо-буддийскому мироощущению [Friend, 2003, p. 120]. Это возможно, но имел место и фактор неожиданности - компартия была отчасти загипнотизирована своими политическими успехами, близостью к Сукарно и не готовилась к вооруженным столкновениям с армией, полицией, созданными армией формированиями из гражданских лиц.

Военные перевороты, имевшие результатом свержение революционных демократов и приход к власти военных, - характерная черта, присущая развитию стран "третьего мира" в 1960-х гг. Примеры - Алжир (1964), Бирма (1962), Гана (1966) и др., хотя эти перевороты носили различную политическую и идеологическую окраску.

Идейным обоснованием полновластия армии в Индонезии стала концепция ее так называемой двойной функции, корни которой теоретики "нового порядка", как, не смущаясь мрачными европейскими аналогиями, окрестили новый режим генералы, находили в партизанском прошлом индонезийских вооруженных сил. Можно найти их и глубже - в индуистском слое индонезийской культуры с особой ролью варны воинов - "кшатриев".

9 Само это слово заимствовано из малайского языка. "Внезапно возникающее психическое расстройство (резкое возбуждение с агрессией и бессмысленными убийствами), описанное преимущественно у аборигенов Малайского архипелага" [Советский энциклопедический словарь, 1979, с. 51].

10 Именно на этих островах террор принял наибольший размах.

стр. 78
Военные структуры взяли на себя всю политическую и идеологическую инициативу, а также кадровую политику. Генералы и офицеры составили костяк министерств, ведомств, органов власти в центре и на местах11. Экономическую команду "нового порядка" составили по преимуществу выпускники американских университетов, получившие неофициальное название "берклийской мафии". Партия власти - Организация функциональных групп - обеспечивала легитимацию власти, которая, в свою очередь, не стесняясь в средствах, организовывала ей победы на выборах в органы власти, включавшие внушительные военные фракции, назначавшиеся помимо выборов. Под лозунгом "стабильность во имя развития" ограничивались политическая деятельность и свобода средств массовой информации.

Вначале в качестве главного противника режима рассматривались коммунисты, но скоро военные обнаружили, что мусульманские партии и структуры, укрепившие позиции в ходе правого террора, стали их реальными соперниками. Ислам превращался в прибежище для людей, желавших духовного суверенитета и социальной справедливости и находивших все это в канонах Корана.

Кровавый генезис "нового порядка" не избавляет от необходимости анализа результатов политического, социального и экономического развития страны после 1965 г. Российские исследователи отмечают, что, как и некоторые другие страны Юго-Восточной Азии, Индонезия в 1970 - 1990-х гг. прошла период модернизации, сопровождавшийся экспортоориентированной индустриализацией. На первом этапе, в основном с середины 1970-х гг., приоритетное развитие получили промышленные предприятия с трудоемкой технологией, производившие на экспорт текстиль, одежду, обувь и т.п. На втором этапе, примерно со второй половины 1980-х гг., обозначился переход к росту более технологичного производства и смене экспортной номенклатуры. Индустриализация вступила в новую фазу при высоких темпах роста экспорта промышленной продукции.

Среднегодовой прирост ВНП на душу населения в 1980 - 1993 гг. составил 4.2%, причем ВВП на душу населения, исчисленный на основе паритета покупательной способности национальной валюты, в 1996 г. достиг 4140 дол., (номинально - около 1100 дол.). Среднегодовые темпы роста цен на потребительские товары снизились с 21.5%в 1970 - 1980 гг. до5.7%в 1996 г. [Барышникова, Попов, Шабалина, 1999, с. 21 - 23].

Годовой рост ВВП в 1970 - 1980-х гг. достигал 7.2%, в 1980 - 1993 гг. - 5.8%. В 1995 и 1996 гг. - соответственно 7.2 и 7.1%. В сельском хозяйстве рост равнялся 3 - 4% в год, в промышленности в отдельные годы - свыше 9%, в том числе в обрабатывающих отраслях - до 14%, в сфере услуг - свыше 7%. Объем ВВП с 1970 по 1995 г. вырос с 9.7 млрд. до 198.1 млрд. дол. Распределение ВВП по секторам экономики: сельское хозяйство - 24%о в 1980 г. и 17% в 1995 г., промышленность - соответственно 40 и 42%, в том числе обрабатывающая - 13 и 24%, сфера услуг - 34 и 41% [Барышникова, Попов, Шабалина, 1999, с. 25, 36].

Резко выросло число учащихся в школах и высших учебных заведениях. С 1969 по 1994 г. в начальных школах рост составил более 100% (с 12.8 млн. до 26.2 млн. человек), в средней школе первой ступени - почти в 6 раз (с 1.1 млн. до 6.4 млн. человек), второй ступени - в 8 раз (с 0.5 млн. до 4 млн. человек), в вузах - в 11 раз с 1974 по 1994 г. (с 200 тыс. до 2.2 млн. человек) [Mayling, 1999, p. 210 - 213].

Это порождало существенные изменения в социальной структуре общества, системе ценностей и ориентиров. Шел рост среднего класса, экономически менее или вовсе независимого от власти и нуждавшегося для своего развития в большей открытости политической жизни, в демократических свободах, в более твердых правовых гарантиях. Вместе с тем углубление имущественных различий и обострение социальной на-

11 Отметим здесь одну особенность мышления кадрового военного - сочетание тяги к технической модернизации с консерватизмом в политике.

стр. 79
пряженности заставляли средний класс идти на компромиссы с властью, в которой он видел свою защиту от бедных слоев общества. Поток информации извне существенно воздействовал на образованные слои общества, в частности на студенчество, порождая жажду демократизации страны, стремление изменить политическую систему.

Индонезия являет пример ограниченности авторитаризма как формы правления, призванной облегчить, обезопасить развитие и упрочение новой общественной формации, новых экономических отношений. Беспощадно подавив всех реальных и потенциальных оппонентов, армия создала режим, неспособный адаптироваться к общественным изменениям, порожденным его собственной политикой. Еще в начале XX в. В. И. Ленин писал, что "нормальное капиталистическое общество не может успешно развиваться без упроченного представительного строя, без упроченных политических прав населения" [Ленин, т. 20, с. 68]. Мы видели, что всем своим предшествующим историческим опытом, культурным наследием индонезийцы в массе своей не были подготовлены к представительной форме правления. Для народа с таким колониальным прошлым путь к этой цели был еще далек. Правящая армия не могла не быть консервативной в том, что касалось отношений власть-общество, не обладала политической волей и, если угодно, смелостью для модернизации этих отношений. И хотя среди генералов были реформаторски настроенные люди, они оставались в меньшинстве. Кроме того, ход и исход горбачевских реформ в СССР не укрепили их позиций.

Если не считать отдельных "косметических" операций, режим "нового порядка" пришел к своему концу таким же авторитарным, каким был вначале, разъедаемый неизбежными болезнями запущенного авторитаризма - коррупцией, незаконными сделками, непотизмом12. Вся страна знала, что больше всех на этом наживается семья президента Сухарто13. Сила, не ограниченное никакими законами государственное насилие создавали тепличную атмосферу для развития этих недугов. Население страдало от незаконных поборов, сгона с земли в интересах крупного бизнеса и других негативных явлений. Одновременно граждане убеждались в том, что сила есть решающий аргумент в защите интересов, в отношениях не только с равными, но и с властями предержащими. Период "нового порядка", в особенности его последние годы, отмечен столкновениями между озлобленной беднотой и силовыми структурами, антикитайскими погромами (подробнее см.: [Другов, 2000; Legacy of Violence..., 2002]).

Как указывал видный индонезийский политолог Бурхан Магенда в конце 1970-х гг., "вследствие того, что обычное право, адат, и традиционные верования продолжают играть важную роль, а соприкосновение с современными институтами происходит с запозданием, политическая система на местах во многих районах Индонезии, особенно вне Явы, остается под сильным воздействием традиционной политической культуры... У политической жизни на местах своя динамика и своя культура" [Magenda, 1979, p. 27]. Новые веяния в условиях авторитаризма, государственного насилия и, если так можно выразиться, государственной коррупции часто доходили до населения в грубой и оскорбительной форме, порождая инстинктивное отторжение.

Период "нового порядка" отмечен резким возрастанием роли ислама в стране вопреки курсу правящей элиты. Религия стала сферой, где реализовывались представления рядовых граждан о равенстве перед Всевышним, социальной справедливости, о духовном суверенитете и независимости от светской власти. Этот феномен в своем развитии приводил к эксцессам в форме антиправительственных проповедей, выступлений и даже террористических актов.

В результате загнивания режима именно Индонезия претерпела более острые и далекоидущие последствия финансово-экономического кризиса 1997 - 1998 гг., чем

12 В данном контексте - кумовством.

13 Которую обвиняли в незаконном обогащении на много миллиардов долларов (с точки зрения яванской политической культуры корыстолюбие - непростительный грех для правителя, лишающий его небесной благодати).

стр. 80
другие страны Юго-Восточной Азии. Как писала газета "Джакарта пост" 12 февраля 1998 г., кризис "уходил корнями в коррупцию, закулисные сделки на высшем уровне, в непотизм и фаворитизм, которые подточили основы экономики и в конечном счете привели к обвалу курса национальной валюты и биржевых акций". Одной из экономических причин кризиса стал рост внешнего долга со 101.8 млрд. в 1995 г. до 133 млрд. дол. к 1998 г., из которых две трети подлежали погашению в течение 12 месяцев [Независимая газета, 11.11.1998]. Положение осложнялось тем (и это уже политическая составляющая), что под многие частные кредиты заемщики с помощью различных ухищрений получили правительственные гарантии, поставив под удар национальные интересы.

Массовые выступления против режима в середине мая 1998 г. на волне финансово-экономического кризиса представляли две страты общества. Одна, демократическая, состояла по преимуществу из учащейся молодежи, студенчества. Она требовала отставки президента, лишения армии ее роли правящей политической организации, борьбы с коррупцией, незаконными сделками и непотизмом. В результате столкновений студентов с войсками были убитые и раненые. Второй слой протестующих - городские низы, которые в условиях дестабилизации начали погромы в богатых, прежде всего китайских кварталах. Погромы сопровождались жестокими и циничными актами насилия, поджогами, грабежами. По некоторым небезосновательным предположениям, погромщики получали содействие армии. Ее целью было показать, что без руководства военных страна погрузится в кровавый хаос.

Отставка президента Сухарто 21 мая 1998 г. стала первой стадией падения "нового порядка", хотя внешне все выглядело как конституционная передача полномочий главы государства вице-президенту Б. Ю. Хабиби. Специфика ситуации заключалась в том, что в недрах авторитарного режима не сформировалась оппозиционная сила, способная самостоятельно или в коалиции с другими движениями или партиями создать альтернативную структуру власти. В неприкосновенности остался всевластный административно-бюрократический аппарат, да и армия первоначально оставалась практически неприкосновенной, хотя ее роль оспаривалась.

Решение нового президента Б. Ю. Хабиби снять действовавший в течение 30 лет запрет на формирование новых партий, необходимое само по себе, в условиях Индонезии того времени привело к возникновению десятков малых партий, в основе объединения которых часто лежали не программы, не интересы социальных или этнических групп, а амбиции отдельных деятелей. Главная трудность, стоявшая перед всеми президентами и кабинетами постсухартовской Индонезии, заключалась в раздробленности, разобщенности политического спектра, не позволявшими обрести необходимую опору для проведения неотложных демократических преобразований, преодоления наследия десятилетий авторитаризма. В этом наследии отмечаются следующие моменты (по состоянию на 1998 г.). На первом месте стоит отчуждение власти от населения как первооснова политической культуры индонезийского общества. Это отчуждение отнюдь не всегда исключало популярность того или иного режима и даже сакрализацию власти или ее лидера (например, Сукарно). Оно лишь предполагает, что ее реальный источник находится вне пределов волеизъявления граждан. Институт власти за годы военно-авторитарного режима был дискредитирован террором, государственным насилием, коррупцией, произволом.

"Новый порядок" наряду с несомненными достижениями в сфере экономики не только не решал некоторые застарелые проблемы индонезийского государства, но и загонял их вглубь, фактически изъяв из сферы гласного обсуждения. Новые кабинеты унаследовали неравномерность развития отдельных регионов, а также вызванный бездумной демографической политикой рост расово-этнической и межконфессиональной напряженности, латентные центробежные тенденции в некоторых регионах. Когда разжалась железная хватка армии, эти тенденции вырвались наружу в виде открытых сепаратистских движений в провинции Ачех на северной Суматре и в провинции Ириан

стр. 81
Джая14, столкновений между коренными жителями и мигрантами с перенаселенной Явы на Калимантане, Сулавеси и на Молуккских островах15. Только на севере Молуккского архипелага число жертв столкновений между мусульманами и христианами перевалило за тысячу. Межконфессиональные конфликты имели место также на Яве и других островах. Чиновничий аппарат и правоохранительные органы практически не имели опыта политического урегулирования подобных ситуаций, традиционно полагаясь на силу.

Сильнейшим ударом по национальному чувству стал выход из состава Республики провинции Восточный Тимор, бывшей португальской колонии, аннексированной правительством Сухарто в 1975 г. Эта аннексия никогда не была признана большинством стран мира. Референдум, проведенный в 1999 г. правительством Б. Ю. Хабиби, показал, что, оставаясь почти четверть века в составе сухартовской Индонезии, тиморцы не прониклись индонезийским национальным чувством. Они высказались за отделение от Республики, несмотря на жестокие репрессии со стороны военных структур16. В Индонезии возникли опасения, что пример Восточного Тимора может оказаться заразительным. Однако подобного воздействия на внутренние процессы в стране его уход не оказал.

Чувство национального унижения в связи с уходом Восточного Тимора наложилось на утрату в результате кризиса 1997 - 1998 гг. фактического лидерства Индонезии в Ассоциации государств Юго-Восточной Азии, где это крупнейшее государство региона с момента создания АСЕАН в 1967 г. было "первым среди равных". В сочетании с устойчивыми реминисценциями о былом величии средневековых царств на территории современной Индонезии это создает ныне резкую реакцию индонезийской общественности в вопросах, связанных с отношениями с соседними государствами, в частности с Малайзией, где время от времени возникают острые конфликты, иногда по самым незначительным поводам.

Необходимые демократические реформы, проводимые индонезийскими президентами в течение последних 11 лет, прокладывают путь через сплетение противоположных интересов, устарелых традиций, тех культурных, цивилизационных и конфессиональных различий, о которых говорилось выше. Принятые в 1999 - 2002 гг. четыре пакета поправок к конституции страны стали существенным прорывом в деле установления равновесных отношений между ветвями власти17. Были созданы новые органы: Совет представителей регионов как вторая палата парламента, Конституционный суд, Комиссия по борьбе с коррупцией и др. Изменено избирательное законодательство: теперь президент, вице-президент, губернаторы и вице-губернаторы, главы районов, мэры городов и их заместители напрямую выбираются населением.

В конституцию внесена глава, детально трактующая права человека на вполне современном уровне. Но предстоит еще многое сделать, чтобы эти права были реально востребованы хотя бы большинством населения, чтобы сформировались властные структуры, готовые на деле обеспечивать эти права. Ведь до сих пор лидер, глава государства в представлении многих - мессия, наделенный небесной благодатью, и соответственно велики требования, к нему предъявляемые, и сильно разочарование, если в силу каких-то причин эти требования не удовлетворяются. Достаточно сказать, что крупное землетрясение на Суматре в октябре 2009 г., сразу же после избрания президента С. Б. Юдойоно на второй срок, породило в низах сомнения в том, что к нему благоволят небеса, тем более что после его же избрания в 2004 г. на Суматру обрушилось цунами.

14 Ныне - Папуа, западная часть острова Новая Гвинея.

15 В последних двух случаях эти столкновения приняли межрелигиозную окраску.

16 А может быть, отчасти вследствие этих репрессий.

17 Ранее преимущества исполнительной ветви были попросту подавляющими.

стр. 82
В последнее десятилетие проведена децентрализация в отношениях между Джакартой и регионами с передачей значительной части административных и финансовых прерогатив местным властям. Но потребуется время, чтобы местное чиновничество и органы самоуправления обрели необходимое чувство ответственности и пользовались этими прерогативами без ущерба интересам самих регионов и страны в целом.

В известном смысле ислам как религия и как общественно-политический фактор больше других выиграл от падения авторитаризма. У мусульман не было собственной партии (не считая созданной в 1973 г. "новым порядком" Партии единства и развития), зато имелись десятки тысяч мечетей и учебных заведений, в том числе и интернатов, огромная армия священнослужителей и проповедников. В условиях известной аморфности и разобщенности политических сил, вышедших на авансцену после мая 1998 г., ислам представлял собой цельную и привычную систему взглядов и ценностей, имевшую шансы стать альтернативой обанкротившейся системе.

Новые попытки исламских радикалов провести через парламент обязанность для мусульман в законодательном порядке соблюдать законы шариата были отклонены большинством депутатов, поскольку это усугубило бы межконфессиональную напряженность и было чревато расколом страны по религиозно-этническим границам. Все мусульманские партии, которым удалось провести в 2009 г. своих представителей в парламент, получили вместе менее 30% голосов. Но из этого не следует делать вывод о низкой популярности исламских идей в обществе. Так произошло из-за отсутствия ярких, харизматических лидеров у исламских партий. Радикальный исламизм расцвел в регионах, мусульманских школах и мечетях. Здесь религиозная нетерпимость и радикализм порождаются и усугубляются социальными и имущественными различиями, а моральный и политический вес часто приобретают проповедники экстремистских взглядов на роль религии в государстве, на отношения между "правоверными" и "неверными" и на допустимость любых средств утверждения канонов шариата как высшего закона. Пользуясь расширением прерогатив местных властей, радикалы добиваются принятия подзаконных актов, основанных на нормах исламского права, что существенно ограничивает права и свободы части населения. Нередки и столкновения между мусульманами и христианами. Власть, понимая опасность ситуации, не решается, однако, принимать серьезные меры, опасаясь утратить поддержку части мусульманского электората. В последнее время влияние радикальных исламистов начинает отражаться и на некоторых законах, принимаемых центральным парламентом.

Над всем этим комплексом проблем продолжает нависать образ отстраненной от рычагов власти, но все еще влиятельной армии. Генералитет, особенно его старшее поколение, не скрывает критического отношения к проводимым реформам, тщательно обходя тот факт, что именно политика военных в 1966 - 1998 гг. в конечном счете породила или усугубила проблемы, с которыми стараются совладать постсухартовские правительства. Даже избранный в 2004 г. и переизбранный в 2009 г. глава государства генерал в отставке С. Б. Юдойоно подвергается завуалированной, а порой и явной критике со стороны своих бывших коллег фактически за "забвение" интересов военных. Жесткое сопротивление встречают попытки официально признать кровавые преступления режима Сухарто, восстановить историческую правду о событиях 1965 - 1967 гг. Слишком много действующих политиков, в том числе военных, тесно связаны с прежним режимом и не хотят разоблачений.

Двенадцать лет, прошедшие в Индонезии под лозунгом демократических преобразований, не слишком большой срок, если учесть масштабы тех установок в сознании и укладе, которые приходится преодолевать. Ни один из президентов, занимавших этот пост после мая 1998 г., не избежал упреков в медлительности и нерешительности. При этом забывают, что их правительства составлялись по необходимости из представителей столь широкого спектра политических сил, что получали название "радужных", и страдали от межминистерских противоречий. Индонезийским реформаторам прихо-

стр. 83
дится преодолевать архаическое не только в стране и в обществе, но и в себе. Как указывает индонезийский политолог Буди Хардиман, традиционная политическая культура, возникшая еще в колониальный период, остается главным препятствием на пути Индонезии к демократии, мешая формированию независимых личностей [Kompas, 17.07.2006].

Перечисленные проблемы и трудности не могут заслонить несомненные достижения в результате реформ, о которых, в том числе и институциональных, сейчас уже можно говорить с большей уверенностью, чем даже два-три года назад. Конституционная реформа сделала политический процесс более прозрачным и открытым. Трижды (в 1999, 2004 и 2009 гг.) проводившиеся выборы в парламент, а в последних двух случаях избирался и президент, проходили не без шероховатостей и претензий со стороны проигравших, но без массовых столкновений и кровопролития, регулярно случавшихся при "новом порядке", без прежнего циничного использования "административного ресурса".

Несомненно, снизился уровень межобщинной напряженности в "горячих точках" на Калимантане и на Молукках, причем достигнуто это было преимущественно политическими методами. Самым беспокойным регионом остается Папуа, где продолжают действовать вооруженные отряды сепаратистов, но реальной угрозы целостности страны их действия не представляют. Ситуация в Ачехе сложнее. Центральная власть заключила сделку с сепаратистами, разрешив им ввести на территории провинции законы шариата в полном объеме, включая самые зверские виды наказаний. Этот шаг вызывает критику светских националистов, правозащитников. В первые годы реформ были сняты ограничения политических и гражданских свобод, введенные "новым порядком" в отношении китайцев.

После серии крупных террористических актов в начале нулевых годов правительство сумело взять в этом смысле ситуацию под контроль, и в течение четырех лет в Индонезии было сравнительно спокойно до лета 2009 г., когда произошли два взрыва в Джакарте, по-видимому имевших целью дестабилизировать обстановку перед выборами.

Правительство С. Б. Юдойоно как будто всерьез занялось проблемой коррупции, не останавливаясь перед преследованием чиновников самого высокого уровня, хотя, конечно, ожидать быстрых успехов в этом деле было бы нереалистично. Пожалуй, самым крупным достижением правительства С. Б. Юдойоно можно считать тот факт, что Индонезия без потрясений миновала мировой экономический кризис в 2008 - 2009 гг. В первом квартале 2009 г. рост ВВП составил 4.4% [Kompas, 15.06.2009]. Причина, на наш взгляд, не только в том, что индонезийская экономика обнаружила некий внутренний потенциал, в частности емкость национального рынка, но и в достаточно высоком уровне политической стабильности в стране - у власти не обнаружилось сколько-нибудь влиятельных противников, которые могли и хотели бы использовать кризис в своих интересах.

Индонезийское общество преодолевает политическую раздробленность. Если на выборах в 2004 г. в парламент были избраны представители 17 партий, то в 2009 г. их было только девять, и на их долю пришлось 82% голосов избирателей, участвовавших в голосовании. Если сравнивать президентские кампании тех же лет, то в 2004 г. разрыв между уровнем электоральной поддержки Партии демократов (10.4%) и выдвинутого ею кандидата в президенты генерала С. Б. Юдойоно (около 61%) был существенно больше, чем в 2009 г.: соответственно 21 и 61%. Пока, однако, еще трудно предсказать, означает ли это превращение ПД в партию более современного типа, или ее успех проистекает из личного авторитета ее лидера.

Президент С. Б. Юдойоно имел основания сказать в своей речи в парламенте 14 августа 2009 г., что начавшиеся в 1999 г. реформы, несмотря на все трудности, откаты, перегибы и даже сопротивление, существенно изменили Индонезию. Среди задач, кото-

стр. 84
рые, по его мнению, стоят перед страной в ближайшие 10 - 15 лет, во-первых, сохранить и упрочить самостоятельность Индонезии18, во-вторых, добиваться высокого уровня конкурентоспособности, в-третьих, необходимо вывести нацию на новый уровень цивилизационного развития [www.indonesia.go.id/id-INDONESIA (14.08.2009)].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Андреев М. А. Индонезия: государственный сектор и бюрократическая буржуазия // Народы Азии и Африки. М., 1966. N2.

Барышникова О. Г., Попов А. В., Шабалина Г. С. Юго-Восточная Азия: люди и труд. М., 1999.

Губер А. А. Основные особенности национально-освободительного движения в Индонезии до второй мировой войны (вместо введения) // Национально-освободительное движение в Индонезии (1942 - 1965). М., 1970.

Губер А. А. Избранные труды. М., 1976.

Другов А. Ю. Массовое насилие в Индонезии: социальные, культурные и политические корни // Восток (Oriens). 2000. N 6.

Другов А. Ю., Резников А. Б. Индонезия в период "направляемой демократии". М. 1969.

Ленин В. И. Разногласия в европейском рабочем движении // В. И. Ленин. Поли. собр. соч. Т. 20.

Независимая газета. 11.11.1998.

Советский энциклопедический словарь. М., 1979.

Сумский В. В. Генерал Сухарто и темная страница индонезийской истории // Международная жизнь. 2009. N 8.

Friend Theodore. Indonesian Destinies // The Belknap Press of Harvard University Press. Cambridge, Massachusets and London, England, 2003.

Kompas (Jakarta). 17.07.2006; 15.06.2009.

Legacy of Violence in Indonesia II Asian Survey (Berkeley). 2002. N 4.

Magenda Burhan. Aspek Keadilan Sosial dalam Kebudayaan Politik Indonnesia: Beberapa Pendekatan Teoretis // Ismid Hadad Editor. Kebudayaan Politik dan Keadilan Sosial. LP3ES. Jakarta, 1979.

Mayling Oey Gardiner. Educational Developments. Achievements and Challenges // Indonesia Assessment. Population and Human Resources. Singapore, 1999.

McBeth John. Why Did We Fail? // Far Eastern Economic Review (Hongkong), 2002, N 30.

www.Indonesia.go.id/id-INDONESIA (14.08.2009).

18 Дословно: "Мы не должны попасть в ловушку и стать заложниками глобального капитализма, который несет всем нам несправедливость, мы не должны капитулировать перед ним".

Permanent link to this publication: