А. ГЕРАСИМОВА, кандидат филологических наук

* * *

Эмиграция - капля крови нации, взятая на анализ.

(Мария Розанова)

На излете XX в. и в самом начале третьего тысячелетия Афганистан переживал страшную национальную трагедию. Более двух десятилетий здесь полыхала гражданская война, а в первые годы нового столетия положение усугубилось из-за военных действий США в стране, оказавшейся на острие борьбы с международным терроризмом и мусульманским экстремизмом. Все это принесло неисчислимые беды и жертвы народам Афганистана и породило массовую эмиграцию.

За последние четверть века Афганистан пережил три волны эмиграции. Первыми эмигрантами стали король Мухаммад Захиршах, члены его семьи и люди, близкие ко двору, то есть самая аристократическая верхушка афганского общества, покинувшая страну в результате дворцового переворота в июле 1973 г. После апрельского военного переворота (1978 г.) и ввода советских войск в декабре 1979 г. начался массовый исход из страны не только чиновников прежнего режима, преподавателей школ и университетов, врачей, купцов, но и простых крестьян и ремесленников. В этой глубоко религиозной стране десятки и сотни тысяч людей покидали свои дома и устремлялись в соседние Пакистан и Иран, пополняя лагеря беженцев. Образованная часть эмиграции старалась перебраться в другие страны Азии, а также Европы, Америки и даже в Австралию. Наконец, после свержения режима Наджибуллы в 1992 г. и прихода к власти моджахедов, а позднее и талибов из Афганистана выехала значительная часть нового поколения интеллигентов, многие из которых учились в свое время в Советском Союзе и ориентировались на народно-демократические ценности. Таким образом за рубежами родины оказались от 4,5 до 5 млн. человек¹ .

В странах, где сложились крупные афганские диаспоры - Пакистан, Россия, Великобритания, Германия, Дания, Швеция и др., - созданы объединения деятелей культуры и литературы Афганистана: "Ассоциация писателей свободного Афганистана" в Пешаваре, которой (до своего отъезда в Европу в 1999 г.) руководил известный ученый-филолог Зальмай Хивадмал, ныне советник по вопросам культуры руководителя Афганского государства; "Общество обновления Афганистана" в Германии; "Центр культуры Афганистана" в Москве и др. Они проводят научные конференции и семинары, посвященные выдающимся деятелям культуры своей страны. Так, в 2001 г. в Москве состоялся научный семинар, посвященный Абдуррахману Пажваку - писателю, поэту и дипломату, первому председателю Генеральной Ассамблеи ООН. В том же году в Швеции была проведена научная конференция, посвященная Гуль Пача Ульфату - поэту, прозаику, ученому-филологу, общественному деятелю. В Германии в 2001 г. прошел семинар в связи с 400-летней годовщиной со дня рождения замечательного поэта-классика Хушхал-хана Хаттака. Представители Афганистана в числе деятелей культуры тридцати стран приняли участие в Международном фестивале культуры (Мюнхен, 1997), где, по словам одного из организаторов - Акрама Аззама, "присутствовавшие имели возможность убедиться, что в Афганистане не только война и разрушения, но что он обладает также древней историей и богатой культурой"² .

Объединения афганских деятелей культуры за рубежом издают литературно-художественные журналы на языках дари и пушту. Более всего таких журналов издается в Пешаваре: ежеквартальный "Независимость" ("Хпылваки"), выходящий два раза в месяц журнал "Утренняя заря" ("Сапиде"), издающийся два раза в год журнал "Шамшад" и др. Но и в Европе публикуется целый ряд афганских изданий: в Бирмингеме в 1990 - 1991 гг. журнал "Все пуштуны" ("Тол паштун"), в Лондоне в 1993 - 1997 гг. журнал "Светоч" ("Дева"), в Германии журналы: "Ранняя весна" ("Ноубахар"), "Свет" ("Рошани"), "Асмаи", в Москве ежеквартальный журнал "Око" ("Лема"), в Дании раз в два месяца публикуется журнал "Надежда" ("Хила") и ежемесячник "Независимость" ("Хпылваки"). На страницах этих изданий находят место художественные произведения афганских писателей, поэтов, работы литературоведов, интервью с афганскими художниками, деятелями театра и т. п. Таким образом, в течение двух последних десятилетий XX в. сложился целый пласт афганской национальной литературы, созданной за пределами Афганистана и отражающей мысли, чувства и чаяния многострадальных его народов.

Наиболее динамичным, мобильным родом литературы, быстро откликающимся на события и превратности жизни, является поэзия. Можно только удивляться вместе с пешаварскими издателями: "Как поэтическое искусство не теряет своего пути в этом мраке, а цветет и благоухает даже на развалинах"³ .

Пуштунская поэзия, созданная в изгнании, воплотила в себе всю боль, горечь и страдания афганцев, пережитые ими за годы гражданской войны. Она выдвинула новые заметные имена, среди которых одно из первых мест занимает Пир Мухаммад Караван. Он выпустил в Пешаваре три поэтических сборника: "С вечера до вечера", "Говорит чинара" (1997) и "Ладонь Шаперый"* (2000), а в Лахоре вышел сборник его рассказов "От нарцисса к нарциссу" (1995).

Пир Караван - поэт трагического мировосприятия. По его собственному признанию, оно начало формироваться у него с детства под влиянием матери, чья "жизнь прошла в печалях и трагических обстоятельствах". Да и в дальнейшем драматические события, происходившие на его родине, не давали

* Шаперый - женское имя, в переводе означает "волшебница, фея".

стр. 70

поэту пищи для оптимизма. "Трагическое досталось мне в наследство от матери, - пишет П. Караван в предисловии к сборнику "Ладонь Шаперый". - И до сих пор я питаю большую любовь к трагическому искусству. Мне нравятся трагическая музыка, трагические фильмы, трагические рассказы, романы и стихи"⁴ .

П. Караван настолько остро и тяжело переживает кровавые события афганской действительности, что хочет убить в себе поэта. Не случайно его лирический герой, подобрав на вершине горы осколок ракеты, убившей безвинного деревенского пастушка,

...принес его деревенскому кузнецу,
Чтобы он сделал из него тяжелый и острый

         топор...

...Этим тяжелым и острым топором я убиваю

           себя.

Матушка, не удерживай мою руку, не себя

я убиваю, я убиваю Каравана...

В этом стихотворении, названном "Убиваю поэта, совершаю убийство", Караван настойчиво проводит мысль, что нельзя преданно служить своей музе, когда проливается кровь безвинных людей:

Если придет ко мне из прозрачного
       вдохновения муза Поэзии,

Я не буду ее приветствовать, отвернусь

И скажу: "Уходи, да будет твой путь

       усыпан желтыми розами.

Разве не видишь, что руки мои в крови

       и в глазах кровь, кровь.

Не приближайся ко мне, убью.

Слышишь, я браню тебя и срываю с твоей

      головы покрывало, усыпанное звездами.

Как же тебе снова подняться в небо

         в этой темной ночи?!

В конце концов, я афганец, я твердо стою

        на своем решении.

Пусть волшебной красотой не заклинают меня.

Несколько раз повторяется в стихотворении заглавная строка: "Я убиваю поэта, совершаю убийство". Поэт как бы впечатывает ее в душу и сознание читателя, заставляет занозой застрять в них:

Я вонзаю кинжал в свое сердце
И бросаю мое сердце какой-то голодной собаке

⁵

.

Образный строй Каравана в этом стихотворении очень предметен, отчетлив и мрачен - это орудия убийства: ракеты, тяжелый острый топор, кинжал, бомбы. Наиболее распространенный эпитет - красный, кровавый. Именно он создает основную цветовую гамму стиха: руки в крови, кровь сердца, в глазах кровь и т. п. Лишь в семантическом поле Музы появляется прозрачность, покрывало, усыпанное звездами; солнце, золотистость полей и зелень лугов. Но поэт гонит их от себя как вещи, которым нет места в окружающем его мире. Он не может и не хочет совместить страшную действительность с поэтическим вдохновением.

Гражданственно-лирическое дарование Каравана дает ему возможность придать новое звучание традиционным поэтическим образам. Соловей и роза -канонические образы классической восточной поэзии, в которых воплощается божественная любовь, в стихах Каравана обретают гражданственное значение:

В зарослях роз соловьи, соловьи
Поют: Пусть процветает страна афганцев,

Ни перед кем не преклоняйся, гордость этих гор!6

В соловьиных трелях - благостное пожелание процветания своей родине и призыв никогда не склонять гордой головы. Далее же поэт рисует картину нынешнего положения своей страны:

Ночи стали очень длинными, утро исчезло.
Верните улыбку на уста сироты.

Возвратите перелетных птиц,

Попугаев с голубым оперением, белокрылых птиц,

Черный дым войны вымел их всех до одной.

Многое исчезло из страны из-за войны с ее черным дымом. Родина изменилась до неузнаваемости: опустошена, разорена, даже птицы покинули ее. Так воспринимает окружающее страдающее сердце поэта.

Характерную для недавнего национального бытия афганцев картину дает нам поэма Найма Джамбеша "Смерть беженки"⁷ , написанная от лица молодой женщины:

Я беженка из собственного дома,
Все мое имущество сгорело в пламени пожара.

Я же выбралась из смерча войны.

Там, в степи, видишь палатку?

В ней лежат мои бедные дети.

Муж мой мертв, я - молодая вдова...

Так в первых строках поэмы представляется ее героиня. Далее она называет себя "афганской измученной вдовой, в разорванном покрывале, со сбитыми ногами". Но самое большое ее страдание составляет боль за своих детей, которые умирают от голода и холода. "Эти птенцы без родины и без отца". Афганская женщина считает равным бедствием как утрату родины, так и мужа - отца ее детей. Масштабы этих двух понятий равновелики в шкале ее ценностей. Родина и отец одинаково значимы для жизни и счастья ее детей, без которых они не могут существовать.

Раздобыв кусок хлеба, героиня бежит к своей палатке, но там - тишина:

Нет милого шума, нет даже плача.
Откликнитесь, мои бедные бутоны,

Я принесла хлеба, смотрите, все для вас... -

взывает несчастная мать.

- Но ни звука в ответ...

Сад моего сердца убила осень...

...Или ведьма войны убила их?..

...Рыдая, она испустила дух,

Почив в слезах у ног своих детей.

Трагедия тысяч и тысяч афганских матерей запечатлена в поэме Джамбеша. Поэту удалось передать искреннее, теплое материнское чувство и безмерное горе утраты. Над всеми бедствиями афганцев нависает мрачная тень войны, она - виновница всех бед и несчастий. Она извлекает из поэтической лиры скорбные мелодии, своего рода реквием по всему афганскому народу.

Изменилось даже настроение, связанное с приходом весны. Традиционно это было светлое, радостное восприятие пробуждения природы, начала нового года*. Во имя весны всегда слагались красивые, яркие стихи. Теперь же поэт запрещает ей приходить в страну:

Весна, не приходи теперь!
Все цветы погибли от снарядов,

Нивы
 - заложницы взрывчатки,

На лугах разбросаны руки и ноги,

Деревни и дома охвачены огнем.

Весна, ты ждешь от нашего села теплого приема?

Жаль, но здесь никого не осталось, чтобы

       приветствовать тебя.

Кто-то стал добычей земли,

Кто-то превратился в скитальца, оставив

             родину.

Даже негде за тебя пожертвовать головой

⁸

.

Безрадостную, страшную картину рисует другой

* У афганцев новый год начинается 22 марта, когда весна в стране вступает в полную силу.

стр. 71

поэт - Самун. Это вовсе не привычный весенний пейзаж, нет и речи о ярких тюльпанах, солнечных лучах и трелях соловьев - атрибутах традиционной весенней поэзии, звучавшей на ежегодных мушаирах* в Кабуле. Стихотворение дышит безысходностью, неприкаянностью поэта на чужбине (оно написано в Москве), который вдали от родины не может даже принести себя в жертву ради нее.

Афганский народ не только скорбит и страдает в эмиграции, слепо покоряясь судьбе. Порой афганцы выражают свой протест против существующего положения доступными для них средствами, что нашло отражение и в литературе.

Летом 1994 г. перед Представительством ООН в Дели был совершен акт самосожжения в знак протеста против положения афганских беженцев Индии. Один из старейших филологов Афганистана, академик и поэт Абдушшукур Рашад (р. 1922) откликнулся на это событие небольшой драмой в стихах "Девушка, совершившая акт самосожжения" ("Лулпа пегла")⁹ , изданной в Пешаваре в 1995 г. Героиня драмы безымянна, это обобщенный образ афганской беженки. Автор называет ее просто "девушка-беженка". Драма состоит из монологов-обращений героини к матери, к индийскому чиновнику -сотруднику Представительства ООН и из их пространных ответов героине; заключительная же часть драмы "Похороны девушки, совершившей самосожжение", представляет собою авторское изложение этого события.

Афганские беженцы в Индии полгода не получали гуманитарной помощи от Представительства ООН в Дели, и героиня, заручившись благословением матери, отправилась в это учреждение потребовать то, что им необходимо для выживания и предоставляется международным сообществом. Для гордой афганки обращаться за милостыней - тяжкое испытание. Но положение отчаянное: мать уже много месяцев лежит без лекарств, "весь скарб, какой у нас был, продали. Постелью нам стала земля, одеялом небо". И героиня решается: "Либо принесу пособие, либо убью себя. С пустыми руками не могу прийти к матушке. Жертвуя собственной головой, возвышу голову афганца". Больная мать благословляет ее на подвиг: "Иди, доченька, станешь посохом в руках слепцов. Иди, доченька, станешь кинжалом для сердец врагов".

Придя к Представительству ООН в Дели, героиня обращается к индийскому чиновнику Гопалу, которого про себя презрительно называет цыганом. Автор подчеркивает этим значительность поступка героини. Для гордой афганской женщины идти на поклон, обращаться с просьбой к представителю презренного цыганского племени - акт, требующий определенного забвения некоторых черт национального характера, своего рода самоотверженность. Героине приходится поступиться своей гордостью. Гопал же стыдит девушку за "попрошайничество": "Как жаль, что стыд ушел от афганцев! / Ах сожалею, что стыдливость сбежала от пуштунов!" Чиновник напоминает героине, что Россия ушла из ее страны, а ее сторонники потерпели поражение, и нечего сидеть здесь, прося милостыню у других. Надо возвращаться на родину, где теперь властвуют моджахеды. "Если бы в стране был мир и покой, - отвечает девушка, - мы бы охотно уехали в свои дома. Что нам делать в вашем знойном Дели?" Оказывается, афганцы попали, как говорится, из огня да в полымя.

Убежав от ос, столкнулись с драконом.

От страха перед ураганом бросились в пучину.

Кровь нации, народа ценится теперь не более, чем кровь воробья! - горестно восклицает беженка. В таком отчаянном, безысходном положении оказались афганцы в своих скитаниях по чужим городам и весям. Пережив унижения и отказ в помощи, героиня решается на страшный акт самосожжения.

"Хорош мир, а не вынужденная покорность перед собаками", - считает афганка. Она хочет, чтобы мир узнал о ее жертве, чтобы люди прониклись мыслью, что нельзя терпеть до бесконечности тяготы, невзгоды, унижения... "Люди, слушайте!

Я подобно Ситый** бросаюсь в жаркое пламя.
Это от притеснений ООН.

Как Феникс я сбрасываю в огонь одежду.

Это послание афганцам от сестры, совершившей

      самосожжение.

Доставьте его к ушам человечества.

Бессмысленны претензии по поводу прав человека.

Все это жульничество, обман наивных людей.

В своих последних словах афганская беженка обращается не только к братьям-афганцам, но ко всему человечеству. Ее поступок вырастает в масштабах до мировых пределов. На краю гибели она бросает обвинение ООН, считая, что ее гуманитарная помощь и защита прав человека не более, чем обман, рассчитанный на простых, наивных людей. Не вникая в справедливость слов доведенной до крайности героини, замечу только, что горе и отчаяние афганских беженцев безмерно, безгранично.

Замечательно глубоко и пронзительно выразил трагедию своей души и своего бытия на чужбине один из известных афганских поэтов, "входящих в число тех, которых, по мнению выдающегося афганского литературоведа Мухаммада Сиддика Рухи, можно пересчитать по пальцам"¹⁰ , - Абдулбари Джахани (р. 1948). В 1982 г. поэт эмигрировал в США. Спустя три года в Вирджинии он написал поэму "Исчезнувшая любовь", которая стала своего рода хрестоматийным произведением. Она была включена М. С. Рухи в его "Историю пуштунской литературы"¹¹ .

Джахани оказался в чуждом и враждебном ему мире:

Жестокие волны жизни
Разлучили меня с любимой родиной.

Мятежные ветры времени

Перенесли меня в другой мир.

Эти первые строки поэмы как бы создают печальный запев, настраивают на горестный лад. И вот каким предстает перед Джахани этот другой мир:

Здесь нет огня жизни.
Это дом ада, геенны огненной.

Здесь все испепеляется,

Это - могила, называемая жизнью.

Здесь все продается.

Все - товар на базаре.

Здесь чужая кровь,

Здесь открыто проявляется плотская любовь.

Западный мир, где все продается и покупается, где все отдает мертвечиной, где само существование не воспринимается поэтом как настоящая жизнь, чрезвычайно далек от привычной и милой сердцу поэта жизни в его родном краю. С нежностью и тоской вспоминает он то, чего лишился: здесь не такие склоны гор; нет диких просторных

* Мушаира - состязание поэтов.

** Ситый (Сита) - имя индийской вдовы, предавшей себя сожжению вместе с мужем. В пуштунскую литературу это имя вошло в значении женщины, совершающей акт самосожжения. - Прим. автора драмы.

стр. 72

степей с распускающимися тюльпанами; негде раскинуть палатку кочевнику; не раздаются громкие возгласы погонщика верблюдов, нет лощин, на дне которых плещутся волны горных речек. Нет простого, спокойного, прозрачного, бесхитростного мира, где человек находится в гармонии с природой. Природа - начало созидательное, в ней нет места коварству и злобе людской. В воспоминаниях поэта возникает некий прекрасный женский образ: "Над чьими-то белоснежными плечами / развеваются черные кудри; / на чьей-то длинной шее / тихо покачивается гирлянда из гвоздик..." "На чьих-то сомкнутых устах / застыла таинственная мелодия. / От чьих-то полуприкрытых глаз / исходит песнь страсти".

Подернутый дымкой воспоминаний, родной край кажется поэту потерянным раем:

Тот рай, где я воспевал гурий,
Отчужден от меня.

Дом мой, где я рассказывал свои сказки,

Погиб вместе со всем, что в нем было.

А в новом чужом мире А. Джахани не находит себе места, неприкаян и одинок:

Никто здесь не может услышать
Песен моих высоких гор.

Не могу я здесь говорить

На моем родном языке пушту.

Неприспособленность, неадаптированность к чужому культурно-цивилизационному пространству лишает поэта творческой потенции, обрекает на молчание, убивает в нем душу живую:

Последние искры в душе моей погасли,
Не требуйте от меня огня.

Смятенные чувства мои умерли,

Не ждите от меня стихов.

Этим четверостишием заканчивается произведение А. Джахани, в поэтическом пространстве которого столкнулись Восток и Запад. Сытый и благополучный Запад, давший приют афганскому эмигранту, не покорил его, не заставил играть по своим правилам, возможно, даже обострил неприятие его поэтом в сопоставлении с родным Востоком. Мы не увидим в поэме конкретных реалий западного мира, в отличие от мира Востока, воссозданного поэтом в конкретных, предметных образах и картинах. Но вся тональность и образный строй произведения позволяют читателю воспринимать Запад как нечто чуждое, неприемлемое и даже враждебное восточному человеку.

Поэзия, созданная афганскими эмигрантами, погружает нас в мир человеческих эмоций, чувств и переживаний. Судьбы и самоощущение афганцев в западном мире лучше всего понять, обратившись к современному пуштунскому рассказу - наиболее развитому жанру афганской прозы. Первое и достаточно поверхностное знакомство афганцев с Западом нашло отражение в серии очерков Заргуна "Это Лондон" ("Да Ландан дэй"), опубликованных в журнале "Дева" в 1996 - 1997 гг.

В этих очерках Заргун прежде всего обращает внимание на вещи, которых не существует на его родине. Это Галерея мадам Тюссо, пабы, лотереи, уличные музыканты и даже общественные туалеты. Лотерею он считает делом благородным. По его мнению, место, где проходят лотереи, прекрасно: там собираются люди, смеются, шутят и проявляют свои самые сокровенные желания. Автор наблюдает разный подход к выигрышу в лотерею со стороны представителей двух разных миров - англичан и азиатов. К азиатам он относит и себя, а также - по ошибке - греков. Разница заключается в том, что англичанам деньги нужны, чтобы тратить их, путешествовать и наслаждаться жизнью, азиатам же - чтобы копить и приумножать богатство. Вопреки расхожему мнению о прагматичности Запада и духовности Востока, Заргун несколько иначе оценивает устремления англичан и азиатов. Он детализирует мечты азиатов: "Мои соседи-турки грезят о возвращении в Турцию. Греки же мечтают купить дом на Кипре и не работать. Чернокожие стремятся уехать на острова Вест-Индии, но все же не порывать связь с Англией. Один мой кабульский приятель сказал: "Я бы привез в Лондон свою семью", а другой афганец, наоборот, мечтает потратить деньги на своей родине, дать людям работу¹² . Как видим, афганцы чувствуют себя в Лондоне по-разному и мечты у них разные: одни хотят укорениться в Англии, другие же мечтают о мирной и счастливой жизни на родине.

Заргун позволяет себе и некоторую иронию по отношению к своим соотечественникам. Один афганец, узнав, что кто-то выиграл 3,5 тысячи фунтов, все пытался перевести их в афгани. Наконец, он пришел к выводу: "В калькуляторе такие числа не помещаются. Никак не могу сосчитать, сколько же это будет в афгани"¹³ . Для бедного, несчастного афганца-беженца сумма в 3,5 тысячи фунтов стерлингов - астрономическая, невообразимая.

Прогуливаясь с другом-афганцем по лондонским улицам и наблюдая за уличными певцом и фокусником, Заргун отмечает, что не они протягивают руку, а люди сами бросают им деньги. Размышляя о судьбах представителей искусства в западном мире, афганцы приходят к выводу, что одни из них умеют пробиться на телевидение и становятся популярными и богатыми, другие же, как этот уличный певец - обладатель хорошего голоса, не сумели; и теперь "если никто не будет милостив к нему, он пойдет домой с пустым желудком"¹⁴ . Общее же заключение друзей состоит в том, что на Западе кроме таланта надо обязательно обладать и деловой хваткой, иначе останешься на обочине жизни.

Очевидно, Заргун принадлежит не к самому низшему слою афганской диаспоры в Лондоне. Он имеет свободное время и возможность гулять по городу, заходить в пабы, Галерею мадам Тюссо и т. п. Его зарисовки являют собой беглый и достаточно поверхностный взгляд афганца на Лондон и его обитателей и не претендуют на большее.

(Окончание следует)

-----

¹ Подробнее об афганской эмиграции см.: Сикоев Р.Р. Пресса афганской эмиграции. М., 1999.

² "Афган миллат" ("Афганская нация"), 1997, 31 июля, N 66 - 67.

³ "От Издательства". В кн. Каравана П. М. Ладонь Шаперый. Пешавар, 2000.

⁴ Караван П. М. Ладонь Шаперый. Пешавар, 2000, с. "б".

⁵ Там же, с. 50 - 52.

⁶ Там же, с. 119.

⁷ "Лема" ("Око"), 2000, N 13 - 14. ° Там же.

⁹ Рашад Абдушшукур. Девушка, совершившая акт самосожжения (Лулпа пегла). Пешавар, 1995.

¹⁰ Рухи Сиддик Мухаммад. История пуштунской литературы. Современный период. Т. П. Пешавар, 2000, с. 125.

¹¹ Там же, с. 127 - 132.

¹² "Дева" ("Светоч"), 1997, N 1.

¹³ Там же.

¹⁴ "Дева", 1997, N 5.

Permanent link to this publication: