Утро 14 августа 1988 года я встречал на горной дороге, ведущей из афганского города Шинданд в Герат и далее в родную Кушку. Группа журналистов должна была запечатлеть долгожданный вывод мотострелкового полка, отстрелявшегося за 5 лет войны, как говорится, по полной программе. Для лучшего обзора наспех сколотили фанерно-"дождевую" трибуну, как это обычно делали на демонстрациях и импровизированных митингах.

И вот по дороге запылили БМП, грозно заскрежетали гусеницами танки...

Не стесняя себя условностями, личный состав расположился на броне и радостно встречал пишущую и снимающую братию. Но особенно тепло приветствовали, оживленно махая руками и выгоревшими на солнце шляпами, черноволосую афганскую девушку, стоявшую рядом с сопровождавшим нас генералом.

"Мавлюда, ур-р-р-ра!" - порой доносилось с брони. "Наверно, из какой-то кабульской газеты", - подумал я и решил познакомиться с коллегой поближе. Поражало не столько ее скромное афганское одеяние, сколько удивительная, ну просто пронзительная восточная красота. Черные миндалевидные глаза, строго симметричный разлет бровей и улыбка, чем-то похожая на улыбку Джоконды, только в персидском исполнении. Позже выяснилось, Мавлюда прекрасно владела языками дари и фарси, в подлиннике цитировала классиков персидско-таджикской литературы Фирдоуси, Хафиза и Омара Хайяма, а что касается города Герата, то могла бы работать здесь гидом - настолько хорошо разбиралась в древней архитектуре и живописи мастеров гератской школы.

- Девушка, а можно вас спросить, - пытаясь разговорить ее, я взял развязный цыганский тон. - Что вы тут делаете?

- Горы изучаю, - очаровательно улыбнулась она в ответ.

- И все?

- А разве этого мало...

"Не задавай глупых вопросов и не получишь глупых ответов", - икая от виски, посоветовал мне на английском корреспондент австралийского еженедельника, которого Мавлюда, очевидно, тоже очаровала.

В Кушке, куда нас доставили вертолетами, вновь были митинг и встреча с полком, правда, уже не на марше. Ну а потом традиционные плов, дыни, вино... На этот раз я "заехал" к незнакомке с другой стороны...

Нас сблизил "великий и могучий" русский язык. Мавлюда очень ценила Пушкина и Есенина. Я тоже. Она рассказала, что окончила историко-филологический факультет университета в Душанбе. По национальности таджичка, живет с родителями в Душанбе. А в Афганистан приехала работать по зову партии, точнее ЦК ВЛКСМ, что тогда было равнозначно. Зная в совершенстве язык, под эгидой Красного Креста ездила в отдаленные горные кишлаки, доставляла продукты и медикаменты...

Общение наше длилось недолго. Пути-дороги также стремительно разошлись, как и пересеклись в одной точке пространства и времени. Я полетел в Герат, Мавлюда задержалась в Кушке. О причинах я тогда и не догадывался. Но, как это нередко бывает, все разъяснил Господин Великий Случай.

В Афганистане я нос к носу столкнулся со старым товарищем Володей Костровым. Когда-то зелеными лейтенантами мы жили в одном общежитии, читали одни книги и смотрели одни фильмы...

И... присели за один стол в штабной столовой десять лет спустя. Естественно, долго мяли друг другу бока, радуясь неожиданной встрече. От скромного командира танкового взвода мой старый знакомый дослужился до начальника разведки соединения и успел получить два ордена. За разговором я случайно упомянул о Мавлюде.

- Ого, так ты и с ней успел познакомиться? - присвистнул Костров. - Это удивительный человек. Сегодня ночью сам убедишься.

Что будет ночью, я, естественно, не знал, и потому, как герой лермонтовской "Тамани", ждал с нетерпением наступления темноты. Как и договорились, в условном месте меня поджидал БТР Кострова, и мы помчались на окраину Герата. Притормозили возле высокого глинобитного забора. Нас тотчас взяли в кольцо несколько бородачей с пулеметами Калашникова через плечо. В свете луны их щербатые улыбки показались мне особенно жуткими...

- Не боись, командир, - успокоил Костров. - Это телохранители Арефа. Он к нам из Ирана со своей бандой пожаловал. Теперь вот на власть работает, а старых дружков опасается.

- А при чем тут Мавлюда?

- Потом объясню, - перешел на зловещий шепот Володя.

Встреча прошла на высшем дипломатическом уровне. Мы сидели на мягких коврах, ели фрукты и пили отвратительный коньяк местного подпольного разлива. Ареф заверил моего друга, что окончательно прозрел и теперь будет защищать завоевания Апрельской революции. На посошок он вместо ста граммов предложил длинную, как флейта, курительную трубку. Каким зельем она была набита, я так до конца и не понял. Но едва затянулся, чуть не потерял сознание.

Володя сердечно попрощался с Арефом, и нас так же почетно проводили, как и встретили, его телохранители.

- Так вот, - словно и не было трехчасовой паузы, - продолжил прерванный разговор мой друг. - Ареф - это командир племенного батальона. В его подчинении больше тысячи головорезов, которые пять лет делали набеги из Ирана. Мавлюда уговорила его перейти на нашу сторону, не заплатив при этом ни копейки. В прямом смысле за красивые глаза... Обычно такие сделки дорогого стоят. А тут другой случай. Не знает бедняга Ареф, что среди моджахедов у нашей ласточки десятки поклонников. Они ей регулярно дарят цветы...

Только теперь я сообразил, почему Мавлюда задерживалась в Кушке. Выходит, она нисколько не лукавила, когда призналась, что изучает горы. По-своему, конечно.

В то время, когда я находился в Афганистане, до вывода наших войск оставалось каких-то полгода. И все это время Мавлюда мирила самых непримиримых врагов, оказывая при этом неоценимую помощь командованию 40-й армии в сборе разведданных. Трагедия случилась, как всегда, неожиданно. Девушку наградили орденом "Знак Почета" и отпустили домой, к родителям, на несколько суток. Но самолет так и не поднялся в воздух: кто-то заминировал взлетно-посадочную полосу. Сильнейший компрессионный удар, тяжелая травма позвоночника... Когда последний советский батальон покидал Афганистан, она только выписалась из госпиталя. Об этом я узнал от общих знакомых, встречая с коллегами-журналистами генерала Б. Громова. Сам для себя решил: надо обязательно заскочить в Душанбе. От Термеза до столицы Таджикистана было недалеко. И я сел на автобус.

Мне повезло: Мавлюда оказалась в городе. Она нисколько не изменилась. Все та же открытая улыбка, густые черные шелковистые волосы и легкая, как морской бриз, походка. Как будто и не было рискованных поездок в горы, подрыва на противотанковой мине и тяжелейшей контузии.

Мы присели в полутемном баре. Я тайно любовался ее стоической выдержкой и красотой темно-бархатных глаз. Потом прямо спросил;

- А почему ты не вышла замуж за Арефа? Ведь он очень богатый человек и ради тебя был готов на все...

- Галлий, голодный бедняк, на богатой старухе женился. Можно сказать: сыт теперь Галлий... женой, - в ответ процитировала она древ-неримскую сатиру Ювенала.

Стало как-то неловко, и я принялся расхваливать местное мускатное вино. Но она вдруг сама огорошила меня неприятным вопросом:

- Тебе не кажется, что война не закончилась?

- О чем ты, - поперхнулся я. - Афганистан уже никогда не повторится.

- Я о другом... О Советском Союзе...

В ее глазах читалась бездонная грусть.

Стоял февраль 1989 года, и опасения Мавлюды мне показались бредом.

Через два года распался СССР. Три месяца спустя началась гражданская война в Таджикистане. С незначительными паузами и переменным успехом она длится по сей день. О Мавлюде я больше не слышал. Но как же чутко и прозорливо оказалось женское сердце!

Постоянный адрес данной публикации: