Система международных отношений, в том виде, как она существовала после 1945 г., разрушена. Это простая констатация, не вызывающая ни у кого возражений. Вместе с тем главный вопрос сегодня не столько в отсутствии биполярного или многополюсного мира, что обеспечивало глобальный баланс, а в коренном изменении правил игры.
Суть поведения держав в течение многих столетий после гибели универсальной империи Pax Romana заключалась в согласовании между собой тех действий, которые затрагивали интересы других важных субъектов международной системы. Если эти действия не могли быть скоординированы дипломатически, начиналась война. Такой порядок действовал и при отсутствии такого инструмента достижения непременного консенсуса, как СБ ООН (в рамках постоянной пятерки). К началу XXI в. сложилась такая система международных отношений, когда можно не согласовывать действия, предпринимать акции, с которыми не согласны важнейшие субъекты универсальной организации, и не опасаться последствий ответных мер.
Примером миротворчества на его превентивной стадии в полной мере стала Центральная Азия в составе макрорегиона. Вопрос здесь не столько в ее центральном геостратегическом положении, как об этом указывают исследователи от Х.Д. Маккиндера до В.И. Максименко. Раньше это было важно, сейчас это лишь одна из периферийных зон "поглощения и удержания" со стороны сил глобализма.
С точки зрения лидеров современного монополярного мира, сгруппировавшихся вокруг военно-политического альянса НАТО, дальнейшее развитие международной системы выглядит примерно следующим образом. Мировая система развивается вокруг одного цивилизационного центра, она становится все более управляемой, однако ее развитие носит ступенчатый характер. Те государства, которые "дозрели" до добровольной управляемости, вступают (в различном статусе) в ЕС, НАФТА и НАТО, гарантируя себе возможности для согласования интересов. Взамен, разумеется, они делегируют часть своего суверенитета, формально в пользу наднациональной бюрократии, фактически - в пользу "Восьмерки минус Россия".
Конечно же, страны Центральной Азии весьма далеки от состояния внутренней добровольной управляемости. Единственным способом добиться некоторого уровня предсказуемости в отношении этих территорий был избран частичный силовой контроль с ограниченным присутствием, что и реализовано на настоящий момент. Следующий этап, на мой взгляд, будет состоять в планомерной "зачистке" и замене элит, сильно коррумпированных и слабо зависимых, на более эффективные и сильно зависимые от Запада.
Чем дальше, тем плотнее будет становиться очередь на вступление в избранные международные клубы. Возмущения международной системы на периферии гасятся со все большим эффектом и при возрастающей неотвратимости. Зона принудительного миротворчества все далее расширяется за пределы военной ответственности НАТО. Государства- "изгои" 1 подлежат изоляции на первых порах, а затем там будет изменен государственный строй, и мир окончательно станет управляемым и гомогенным.
(c) 2003
стр. 76
Окончательный ответ в отношении реалистичности этого плана даст жизнь ближайшего поколения. Моя задача здесь несколько скромнее: это попытка прогноза тех ответов, которые может предоставить система международных отношений на вызов миротворчества в первое десятилетие XXI в. Учитывая прежде всего то обстоятельство, что большинство нынешних субъектов международного права не спешат расставаться с этим своим качеством и это большинство будет искать разнообразные и нестандартные средства противодействия миротворчеству.
Рассмотрим основные составляющие моменты грядущей эпохи вооруженного миротворчества и глобального интервенционизма.
Первое. Исчез такой инструмент, как "концерт" или хотя бы непременное согласование интересов государств, что во второй половине XX столетия резко снижало вероятность возникновения широкомасштабной войны между ведущими странами мира. Приходится констатировать, что никакие политические решения, принятые в ООН, ОБСЕ и в других организациях с равенством голосов при разноплановых интересах и диверсифицированном членстве, не являются больше сдерживающими рамками. В границах международного права, черпающего свою силу не столько в кодификации, сколько в прецедентах, резолюции СБ ООН после агрессии НАТО против Югославии можно признать ничтожными.
Это уже привело к качественному снижению уровня доверия в начале любого конфликта, даже задолго до его острой силовой фазы. Лестница эскалации значительно укоротилась, причем такое восприятие возникает и тогда, когда конфликт ведется напрямую, как в случае сербов против албанцев, абхазов против грузин или армян против азербайджанцев, и тогда, когда он представляет собой "конфликт по доверенности" 2 . В частности, официально заявленное намерение решить конфликт мирным путем, посредством переговоров в ближайшие десять лет будет считаться не более чем голословной декларацией при отсутствии сдерживающих механизмов.
Соответственно, с ускорением прохождения конфликта по ступеням эскалации сократилось время для мобилизации, подготовки и развертывания конвенциональных вооруженных сил, способных вести надежные оборонительные операции в отношении собственного населения. Как показывает практика, в полупартизанских боевых действиях в условиях высокой вовлеченности местного населения и при сложном рельефе местности наступающая сторона может располагать значительно меньшими силами, чем обороняющаяся 3 . Тем самым у всех сторон, вовлеченных в конфликт, появилась серьезная потребность в нанесении упреждающих ударов. Миротворчество как практика, соответственно, склоняется к развязыванию превентивной войны и агрессии.
Можно сделать вывод о том, что средствами противодействия подобной складывающейся практике будет увеличение жесткости ответа обороняющейся стороны в конфликте, вне зависимости от того, будет ли это центральное правительство в Дели, Пекине или Ереване, или желающие зафиксировать статус-кво и потому обороняющиеся "сепаратисты" из Сухуми, Приднестровья или Курдистана. Этнические чистки будут значительно более скорыми и, вероятно, более безжалостными, чем неуклюжая попытка Милошевича вытеснить албанцев из Косово до начала агрессии НАТО. Нужно будет постараться успеть до начала вторжения международных миротворцев, и следующее десятилетие наверняка познакомится на практике с явлением, которое можно заранее назвать "этноцидным блицкригом". Это бесчеловечный, но рациональный ответ на исчезновение инструментов согласования интересов субъектов международного права.
Второе. Превентивная дипломатия, на которую возлагались столь большие надежды по окончании "холодной войны", выродилась, по существу, в упреждающую войну. Основа превентивной дипломатии, которая состояла в достижении консенсуса ведущих заинтересованных держав до фазы угрозы применения силы, а тем более ее применения, приобрела форму достижения консенсуса в рамках НАТО.
стр. 77
У объектов превентивной дипломатии в военно-силовом варианте имеется два варианта ответа.
Большинство европейский стран выбрало вариант в виде упреждающего отказа от суверенитета в форме присоединения к НАТО, со всеми вытекающими отсюда обязательствами. Наиболее сложные обязательства состоят в готовности поддерживать даже те решения ведущих стран блока, которые приходят в противоречие с долгосрочными национальными интересами, быть готовыми участвовать в силовых акциях блока там, где отсутствуют реальные интересы безопасности, а также быть готовыми к размещению на своей территории любого вида оружия, в том числе стратегического.
Иной вариант ответа выбирают те государства, которые не стремятся уступать важнейшие составляющие своего суверенитета по различным, чаще всего цивилизационным либо историческим соображениям. Такой ответ состоит в развертывании гонки вооружений в области обороны от авиационных и ракетных ударов - средства ПВО и ПРО. Подобный вариант ответа блокирует возможности внезапной миротворческой интервенции войны путем нанесения ударов с воздуха, либо вынуждает платить неприемлемую цену за попытки авиационно-ракетного блицкрига. Тем самым государства, развернувшие высокоточные и эффективные оборонительные системы, приглашают де-факто вернуться от превентивной войны к превентивной дипломатии, создавая стимулы в пользу диалога за столом переговоров.
Третье. Массированное применение в операциях насильственного миротворчества нового поколения высокоточного оружия повышенной поражающей силы делает сопротивление регулярной армии практически безнадежным. Во всяком случае, до начала наземной интервенции и прямого соприкосновения на поле боя. Такая ситуация будет складываться при угрозе миротворческой агрессии в случае, если обороняющаяся армия не имеет высокоточного оборонительного оружия, или финансовые возможности недостаточны для того, чтобы парировать агрессию в течение нескольких недель при помощи сверхточных и сверхдальних средств обороны.
По замыслу стратегии миротворческой интервенции, данная ситуация приведет к капитуляции вооруженных сил объекта миротворчества, либо к фактическому отказу от противодействия дистанционным средствам миротворцев. Скорее всего, это будет верно для государств, которые не смогли или не успели в упреждающем порядке развернуть гонку вооружений в области создания щита ПРО и ПВО.
Однако даже у "опоздавших" стран остается асимметричный вариант ответа. Более того, как и агрессор, они располагают эскалационной лестницей возрастающих по силе ответов для принуждения миротворцев к возобновлению переговоров. На первом этапе - это противодействие силам и средствам вторжения, причем целью операции будет планомерное уничтожение живой силы, вне зависимости от боевой значимости уничтожаемого личного состава. На втором - диверсии против военных, экономических и политических объектов агрессора в третьих странах, на третьем - террор против гражданского населения миротворцев по всему миру, в том числе и на собственной территории агрессоров.
Прямым следствием подобной тактики противодействия миротворчеству становится введение в практику государственного терроризма. Военное строительство и государственное планирование обороны переходит из области постановки целей по военно-политическому поражению противника в сферу уничтожения людей, учитывая повышенную чувствительность к людским потерям в странах технотронного уровня цивилизации.
Четвертое. Информационное оружие. Широчайшее его применение создает вакуум поддержки и симпатии вокруг объектов миротворчества, лишает их возможности для создания коалиций и противодействия через международные организации и правовые институты. В военно-прикладном плане информационные технические средства лишают обороняющуюся сторону возможности вести дистанционное противодействие нападению. Ответом, скорее всего, послужит отнюдь не развертывание
стр. 78
собственных технотронных систем или информационной кампании, а нарушение информационных коммуникаций противника (от хакеров в Интернете до терроризма в отношении узлов всемирной сети).
Другим вариантом асимметричного ответа становится создание контридеологии. Высокая степень адаптивности воинствующего ваххабизма к условиям Центральной Азии будет доказана уже в ближайшие годы.
Пятое. Глобализация экономики приводит к повышенной эффективности эмбарго, блокад и финансовых репрессий. Это стало почти абсолютным оружием, если учитывать нормальное, "белое" функционирование любой национальной экономики. В настоящее время государство с практически любым запасом макроэкономической прочности нуждается как в импорте, так и в беспрепятственном экспорте финансовых ресурсов для поддержания функционирования экономики.
Ответами на использование глобализации в интересах изоляции и блокады объектов миротворчества будут частичная автаркия, создание свободных экономических зон, развитие "серого" и "черного" реэкспорта, проведение финансовых операций через офшорные зоны, через параллельную вексельную систему наркодилеров, получение финансов от оборота наркотиков. В этом плане реальными союзниками стран, попадающих в финансово-экономическую изоляцию, становятся колумбийские наркобароны и преемники "Аль-Каиды", выход на закрывающийся рынок ЕС обеспечивают "серые" контрабандисты из офшоров в Стамбуле и Лимасоле, а международные преступники помогут отмыть деньги через Науру и Багамы для оплаты счетов в Лондоне и Нью-Йорке. В результате мир станет менее регулируемым и значительно более криминальным.
Шестое. Оказание гуманитарной помощи стало реальным инструментом ведения боевых действий. Целью любого правительства, подавляющего сепаратизм или партизанское движение на собственной территории по любым другим основаниям, было лишение повстанцев их мобилизационной базы. Населению всегда нужно было доказать на практике, что сотрудничать с мятежниками невыгодно, что это означает прекращение экономической связи, безработицу и, следовательно, голод и болезни, отсутствие медицинского обслуживания, рост смертности среди мирного населения.
Оказываемая же на ранних ступенях миротворческой интервенции гуманитарная помощь в рамках стратегии борьбы с "гуманитарной катастрофой" фактически мобилизует население на поддержку инсургентов, укрепляя их людской потенциал и территориальный контроль. Гуманитарная помощь, доставляемая в окруженные правительственными войсками районы, равна по непосредственному эффекту проведению стратегической операции по мобилизации и укреплению тыла мятежников. В гражданских войнах решение этой задачи часто становится важнее, чем достижение чисто военных успехов.
Однако и здесь будет со временем найден адекватный ответ. Он может состоять в нанесении ударов по гуманитарным конвоям, помогающим противнику, в том числе в целях поражения личного состава, диверсии против иностранного медицинского персонала, действующего в тылу мятежников. Стратегическим же решением проблемы может стать проведение упреждающих этнических чисток, с целью ликвидации повода для вмешательства под предлогом "гуманитарной катастрофы" извне. Постольку поскольку опыт бывшей Югославии продемонстрировал неэффективность "выдавливания" враждебного населения, в будущих конфликтах не исключен переход к тактике быстрого геноцида. Тем самым высокие гуманитарные цели, будучи примененными в практике миротворческого интервенционизма, способны породить несравненно большую жестокость в ходе гражданских конфликтов.
Седьмое. Международные судебные органы, на практике солидаризуясь со странами-миротворцами, проявляют исключительно высокую принципиальность при наказании военных преступников, лишая их возможности почетной капитуляции, ухода
стр. 79
в частную жизнь в обмен на прекращение борьбы. Естественно, это сопровождается высокой избирательностью: большинство признанных военными преступниками находится, естественно, на проигравшей конфликт стороне. Если миротворчество направлено против центрального правительства, то государственные должностные лица, включая избранных народом, практически поголовно обречены на статус преступников в глазах международного трибунала.
Ответ стороны, противодействующей интервенции, будет заключаться в том, что логично проявлять отказ от компромисса и переговоров. Вывод, сводящийся к тому, что нельзя договариваться, надо стоять до конца, "замазав в крови" всех соратников и большую часть армии и мирного населения, приведет к ужесточению борьбы.
Теоретически, принципиальность международного суда по поводу неотвратимости наказания за преступления - это калька с логики уголовного законодательства и внутрисудебной практики. Это лишний раз доказывает, что лидеры нынешней системы международных отношений всерьез пересматривают концепцию суверенитета субъектов международного права в сторону его полной отмены. Однако перечисленные выше средства противодействия могут заставить пересмотреть существующее отношение к суверенитету и статусу глав государств, пусть даже и враждебных.
Восьмое. Налицо попытки обеспечить проведение гуманитарной интервенции автоматически, на основе признания мировым сообществом того, что во внутриполитической жизни отдельных государств были нарушены очередные принципы и критерии. Это достоверно вытекает из убеждения стран НАТО, что нынешнее поколение норм международного права основывается на гуманитарном праве, интерпретация которого осуществляется в Брюсселе и окончательный вердикт делает международные границы прозрачными и доступными для силового воздействия.
Ответом на автоматизм гуманитарной интервенции станет автоматизм эскалации форм вооруженной борьбы и репрессий против той стороны, которая должна быть поддержана интервенцией, т.е. против собственных инсургентов. Более того, при неравенстве ресурсов и потенциала у правительственных сил не останется иного выбора, кроме опережающей эскалации. Например, на признание со стороны международного сообщества проблемы неудовлетворенности со стороны нацменьшинства в отношении своего статуса центральное правительство может начать практику выдавливания данной этнической группы за пределы национальной территории, в случае оказания гуманитарной помощи - приступить к практике выборочного уничтожения компактно проживающих групп ненадежного этноса, и пр.
Девятое. Абсолютное военное превосходство сил международного интервенционизма снижает достоверность силовых ответов со стороны объектов интервенции, снимает тем самым потребность в согласовании интересов с заведомо слабым противником.
Ответ будет заключаться в том, что объективно обороняющаяся сторона будет поставлена в условия, когда силовыми упреждающими действиями она вынуждена будет доказывать необходимость договариваться с собой. Кроме того, для достоверности потенциала отпора весьма полезно наличие ОМП, как ядерного, так и оружия "бедных людей" - химического и биологического. Эффективность его доставки при отсутствии стандартных носителей придется доказывать возможностью транспортировки и подрыва боеприпасов ОМП через сеть террористов на территориях стран-интервентов.
Оценим некоторые общие тенденции системы международных отношений как следствие продолжающейся практики интервенционистского миротворчества. Ее непосредственными результатами могут стать:
- выход ряда многих государств из ДНЯО;
стр. 80
- приобретение ракетной технологии в целью доставки за пределы национальной зоны интересов;
- гонка вооружений в области ПВО и ПРО;
- широкомасштабный терроризм, этноцид и геноцид;
- государственная поддержка мировой наркомафии;
- ориентация на ведение войны на поражение живой силы;
- уничтожение части мирового информационного пространства;
- ухудшение контроля над всемирными банковскими потоками, частичное разрушение глобальной экономической структуры, основанной на взаимозависимости.
Вряд ли ответы на гуманитарную интервенцию приведут к появлению новых блоков, противостоящих НАТО - на это ни у кого из потенциально заинтересованных участников не хватит потенциала. Неэффективно будет и развязывание мировой войны. Скорее всего, ответом будет не апокалиптический сценарий, а коренное изменение в системе международных отношений, сравнимое с началом холодной войны после периода тесного союза Объединенных Наций в первой половине 1940-х годов.
Учитывая изложенную выше трансформацию системы международных отношений в период первого десятилетия XXI в., можно прийти к целесообразности следующих внешнеполитических выводов для пересмотра стратегии России. Они таковы:
1. Тесные связи с НАТО - это важнейшая позиция по упреждающему согласованию интересов и информационный ресурс влияния;
2. Активная поддержка государств-"изгоев" на возмездной основе, всемерное снижение эффективности блокады и санкций;
3. Четкая и жесткая позиция по отстаиванию системы международного права, сформировавшейся во второй половине XX в., непризнание агрессии в обход СБ ООН на высшем государственном уровне;
4. Упреждающая поставка средств ПВО и ПРО потенциальным жертвам миротворчества до начала операции;
5. Создание корпуса быстрого развертывания и дивизии быстрого реагирования, основной задачей которых стало бы, соответственно, ведение и выигрыш локальной войны с сепаратизмом, и предотвращение миротворческой агрессии- вмешательства во внутренние конфликты на территории РФ или других стран СНГ;
6. Во внешнеэкономических связях - всемерная переориентация на государства, со стороны которых нам не грозит введение санкций по политическим основаниям;
7. Изменение военной доктрины РФ в отношении формулирования главной угрозы - это агрессия в форме миротворчества на ее территории или территории наших ближайших союзников (Белоруссия, Армения) по СНГ;
8. Упреждающий "уход", сворачивание собственного военно- политического присутствия в регионах - объектах превентивного миротворчества со стороны Запада.
Центральная Азия - именно такой регион. Цель состоит в том, чтобы избежать ввязывания в войну на чужой стороне и за чужие интересы. Играть не только в глобального, но даже и в регионального стабилизатора России непозволительно. Вначале России предстоит стабилизировать собственные мусульманские регионы Поволжья и Северного Кавказа.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Официально принятый руководством США термин "rogue states" также переводится как "жулик", "мошенник", "негодяй"; до наступления эпохи "миротворчества" примерно так именовались противники в ходе войны.
2 Английский политологический эквивалент - "proxy war".
3 Из истории военного искусства известно, что в "правильных" войнах - одна армия против другой -для прорыва обороны требовалось минимум троекратное превосходство при равных огневых возможностях на конвенциональном уровне; войны эпохи миротворчества будут любыми, кроме "правильных".
New publications: |
Popular with readers: |
Worldwide Network of Partner Libraries: |
Contacts | |
About · News · For Advertisers |
Digital Library of Tajikistan ® All rights reserved.
2019-2024, LIBRARY.TJ is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Tajikistan |