Так называемая Гилянская революция, о которой ныне знают и помнят только историки, - интересный и по-своему яркий эпизод в истории послереволюционной России. В 1920 году тогдашнее руководство страны предприняло попытку повлиять на течение событий в соседней Персии. Однако попытка эта успеха не имела. Открывшиеся сегодня архивы дают много новых материалов, дополняющих ранее известные сведения о Гилянской революции.

Выступая в августе 1921 года на Кавказском краевом парт-совещаний, руководитель Кавбюро ЦК РКП(б) Серго Орджоникидзе вспоминал, как в результате "маленькой экспедиции" в Энзели, ставившей перед собой вполне конкретную боевую задачу по очищению Каспийского моря от белогвардейского флота, возник "большой вопрос" об отношении большевиков к местным партизанам-дженгелийцам во главе с Мирзой Кучек-ханом, которые уже в течение пяти лет вели неравную борьбу против царских и сменивших их в 1918 году британских оккупационных войск. По словам Орджоникидзе, Москва понимала, что "в Персии никакого пролетариата нет", крестьянство "темно, забито и пассивно", а повстанческое движение в Гилянской провинции носит национально-освободительный характер. "Мы знали, - говорил Серго, - что эта националистическая буржуазия, ненавидя англичан, еще более ненавидит коммунизм. Но нам надо было поддержать это движение против англичан и в то же самое время не отпугнуть эти группы красным призраком коммунизма..."(1)

Сразу же после капитуляции британского гарнизона в Энзели, 19 мая 1920 года, командующий Волжско-Каспийской военной флотилией Федор Раскольников подписал приказ о переименовании ее десантных отрядов в советский Экспедиционный корпус, основу которого составил пехотный полк моряков численностью примерно 750 человек. В тот же день военком корпуса 21-летний кабардинец Батырбек Абуков обратился к вождю дженгелийцев с конфиденциальным посланием: "Дорогой товарищ Мирза Кучек-хан! Советской России давно известно о твоих подвигах в деле освобождения некогда великого и могущественного персидского народа от английского ига и предавшего за английское золото свою родину шахского правительства. Поэтому мы пользуемся первым удобным случаем, чтобы приветствовать в твоем лице освободителя униженной и оскорбленной Персии. Мы считаем своим долгом поставить тебя в известность о целях нашего прихода в Энзели. Мы пришли сюда не в качестве завоевателей и не для того, чтобы вместо английского ярма наложить на исстрадавшуюся Персию новое русское ярмо. В Энзели нас привело то обстоятельство, что здесь находятся суда и военное имущество, принадлежащие Советской России и увезенные оттуда контрреволюционерами". Далее в письме констатировалось, что цель операции достигнута и красная флотилия должна уйти из Персии.

"Но, - переходил Абуков к главной теме своего послания, - от многих твоих сторонников с момента нашего прибытия в Энзели нам приходилось слышать, что наше дальнейшее присутствие здесь необходимо, ибо с нашим уходом опять установится здесь ненавистная и для нас и для вас английская власть. Это послужило поводом для того, чтобы написать тебе письмо и узнать твое мнение, ибо для Советской России только твое мнение по данному вопросу может иметь решающее значение. Мы готовы всеми силами помочь персидскому народу избавиться от английского ига. Если наша помощь нужна тебе, то ты должен со своей стороны связаться с нами. Было бы

стр. 37

очень желательно лично повидаться с тобой, обо всем подробно переговорить и условиться о дальнейшей совместной работе... Да здравствует освобожденная прекрасная Персия! Да здравствует борец за освобождение Персии Кучек-хан! Да здравствует союз освобожденной Персии с Советской Россией!"(2)

Послание Абукова доставил Кучек-хану секретный сотрудник Информотдела при штабе командующего Ленкоранским боевым участком Волжско-Каспийской флотилии Степан Афонин. Еще 15 мая он получил задание отправиться в Персию и передать предводителю дженгелийцев "письмо от Советской России и вознаграждение - орден Красного Знамени" (!). Афонину предлагалось также выяснить численность и вооружение отряда Кучек-хана, "настроение людей, направление его политики и что им предпринимается и предполагается предпринять", а также собрать сведения о центре Гилянской провинции - Ре-ште: "что происходит в городе, количество войск, вооружение, командный состав, есть ли другие национальности".

Докладывая о выполнении возложенного на него поручения начальнику Информотдела, Афонин писал: "По получении Вашего задания я выехал в Эн-зели ночью 18 мая на моторе "Беледжи" и прибыл 19 мая (в город - В.Г.), где мне пришлось задержаться на одни сутки, а затем отправился к Кучек-хану (в лес), где и передал ему Ваше письмо и значок. Кучек-хан потребовал от меня удостоверение, какового у меня не было, и он послал со мной одного человека к нашему военному составу для переговоров, которого я представил военкому т. Абукову". Правильность его слов подтверждала и заверенная печатью справка комиссара корпуса от 2 июня, в которой указывалось, что "тов. Афонин был у Мирзы Кучека с письмом и значком и вернулся от него с представителем"(3). Посланец Кучек-хана заверил командование флотилии, что тот "будет действовать так, как ему укажет Советская Россия, преследуя цель освобождения Персии из-под ига англичан и правительства шаха".

"ПО ТИПУ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ..."

Считая "совершенно необходимым оказать самую энергичную помощь угнетенному персидскому народу". Раскольников просил у Москвы указаний: может ли он считать, что у него "развязаны руки" для продвижения Экспедиционного корпуса в глубь территории страны в случае, "если в Персии произойдет переворот и новое правительство призовет нас на помощь"(4). В свою очередь, Орджоникидзе, который тоже весьма рассчитывал на радикализм гилянских

стр. 38

повстанцев, намеревался предложить Ленину "с помощью Кучек-хана и персидских коммунистов провозгласить советскую власть, занимать города за городами и выгнать англичан" из Персии (в телеграмме в Москву от 23 мая, умеряя свой темперамент, Серго ограничился призывом "начать борьбу за Советскую власть и выгнать англичан"). Увы, его свидание с Кучек-ханом на борту парохода "Курск" в Энзели показало всю иллюзорность надежд на скорую советизацию страны, и 2 июня Серго разочарованно информировал Москву: "Ни о какой Советской власти в Персии речи и быть не может. Кучек-хан даже не согласился на поднятие земельного вопроса. Выставлен только единственный лозунг: "Долой англичан и продавшееся им шахское правительство!"(5)

Однако еще 25 мая Политбюро ЦК РКП(б) рекомендовало Орджоникидзе проводить политику, которая "поддерживала бы Кучек-хана или вообще демократически-революционные элементы в их борьбе с шахским правительством в целях осуществления независимости Персии". В соответствии с этим заместитель наркоминдела РСФСР Лев Карахан нацеливал Орджоникидзе и Раскольникова на "объединение трудящихся и даже буржуазно-демократических элементов на национальной задаче изгнания англичан из Персии, борьбы против шахского правительства и [за] демократизацию", подчеркивая, что противником является лишь "та часть чиновничества и имущих классов, которые вместе с англичанами". Москва была готова всемерно содействовать "освободительному народному движению" деньгами, оружием, инструкторами, добровольцами и даже военными судами, но лишь под флагом формально независимой, советизированной всего месяц назад Азербайджанской республики, то есть негласно, дабы не дать лишний повод для обвинений большевистской России в "красном империализме". "Никакого военного вмешательства под русским флагом, - предписывал Раскольникову председатель Реввоенсовета Республики Лев Троцкий 26 мая. - Никаких русских экспедиционных корпусов. Всемерное подчеркивание нашего невмешательства с прямой ссылкой на требования Москвы убрать русские войска и красный флот из Энзели, дабы не вызывать подозрения в стремлении к захвату". Вместе с тем Троцкий предлагал Раскольникову не только оказать повстанцам посильную военную помощь, "сдав в руки Кучек-хану занимаемую нами ныне территорию", но и "тайно помочь поставить в Персии широкую советскую агитацию и организацию". А Карахан 30 мая инструктировал Орджоникидзе: "Мы не возражали бы против организации новой власти по типу Советской власти, причем государственно-административный аппарат был бы советским, но без нашего социального содержания, иначе преждевременно расстроились бы ряды, и внутренняя борьба ослабила бы задачу освобождения Персии от Англии"(6).

Наркоминдел Георгий Чичерин также считал, что в Персии "возможна советская форма, как несколько примитивная, но последовательно демократическая народная власть", которая пока никак "не может быть политической формой пролетарской диктатуры". Чичерин подчеркивал, что коммунисты обязаны принять участие в персидском освободительном движении против британских империалистов и связанных с ними местных "крепостников-феодалов", "не задаваясь, однако, задачами, для которых экономическая действительность еще не создает почвы, и не предаваясь иллюзиям относительно близкой возможности проведения коммунистической программы". При этом наркоминдел предупреждал, что "работа коммунистов на Востоке не должна находиться ни в какой официальной связи с советским правительством", политика которого "идет своими сложными путями под давлением дипломатической обстановки", и поэтому не следует давать конкретных обнадеживающих обещаний относительно его действий, "за исключением тех случаев, когда интервенция РСФСР формально решена...".

В итоге же, заключив военный союз с большевиками и поверив в их обещание не вмешиваться во внутренние дела страны, Кучек-хан, по свидетельству Абукова, "скрепя сердце, решился на провозглашение "Персидской Социалистической Республики", предложенное ему комфлотом Раскольниковым", и 4 июня оставленный англичанами Решт был без боя занят красными военными моряками и отрядами дженгелийцев(7).

"... МЫ НАДУЕМ АНГЛИЮ"

В тот же самый день Троцкий направил наркоминделу и членам Политбюро ЦК РКП(б) телеграмму с грифом "совершенно секретно", в которой объявлял, что в данный момент "советский переворот" в Персии и других сопредельных с Россией странах Востока причинил бы большевикам... "величайшие затруднения", ибо "даже в Азербайджане советская республика не способна стоять на собственных ногах". Озабоченный ситуацией на польском и врангелевском фронтах Троцкий считал, что для упрочения военного положения РСФСР и восстановления ее промышленности и транспорта "советская экспедиция на востоке может оказаться не менее опасной, чем война на западе". Поскольку же, резюмировал он, в британской правящей верхушке еще нет безусловного единства мнений по отношению к РСФСР, "из этого вытекает, что потенциальная советская революция на востоке для нас сейчас выгодна главным образом как важнейший предмет дипломатического товарообмена с Англией".

В последнем Троцкий не был оригинален, ибо еще весной тогдашний заведующий отделом Мусульманского Ближнего Востока Наркоминдела РСФСР и будущий глава Совнаркома Азербайджанской ССР Нариман Нариманов горячо убеждал российское руководство, что если британское правительство заговаривает о снятии экономической блокады России, то делает это не столько под давлением трудящихся масс Англии, сколько для того, чтобы отвлечь внимание большевиков от Востока вообще и от Персии в частности. Призывая совершить там "такой переворот, после которого бы Англия не могла не только хозяйничать, но чтобы в каждом персиянине она встречала своего непримиримого

стр. 39

врага", Нариманов напоминал, что в самой Персии почва для этого совершенно подготовлена, ибо скопившиеся там громадные запасы сырья, невостребованные англичанами, и связанный с этим застой в торговле заставляют население с нетерпением ожидать вожделенного воссоединения с российским рынком. "Мы слишком увлеклись Западом", - повторял Нариманов, предлагая "открыть дорогу в Персию" и не позволить закрепиться там англичанам. "Энергичный шаг в этом направлении, - подчеркивал Нариманов в письме в Наркомвнешторг от 15 марта, - ускорит и облегчит наши переговоры с Англией о товарообмене... Я повторяю: с целью отвлечь наше внимание от Персии Англия поспешит открыть нам путь к западу".

Конечно, Кучек-хан и не подозревал, что уже 31 мая в Лондоне начнутся переговоры о восстановлении мирных сношений между его давними врагами-античанами и новоявленными союзниками - большевиками, причем возобновление торговых связей британская сторона поставит в прямую зависимость от обязательства правительства РСФСР отказаться от военных операций против шахской Персии, поддержки кемалистов в Турции и вообще "сеяния смуты" в Малой Азии, Афганистане и Индии. Поэтому в директиве от 26 мая Троцкий откровенно разъяснял Раскольникову: "Нам необходимо заставить правящую Англию понять, что мы нападать на нее в Персии и вообще на востоке не собираемся и готовы дать действительные гарантии нашего невмешательства".

Призывая Политбюро лишь попугать Лондон угрозой "взорвать" его владения в Азии, Троцкий предлагал, во-первых, ограничиться там "политико-воспитательной работой (политические курсы, партийно-организационная работа, военные инструкторы и пр.), всячески предостерегая от таких шагов, которые рассчитаны или должны повлечь за собой нашу военную поддержку", и, во-вторых, "продолжать всемерно подчеркивать по всем путям нашу готовность столковаться с Англией относительно Востока". Однако Ленин не согласился с коллегой, возразив, что глава торговой делегации в Лондоне Леонид Красин "это делает, но это безнадежно", ибо "Англия помогает и будет помогать и полякам и Врангелю"(8).

Желая во что бы то ни стало "нейтрализовать" англичан, Ленин уже 11 июня советовал Чичерину отправить Красину шифрованную инструкцию: "Мерзавец Ллойд-Джордж надувает Вас безнадежно и бесстыдно, не верьте ни одному слову и надувайте его втрое". Выполняя указание Ленина, Чичерин постоянно напоминал Красину, дабы он не допустил "попытку Англии безвозмездно связать нас, особенно на востоке", и "парализовать нас на востоке без компенсации". "Англия нуждается в соглашении с нами не менее, чем мы с нею, - внушает Чичерин Красину 19 июня, -может быть, даже больше ввиду развития восточной революции". В депеше от 20 июня наркоминдел повторял: "Всем ясно, что громадный рост революции на Востоке делает соглашение не менее нужным для Англии, чем для нас. Без соглашения с нами Англии трудно будет спасти свое положение на Востоке. Наша позиция чрезвычайно сильна и выигрышна..."

В то же время Чичерин предлагал Красину постоянно подчеркивать, что он, мол, не уполномочен вести политические переговоры, и намеренно избегать обсуждения любых вопросов, связанных с активностью большевиков на Востоке. "Если о нем будет заходить речь, - советовал Чичерин, - отказывайтесь что бы то ни было говорить. Не говорите абсолютно ничего ни о кемалистах, ни о Персии, ни об Афганистане, ни о Китае. <...> Прибавляйте, что вы не можете даже говорить об этом с ними, пока они отхватывают Крым и поддерживают Врангеля. Главную энергию направляйте на требование снятия блокады морской, финансовой и персональной".

Однако, разгадав тактику Чичерина, Лондон уже 30 июня категорически потребовал однозначного ответа: готова ли Россия заключить торговое соглашение на условии, что ее правительство "будет воздерживаться от всякого рода попыток путем военных действий или пропаганды побуждать народности Азии ко всякого рода враждебным действиям, направленным против британских интересов или против Британской империи". Поскольку же англичане грозили прервать переговоры, если утвердительный ответ Москвы не последует в течение одной недели со дня вручения их ноты, 7 июля Чичерин ответил, что в целях скорейшего достижения мира Советское правительство "принимает принципы, изложенные в памятной записке Британского Правительства... в качестве базы соглашения между Россией и Великобританией"(9).

Хотя видимая уступчивость Москвы отражала лишь ее желание в очередной раз "надуть" империалистов, тем не менее, среди делегатов проходившего в июле в Москве II конгресса Коминтерна ходили тревожные разговоры по поводу предстоящего якобы прекращения помощи восточным народам со стороны правительства РСФСР вследствие соглашения его с Лондоном. Чичерина же прямо обвиняли в том, что он интересуется революционным движением на Востоке "только как предметом дипломатического торга и жупелом для Англии"!

Посчитав ответственным за распространение этих "слухов" заведующего Отделом Востока Наркоминдела бывшего левого эсера Арсения Вознесенского, взбешенный Чичерин предложил не пускать его больше на конгресс Коминтерна и вообще выслать из Москвы, назначив "лектором на какие-нибудь курсы в провинциальном городке, где надзор [чекистов] легче". Однако уже в сентябре на I съезде народов Востока в Баку, призывая аудиторию "зажечь настоящую священную войну" против британских империалистов, представители РСФСР были вынуждены убеждать делегатов, что "восточная политика советского правительства не есть дипломатический маневр, не есть бросание народов Востока в огонь, чтобы русская Советская республика могла, предавая их, получить для себя выгоду"(10).

Тем не менее Чичерин, инструктируя 3 августа нового главу мирной делегации РСФСР в Лондоне Льва Каменева, без околичностей объяснял ему: "...От нашей политики в отношении Англии будет зависеть темп и интенсивность нашей политики на

стр. 40

Востоке. Можно в разговоре с англичанами подчеркивать, что если они откроют против нас военные действия, они в Европе не смогут причинить нам серьезного вреда, кроме булавочных уколов на периферии. Между тем на Востоке, если мы развернем вовсю имеющиеся у нас возможности, мы можем сразу нанести величайший непоправимый вред всему мировому положению Англии. Они не могут этого не понять, ибо и без того они напуганы нашим продвижением на Востоке. Не мешает в беседе с ними без излишней хвастливости, дабы не показаться недостаточно серьезными, деловым образом указать им на имеющееся у нас против них на Востоке политическое оружие".

Соглашаясь с Чичериным, Каменев телеграфировал ему 1 сентября из Лондона: "Восстание в Месопотамии поставило на очередь [дня] всю политику великобританского правительства в Средней Азии. Находящиеся в Персии английские войска опираются на Багдад. Очищение Месопотамии... должно повлечь очищение Персии и наоборот - давление на английские войска Северной Персии усилит положение месопотамских повстанцев. Кроме находящихся в Индии, войск у Англии нет, а эти они боятся тронуть. Революция по линии Энзели-Гамадин(?)-Багдад угрожает самым жизненным интересам английской империи и ломает создание Версальского "статус-кво" в Азии". При этом Каменев призывал Политбюро "поддерживать уверенность широких кругов в нашем желании мира с Антантой".

Использовать бакинский съезд и произведенный накануне разгром Бухарского эмирата для дипломатического давления на Лондон предлагал и Троцкий, который в телеграмме Чичерину (копия - Ленину) от 3 сентября советовал поручить Каменеву заявить на переговорах, что "только полное прекращение агрессивной политики английского правительства против нас может создать для нас такое положение, при котором мы не будем вынуждены против нашей воли продвигаться в Азии"(11).

Главе британского внешнеполитического ведомства лорду Керзону не оставалось ничего иного, как заявить 9 октября протест по поводу того, что, явно нарушая свои обязательства, советское правительство "продолжало посылать и в данный момент посылает русские войска в Персию... угрожало и продолжает угрожать походом на Хорасан", устроило революцию в Бухаре и пытается организовать восстание среди племен на границе с Индией, а также "подняло настоящий ураган пропаганды, интриг и заговоров против британских интересов и британской власти в Азии". Поскольку же разрыв с Лондоном был вовсе невыгоден для Москвы, Ленин предложил Чичерину успокоить англичан, опровергнув все обвинения Керзона. Одновременно он просил своего наркома иностранных дел сообщить восточным народам, "но только устно, через послов, без единой бумажки, что мы надуем Англию", а также "послать специальных послов в Баку и Ташкент, дабы объяснить им, что надо продолжать еще сильнее нападать на британский империализм, но не от нашего имени, а от Азербайджана и Бухары". Да вдобавок "к весне создать нечаянно Хорас[анскую] Сов[етскую] Респ[ублику]"!(12)

МЕТАМОРФОЗЫ СОВЕТСКОЙ ПОЛИТИКИ В ГИЛЯНЕ

Между тем, выполняя наказ Москвы об организации в Гиляне

"новой власти по типу советской", но без присущего ей военно-коммунистического содержания, Орджоникидзе и Раскольников намеревались ограничиться этим навязанным Кучек-хану "фасадом" (со всеми атрибутами - Совнаркомом, Реввоенсоветом, Персидской Красной Армией и т.д.), по крайней мере, до занятия Тегерана. Но подобная умеренность сразу же вызвала открытое неприятие со стороны прибывших из Баку руководителей Персидской компартии "Адалят" -азербайджанцев Бахрама Агаева и Джафара Джавад-заде, нетерпеливо требовавших развернуть борьбу против "класса буржуев, которые достойны того, чтобы их убивали". Считая Кучек-хана сторонником "консервативно-буржуазной революции" и "будущим персидским Деникиным", адалятисты нашли немало единомышленников и среди моряков-десантников Экспедиционного корпуса. Так, глава его Особого отдела с негодованием докладывал в Баку о "меньшевистской соглашательской политике" комкора Ивана Кожанова, который всецело поддерживает "буржуазного демократа" Кучек-хана, ставящего-де своей задачей "изгнать из Персии всех европейцев и захватить власть в свои руки"(13).

Однако, возмущенный "бестактностью" адалятистов. Раскольников выслал Джавад-заде из Персии, а Орджоникидзе, ознакомившись с рапортом главы Особотдела,

стр. 41

приказал Абукову отстранить его от должности и тоже отправить в Баку. Эта же участь ожидала и арестованного Агаева, но на открывшемся 22- июня в Энзели I съезде Иранской компартии ее главный теоретик Аветис Султан-заде (Микаэлян) заявил, что национальное движение против англичан непременно выльется в социальную революцию, и следует немедленно выдвинуть лозунг борьбы против ханов и крупных помещиков. Впрочем, Султан-заде получил суровую отповедь со стороны "почетного председателя" съезда - секретаря ЦК АзКП(б) Виктора Нанейшвили, которого поддержал и Абуков, назначенный Орджоникидзе представителем Кавбюро ЦК РКП(б) в Гиляне. Утверждая, что коммунисты должны поддерживать любые силы, готовые бороться за изгнание англичан из Персии, Абуков вообще считал неправильным провозглашение в Реште Советской власти. "Нам надо эту ошибку исправить, - доказывал он, - и стремиться к тому, чтобы убедить колеблющиеся элементы в том, что фактически Советская власть не угрожает ни помещикам, ни буржуям, - тогда они поддержат национально- освободительное движение".

Хотя в результате голосования на съезде победила резолюция Нанейшвили, призывавшая к борьбе "с английским империализмом, шахским правительством и со всеми теми, которые их будут поддерживать", уже в начале июля союз Кучек-хана с коммунистами дал трещину!(14). Увы, и ЦК ИКП с вернувшимся в Гилян Джавад-заде, и левое большинство созданного в Баку так называемого Иранского бюро коммунистических организаций, главную скрипку в котором играли горячие "азербайджанцы" - Буду Мдивани, Анастас Микоян и Виссарион Ломинадзе, вовсе не желали вдаваться в тонкости дипломатической игры Москвы с Лондоном и страстно жаждали немедленной и отнюдь не показной советизации Персии. Уже 10 июля под давлением прибывшего в Гилян воинственного Мдивани ЦК ИКП принял секретное постановление, предписывающее "убрать" Кучек-хана и его правительство, как якобы "переставших быть вождями национально-освободительного движения", а также выдвинуть лозунги социального содержания:

"Ни одного фунта риса арбабам [помещикам]!" и "Земля - народу!". Не желая стать "причиной обострения конфликта и страдания многих невинных лиц" в Гиляне, Кучек-хан не нашел ничего лучшего, как добровольно устраниться от власти и вернуться в лес, где он намеревался оставаться до установления нормальных взаимоотношений с "братской РСФСР"(15).

Но пока находившийся в Москве Орджоникидзе дискутировал с Султан-заде, доказывая Ленину, что "помещиков в Персии трогать нельзя" и надо ориентироваться на национальное демократическое движение, заговор против Кучек-хана под влиянием все тех же Мдивани и Микояна, которые лично доставили в Энзели еще 800 красноармейцев из Баку, завершился военным "коммунистическим" переворотом, торжественно названным советской прессой "персидским Октябрем". Власть в маленькой республике перешла в руки марионеточного Революционного Комитета Ирана, который держался на иноземных (российских и азербайджанских) штыках и к тому же начал "экспроприацию буржуев", коснувшуюся даже мелких торговцев и крестьянства. Кстати, член Кавбюро Елена Стасова сообщала в ЦК РКП(б), что не очень-то доверяет объяснениям вернувшегося из Персии Микояна, ибо "он, страдая "детской болезнью левизны", мог осветить положение дел недостаточно объективно, и потому нельзя решить, своевременно ли было произведено удаление Мирзы Кучека или же это шаг, который отзовется весьма серьезно на дальнейшем"(16).

Вхождение Агаева, Джавад-заде и других коммунистов в состав революционного правительства не повлияло на сдержанную позицию Москвы в отношении Гилянской республики. Так, просьбу Орджоникидзе о разрешении выделить дополнительную военную силу для посылки в Персию, поскольку де "при наличности полутора тысяч русских штыков возможно занятие Казвина и даже Тегерана", Политбюро решительно отклонило, и 20 августа Троцкий телеграфировал Серго: "Не может быть речи об отвлечении сил с Кавказа на Восток, так как центральная задача республики разбить Врангеля"(17). Впрочем, уже вскоре Москве пришлось согласиться на отправку в Гилян свежих подкреплений из Баку, ибо поход Персармии на Казвин провалился, началось паническое отступление, и Решт был оставлен. Только артиллерия военных судов позволила красным удержаться в Энзели.

(Окончание следует)

1 Советский Кавказ. Орган Кавказского Бюро ЦК РКП. 1921. N 1, с. 12.

2 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 85, on. С, д. 13, л.7.

3 Российский государственный архив Военно-Морского Флота (РГАВМФ), ф. Р-672, оп. 1,д. 149, л. 2-5.

4 РГАСПИ, ф. 562, on. 1, д. 21, л. 4.

5 Там же, ф. 85, on. С, д. 1, л. 3; д. 2, л. 1.

6 Там же, ф. 17, on. 3, д. 83, л. 1; ф. 562, on. 1, д. 21, л. 1; РГАВМФ, ф. Р-917, оп. 1, д. 1179,л.62.

7 РГАСПИ, ф. 2, on. 2, д. 312, л. 1-3; ф. 544, on. 3, д. 44, л. 4-5.

8 The Trotsky Papers. 1917-1922. Paris, 1971. V. 2, p. 208; РГАВМФ, ф. Р-917, on. 1, д. 1179, л. 62; Российский государственный архив экономики (РГАЭ), ф. 413, on. 3, д. 510,л.15.

9 Документы внешней политики СССР. М., 1958. Т. 2, с. 696; 1959. Т. 3, с. 16-17; Ленин В.И. Полн.собр. соч. Т. 51,с. 215.

10 РГАСПИ, ф. 5, on. 1, д.2055, л. 7; 1-й Съезд народов Востока. Баку. 1-8 сентября 1920 г. Стеногр. отч. Пг., 1920. С. 70.

11 РГАСПИ, ф. 2, on. 2, д. 359, л. 1; ф. 17, on. 84, д.86, л.7.

12 Документы внешней политики... Т. 3, с. 316, 318; РЦХИДНИ, ф. 2, оп. 2, д. 1292, л. 1.

13 Там же, ф. 495, оп. 90, д. 15, л. 2-3; д. 11, л. 139; ф. 85, оп. С, д. 77, л. 3.

14 Там же, ф. 2, оп. 1, д. 24440, л. 15-16, 24-28.

15 Там же, ф. 495, оп. 90, д. 16, л. 13; Российский государственный военный архив (РГВА), ф. 157, оп. 8, д. 8, л. 4.

16 РГАСПИ, ф. 532, оп. 4, д. 384, л. 17-18; ф. 17, оп. 84, д. 228, л. 31; д. 72, л. 12.

17 Там же, ф. 17, оп. 3, д. 103, л. 1; ф. 85, ? оп. С, д. 5, л. 1; ф. 64, оп. 1, д. 25, л. 129.

Permanent link to this publication: