Испания к началу XIX в. значительно отстала в своем экономическом развитии от передовых стран Западной Европы. В сельском хозяйстве господствовали феодальные отношения. Дворянству и церкви принадлежали 68% обрабатываемой земли и сверх того огромная территория пастбищ, парков и заброшенных земель¹ . Крестьяне были об-

¹ Canga Arguelles. Diccionario de la hacienda. T. 5. London. 1826, p. 180. Ф. Гарридо утверждает, что более трех четвертей земли в Испании принадлежало в начале XIX в. к неотчуждаемым имениям (Ф. Гарридо. Современная Испания. СПБ. 1869, стр. 7, 18).

ременены множеством феодальных повинностей в пользу светских и духовных сеньоров. Рента в значительной мере вносилась в натуральной форме, что свидетельствовало о недостаточном развитии денежного обращения и внутреннего рынка. Исследователь испанской экономики конца XVIII и начала XIX в. пишет, что "свободные деньги" в конце XVIII в. были редким явлением в Испании. Богатство было представлено тогда землями, домами и натуральной рентой² . Развитие внутреннего рынка тормозилось бесчисленными средневековыми торговыми пошлинами, так называемыми провинциальными налогами³ .

Капиталистическое земледелие было тогда редким исключением. Оно велось в какой-то мере в Андалузии, но нам не удалось найти никаких данных о широком его распространении. В "Докладе об аграрном законе" крупнейшего испанского экономиста конца XVIII и начала XIX в. Ховельяноса говорится, что в Испании капитал, избегая земледелия, ищет применения в других областях⁴ . Ховельянос указывает на чрезмерно высокую цену земли и на скандальное повышение ренты, в результате которых "доход от земледелия еле достигает 1,5%". Продукция испанского земледелия не выдерживала конкуренции не только на мировом рывке, но и в самой Испании. Об этом говорил в 1820 г. в кортесах Морено Герра: купцы закупают в Одессе русский хлеб по 8 - 10 реалов. Перевозка его в Кадис обходится дешево, и, продавая его здесь за. 20 реалов, купцы получают большую прибыль. Хлеб же местного производства из-за непомерной, ренты и повинностей, которые арендатор-капиталист платит феодальному, землевладельцу и церкви, и из-за многочисленных внутренних торговых пошлин, дороговизны транспорта и т. в. не окупает себестоимости даже при продаже за 40 реалов⁵ .

Уровень земледельческой техники в изучаемый период был низок. Преобладала, по-видимому, система трехполья⁶ . Основным средством улучшения плодородия почвы было оставление под паром и сжигание на земле сорных трав. Ирригационная система во многих местах пришла в. упадок. Сельскохозяйственные орудия были примитивны, урожаи низки. Средний урожай пшеницы был сам-пять⁷ .

Все дошедшие до нас описания сельских местностей Испании конца XVIII - начала XIX в. рисуют картину крайнего разорения. "Нигде нет ни малейшего намека на человеческое жилье. Ни одного сада, огорода, ни одного рва, ни одной черепицы. Кажется, что крупный землевладелец царствует здесь, как лев в. чаще, отпугивающий своим рыком всех, кто хочет приблизиться к нему. Вместо поселений людей я встретил лишь семь или восемь больших стад рогатого скота и несколько табунов лошадей..." - писал в конце XVIII в. французский дипломат Бургуэн об Андалузии⁸ . В те же годы англичанин Юнг писал о Каталонии: "На расстоянии более 100 миль мы видели только два дома, которые производили впечатление известного благосостояния... Что касается земледелия, то на 200 акрах земли

² Casariego. El marques de Sargadelos o los comienzos del industrialismo capitalista en Espana. Oviedo. 1950, p. 59.

³ Канга Аргуэльес писал, что взыскание провинциальных налогов "подрывает уважение, которого заслуживает собственность, задерживает развитие производства и сковывает естественный процесс обмена. 3 тыс. чиновников ведут постоянную войну в деревнях, чтобы обеспечить уплату пошлин; поставленные на дорогах, у ворот поселений и в мастерских, они притесняют путешественника, торговца и земледельца... Они мерят у земледельца зерно, измеряют бочонки вина и оливкового масла; они суют нос в кладовую харчевни и в корзину трактирщика, дабы узнать, что там имеется, и собрать пошлину; они следят за розничными торговцами, которые продают хлеб, вино и другие товары, чтобы они не совершали оптовые сделки; они приставляют проводников к погонщикам мулов, которые перевозят урожай; они заставляют судей определять каждый месяц цены на вино, уксус и другие товары, чтобы легче было взимать пошлины. Все это наносит смертельный удар внутренней торговле" (Canga Arguelles. Указ. соч. Т. 4, стр. 411, 413).

⁴ Jovellanos. Informe de la Sociedad economica de esta Corte en el expediente de la ley agraria. Madrid. 1795, p. 56.

⁵ "Diario de las sesiones de Cortes en el ano 1820". T. I. Madrid. 1871, p. 190.

⁶ Canga Arguelles. Указ. соч. Т. 4, стр. 58.

⁷ Там же, стр. 59; Colmeiro. Historia de la economia politica en Esparia. T. 2. Madrid. 1863, p. 89; Desdevises du Dezert. L'Espagne de I'ancien regime. T. 3. Parts. 1896, стр. 29. В Бельгии в конце XVIII в. урожай пшеницы составлял сам-четырнадцать, в Англии - сам-десять. Трехполье было уже заменено в этих странах плодосменной системой, широко применялись удобрения и более усовершенствованные орудия (см. Кулишер. История экономического быта Западной Европы. Т. 2. М.-Л. 1931, стр. 41 - 43).

⁸ Bourgoing. Tableau de l'Espagne. T. 3. Paris. 1806, p. 218.

мы нt видели никаких следов обработки. /До сих пор нам не удалось встретить ни одного сада в этой провинции... На большом протяжении пути я видел только такие жалкие урожаи, которые едва могут вернуть затраченные семена"⁹ .

В 1826 г. сельскохозяйственное население составляло 62% всего 14-миллионного населения Испании¹⁰ . В 1797 г., по данным Канги, в составе сельскохозяйственного населения Испании было: земледельцев-собственников- 364514 человек, крестьян-держателей - 507423 человека, земледельцев-поденщиков - 805235 человек¹¹ .

У нас нет точных сведений о том, кто был включен в категорию земледельцев-собственников. С одной стороны, Канга не включил эту категорию в число "лиц, живущих собственным трудом"¹² . К последним он причислял земледельцев-держателей, поденщиков, промышленных производителей и другие категории трудящихся. Однако в Испании конца XVIII - начала XIX в. не могло насчитываться 364,5 тыс. крупных землевладельцев-дворян. Хотя по переписи 1797 г. насчитывалось 402 тыс. дворян¹³ , но известно, что подавляющая часть земельной собственности дворянства была сосредоточена в руках его аристократической верхушки - около 650 семей грандов и других титулованных лиц; с другой стороны, как свидетельствует один из современников революции, две трети испанского дворянства в начале XIX в. составляли" лица необеспеченные¹⁴ . Следовательно, 364514 "земледельцев-собственников" не могли состоять только из дворян. Очевидно, в это число входило и некоторое количество крестьян-собственников или держателей, державших землю на столь выгодных условиях, что переписчики приняли их за собственников. Из таблиц Канги и из других источников видно, что среди "земледельцев-собственников" было некоторое количество крестьян-собственников (или долгосрочных, наследственных держателей), главным образом в Наварре и баскских провинциях, в Астурии, Валенсии и Каталонии¹⁵ . Но подавляющее большинство испанского крестьянства в начале XIX в. являлось безземельными поденщиками или феодально-эксплуатируемыми держателями, причем процент безземельных поденщиков был необычайно высок для страны, в которой преобладали докапиталистические отношения. В Эстремадуре безземельные поденщики составляли 62% всех крестьян, в Севилье - 89%, в Ла Манче - 76 %¹⁶ .

Это объяснялось тем, что огромные латифундии, особенно в Андалузии и Эстремадуре, были сосредоточены в руках немногих аристократов, не заинтересованных, ввиду огромной величины и разнообразного характера своих источников дохода, с одной стороны, и нерентабельности товарного земледелия, с другой стороны, в интенсивной эксплуатации своих земельных богатств. В Кастилии, Эстремадуре и Андалузии сеньеры обращали огромные территории в пастбища. Для личных нужд крупных землевладельцев возделывалась лишь ничтожная часть земель при помощи поденщиков. В то время как огромные площади плодородной земли пустовали, масса населения, особенно в Андалузии, оставалась без земли и без работы.

Положение испанского крестьянства в разных провинциях зависело от преобладавших форм землепользования. В сравнительно лучшем положении находилось крестьянство Наварры и баскских провинций (Бискайи, Алазы, Гипускуа). По данным Канги Аргуэльеса, сеньерам и церкви принадлежало в Наварре только 17% обрабатываемой земли, а прочим владельцам - 83%¹⁷ Здесь было 46% "земледельцев-собственников", 20% держателей и 34% поденщиков. Дедевиз дю Дезер подчеркивает, что в баскских провинциях и Асту-

⁹ Young. Voyages en Italie et Espagne. Paris. 1789, p. 357, 378.

¹⁰ Zabala y Lera. Historia de Espana y de la civilizacion espanola. T. 5. Barcelona. 1930. Огромную часть (22%) населения составляли духовенство, челядь, нищие, а промышленное население - кустари, ремесленники, рабочие и предприниматели - составляло всего 16%.

¹¹ Canga Arguelles. Указ. соч. Т. 4, стр. 55. Необходимо отметить, что статистические данные, которыми нам приходится пользоваться, особенно перепись 1797 г., неточны. Но так как нас интересуют не столько абсолютные цифры, сколько соотношения, которые они показывают, мы считаем возможным пользоваться ими, корректируя их по другим источникам.

¹² Canga Arguelles. Указ. соч. Т. 3, стр. 217 - 218.

¹³ Allamira. Historia de Espana y de la civilizacion espanola. T. 4. Barcelona. 1911, p. 255.

¹⁴ L. Doblado. Letters from Spain. London. 1822, p. 361 - 362.

¹⁵ Desdevisos du Dezert. Указ. соч. Т. 3, p. 15 - 16.

¹⁶ Таблица составлена на основании данных Канги Аргуэльеса.

¹⁷ Canga Arguelles. Указ. соч. Т. 5, стр. 180.

рии долгосрочное, фактически - наследственное держание "предоставляет крестьянину все преимущества мелкой собственности"¹⁸ . К тому же рента в баскских провинциях была умеренной и по преимуществу натуральной¹⁹ . Баски пользовались радом привилегий (fueros). Они освобождались от общеиспанских налогов, таможенных пошлин, рекрутчины и прочих обязательств в отношении государства и имели некоторое самоуправление. Баски ревниво оберегали свои областные привилегии.

Большинство же испанских крестьян-держателей подвергалось крайне тяжелой феодальной эксплуатации. Крепостного права в Испании не было уже много веков, но крестьяне были обременены бесчисленными феодальными повинностями. В Валенсия в 1817 г. 302 деревни платили 10,8 млн. реалов сеньериальных повинностей. На каждую семью падало 112 реалов повинностей и 44 реала государственного налога²⁰ . Феодальные повинности в Валенсии взимались в натуре и составляли от 1/7 до 1/4 урожая²¹ . В 1821 г. депутат Морено Герра говорил в кортесах о валенсийских крестьянах-рисоводах, которые работают полгода по пояс в воде, а затем вынуждены отдавать сеньерам половину или треть урожая²² .

Еще хуже было положение кастильских крестьян. В Кастилии преобладали наиболее тяжелые формы краткосрочной феодальной аренды. Большую часть платежей за держание земли крестьянин должен был вносить деньгами, что при слабом развитии внутренней торговли было чрезвычайно затруднительным.

Кроме платежей за держание земли, испанский крестьянин-держатель в начале XIX в. нес ряд других феодальных повинностей, различных в разных провинциях: лаудемио (десятая часть стоимости недвижимого имущества, платившаяся при смене владельца); кавалгада (выкуп за военную службу); ховас, трахес, батудос (отработки на барских полях я виноградниках, коммутированные в денежный взнос); "раздел, плодов" (право сеньера получить треть, четверть или двадцатую часть урожая полей); боррас, пасос, асадурас (денежная пошлина за проход скота по земле сеньера). Сеньеры обладали рядом баналитетов: исключительным правом молоть зерно, печь хлеб, давить оливки, бить скот, содержать кузницу. Им принадлежала привилегия рыбной ловли, охоты, сбора хвороста и дров²³ . Каяга определял общую сумму выплачивавшихся крестьянами феодальных повинностей в 82450 тыс. реалов в год²⁴ .

Крестьянин-держатель платил и церковные налоги. Чрезвычайно тяжелой для крестьянина была) церковная десятина, доходившая до седьмой части валового урожая. В Кастилии десятинный сбор со стада равнялся 130% чистого дохода крестьянина, десятина с урожая пшеницы - 160% чистого дохода²⁵ . Канта считал, что в 1808 г. общая сумма десятинного сбора, выплаченного испанским народом, равнялась 900 млн. реалов, - это был самый большой из всех поборов с крестьян²⁶ . Кроме десятины, церковь взимала еще ряд местных налогов.

Государство требовало от крестьян рекрутов, дорожной повинности (багахес), размещения солдат на постой (алохамьентос), налогов на содержание местных властей, торговых пошлин. В орошаемых местностях крестьяне платили тяжелый налог за воду. Например, на землях, орошаемых Арагонским каналом, крестьяне платили за пользование водой пятую часть урожая. Канга высчитал, что общая сумма всех налогов, пошлин и повинностей, выплаченных испанским народом в 1808 г., равнялась 3006 млн. реалов²⁷ .

Таково было положение крестьян-держателей. Если в Валенсии благодаря исключительному плодородию почвы, мягкости климата, хорошему орошению и долгосрочной аренде крестьянин, несмотря на) многочисленные феодальные повинности, имел возможность кое-как существовать, то в каменистой, засушливой Кастилии положение крестьянина-держателя было отчаянным.

Еще хуже было положение поденщиков, труд которых применялся наиболее широко в Андалузии и Эстремадуре. Поденщики

¹⁸ Desdevises du Dezert. Указ. соч. Т. 3, стр. 15.

¹⁹ Там же. Т. 1, стр. 261.

²⁰ Altamira. Указ. соч. Т. 4, стр. 125 - 126. Андалузские поденщики получали тогда 3,5 реала в день, кастильские пастухи - еще меньше. Литр пшеницы стоил 1 реал.

²¹ Bourgoing. Указ. соч. Т. 3, стр. 272.

²² "Diario... 1821". T. II, p. 888.

²³ Canga Arguelles. Указ. соч. Т. 2, стр. 276 - 277; Bourgoing. Указ. соч. Т. 3, стр. 275.

²⁴ Canga Arguelles. Указ. соч. Т. 2, стр. 280.

²⁵ Там же. Т. 2, стр. 321.

²⁶ Там же. Т. 5, стр. 214.

²⁷ Там же, стр. 216.

жили в городах или больших селах - с населением в 10 - 20 тыс. человек - и большую часть года нищенствовали. Два раза в год помещичьи управляющие набирали поденщиков, перевозили их в имения, где они работали каждый раз по два с половиной месяца. Плату они получали по окончании работы и выплачивали старые долги с начислением 20%. Дедевиз дю Дезер писал, что в богатой Андалузии жило самое нищее в Испании сельское население: "Андалузские деревни насчитывают почти столько же нищих, сколько жителей"²⁸ . Огромная масса поденщиков по своему социальному положению представляла скорее люмпен-пролетариат, чем крестьянство или пролетариат. Эти деклассированные элементы, невежественные, суеверные, сильно подверженные влиянию духовенства, нередко становились орудием реакционных сил.

Испанская промышленность в начале XIX в. находилась в мануфактурной стадии своего развития. Основная масса промышленных производителей работала еще на ручных станках, в мелких мастерских или на дому²⁹ . Эти мелкие производители, однако, уже не являлись самостоятельными хозяевами, а в значительной мере были закабалены скупщиками и владельцами мануфактур. Развитие капитализма в промышленности шло медленно. Основным препятствием для развития испанской промышленности была незначительная емкость внутреннего рынка, вытекавшая из господства феодальных отношений в сельском хозяйстве. Нищее крестьянство не могло предъявить спроса на промышленные товары. Рабочих было слишком мало, а дворянство и буржуазия предпочитали покупать иностранные товары, качество которых значительно превосходило качество испанской продукции. Отсутствие спроса на отечественные промышленные товары и слабая товарность испанского сельского хозяйства задерживали образование национального рынка, без которого невозможно свободное развитие капиталистической промышленности.

В XVIII в. испанская буржуазия находила своего рода отдушину в торговле с испанскими колониями в Америке. Протекционистская политика испанского правительства до известной степени ограничивала здесь иностранную конкуренцию, хотя она не могла устранить эту конкуренцию полностью. Имея обеспеченный рынок в колониях, испанская буржуазия до поры до времени мирилась с господством феодальных отношений в метрополии.

Но в первые десятилетия XIX в. Испания потеряла свои основные колониальные рынки, сперва временно, в результате наполеоновских войн, потом окончательно, из-за отпадения колоний. Это был катастрофический удар как для торговой, так и для промышленной буржуазии Испании. В связи с этим с особенной остротой встал вопрос о создании испанского внутреннего рынка, о ликвидации всех средневековых преград, препятствовавших развитию торговли, об уничтожении невыгодных договоров с другими государствами, ставивших иностранных (главным образом английских и французских) купцов в привилегированнее положение по сравнению с испанскими, о создании удобных путей сообщения. Интересы экономического развития страны требовали вовлечения в оборот огромных земельных владений "мертвой руки" и майоратов, повышения товарности сельского хозяйства, развития капиталистических отношений в земледелии.

Эта цель могла быть достигнута лучше всего посредством создания свободной от феодальных пут крестьянской земельной собственности. Переход земельной собственности из рук паразитического дворянства в руки свободного крестьянства мог открыть путь экономическому прогрессу страны и оздоровить также государственные финансы, уже много десятилетий не выходившие из дефицита. Испанская экономика, зашедшая в начале XIX в. в тупик, оказалась перед необходимостью аграрной революции. Именно аграрный вопрос составлял основное содержание назревшей в начале XIX в. буржуазной революции в Испании.

Но в Испании не оказалось общественной силы, способной довести до конца революционный переворот. Испанская буржуазия в рассматриваемый период была представлена главным образом купечеством. Промышленная буржуазия только возникала. Она была малочисленна, экономически слаба и тесно связана с господствующим классом феодального общества. Это определило и ее политическую слабость. " К тому же буржуазная революция в Ис-

²⁸ Desdevises du Dezert. Указ. соч. Т. 1, стр. 262.

²⁹ Ко времени революции фабричных и мануфактурных рабочих было, по-видимому, около 100 тыс., сосредоточенных прежде всего в Барселоне и других промышленных центрах Каталонии.

пании назревала уже после того, как произошла французская буржуазная революция с ее кульминационным этапом - якобинской диктатурой, повергшей в ужас имущие классы всех стран. Испанская буржуазия в 1820 - 1823 гг. больше всего боялась массового народного движения и с ужасом отвергала революционное насилие³⁰ .

Революция 1820 - 1823 гг. в Испании была начата офицерами, поднявшими восстание 1 января 1820 г. в экспедиционной армии около Кадиса. Армия была самой активной революционной силой в Испании в первую четверть XIX века. Это объясняется тем, что, как указывает К. Маркс³¹ , во время войны за независимость 1808 - 1814 гг. все жизнеспособное в испанской нации могло сосредоточиться только в армии. Борьба за свободу и независимость родины еще больше укрепила патриотизм и революционные настроения молоды" офицеров. По своему социальному положению эти офицеры принадлежали главным образом к среднему и мелкому дворянству, для значительной части которого служба являлась основным источником существования. В политическом отношении они примыкали к буржуазным революционерам, входя вместе с ними в буржуазные партии масонов и комунерос.

К марту 1820 г. революция восторжествовала по всей стране, и деспот Фернандо VII был вынужден присягнуть конституции. Конституционное правительство в Испании просуществовало три с половиной года и пало в сентябре 1823 г. под ударами иностранных интервентов.

Искажая историю революции 1820 - 1823 гг., буржуазные историки утверждают, что причиной ее поражения являлась враждебность к ней крестьянства ("народа"). Крупнейший буржуазный историк Испании Р. Альтамира, ставя факты наголову, пишет, что "конституционное правительство погибло не столько из-за, своих ошибок, сколько из-за безразличия к его принципам массы населения" и в результате интервенции³² . По мнению другого крупного испанского историка, М. Лафуэнте, ошибкой; конституционалистов была их вера в то, что "невежественный народ, горячий приверженец абсолютного короля", "сразу сменит роялистские настроения на конституционные и быстро примет учреждения, противные его обычаям"³³ . О том, что революция погибла вследствие враждебности к ней крестьянства, пишут известный республиканец, деятель революции 1873 г. Пи и Маргаль³⁴ , правый социалист А. Рамос Оливейра³⁵ и другие. Ни один из буржуазных или дворянских историков не упоминает об антифеодальных выступлениях крестьян, принявших широкий размах во время революции, и о борьбе, разгоревшейся в кортесах в связи с обсуждением закона об отмене сеньериальных прав.

Версию о враждебном отношении испанских крестьян к конституционному строю дворянские историки распространяли для доказательства прочности феодально-абсолютистского строя в Испании, буржуазные - для оправдания подлинной виновницы поражения революции - буржуазии. Теперь легенду об исконном, традиционном монархизме испанского народа и преданности его католической церкви усиленно пропагандируют франкисты, чтобы оправдать свой мятеж против законного республиканского правительства³⁶ .

Однако эту клевету решительно опровергают факты³⁷ . В нашем распоряжении нет

³⁰ Один из лидеров испанских масонов, Эваристо Сан Мигель, откровенно описал впоследствии настроения масонов, то есть представителей крупной буржуазии, во время революции. Он указывал, что французская революция сопровождалась "таким кровопролитием, такими ужасами", что свежее еще воспоминание об этом "сковывало страхом души" друзей конституции. Боязнь следовать по этому пути парализовала людей. "Все, что угодно, но только не подражать французам - таково было общее чувство" (цит. по Baumgarten. Geschichte Spaniens vom Ausbruch der franzosischen Revolution bis auf unsere Tage. Bd. 2. Leipzig. 1868, S. 388).

³¹ См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. X, стр. 684.

³² "Cambridge Modern History". 1907. Т. 10, гл. 7, стр. 228.

³³ M. Lafuente. Historia general de Espana. T. 14. Madrid. 1931, 1866, стр. 91.

³⁴ Pi y Margall y Pi y Arsuaga. Las grandes conmociones politicas del siglo XIX en Espana. T. I. Barcelona. 1931, p. 126.

³⁵ A. Ramos Oliveira. Politics, economics and men of modern Spain 1808 - 1946. London. 1946, p. 26 - 27.

³⁶ См., напр., Suarez F. La crisis politica del antiguo regimen en Espana. Madrid. 1950, p. 46 - 49; Gambra Ciudad. La primera guerra civil de Espana (1821 - 23). Madrid. 1950; Ferrer M., Tejera D., Acedo J. F. Historia del tradicionalismo espanol. Sevilla. 1941. T. 2.

³⁷ В советской литературе еще не публиковались труды, специально посвященные революции 1820 - 1823 годов. В общих же работах (Большая советская энциклопедия, Учебник по новой истории для исторических факультетов, ч. 1, под ред. Е. В. Тарле. М. 1939) дана правильная оценка характе-

полных данных о крестьянском движений в 1820 - 1823 годах. Основным источником для изучения этого движения должны, очевидно, явиться испанские местные архивы. Мы же располагаем только протоколами кортесов 1820 - 1823 гг. и донесениями поверенного в делах России в Испании, которые уже по самому своему характеру не могли дать сколько-нибудь полной и объективной картины крестьянского движения. Но даже эти материалы свидетельствуют о наличии значительного антифеодального движения испанских крестьян во время революции 1820 - 1823 годов.

Имеются сведения об активном участии крестьян в революции с самого ее начала. Так, русский консул в Аликанте сообщает о том, что в феврале 1820 г. крестьяне деревни Алхесарес (провинция Мурсия) заставили местные власти признать конституцию и освободить политических заключенных. "Общественное мнение, - пишет он, - высказывается все более открыто в пользу конституции, которая распространяется даже в наименее цивилизованных коммунах и деревнях, что указывает на то, что народ вообще настроен в пользу восставших"³⁸ .

Из донесений русского представителя в Испании и из докладов испанских министров финансов известно, что очень распространенным явлением в течение всей революции был отказ крестьян от уплаты налогов государству, так как крестьяне считали; что революция освобождает их от налогов³⁹ .

У нас есть многочисленные свидетельства об антифеодальных выступлениях крестьян. Уже весной 1820 г. "некоторые коммуны присвоили себе доход с лесов и земель, принадлежавших имениям инфантов, под предлогом, что эти имения больше не существуют (как сеньериальная собственность. - Н. К. ), согласно новым законам"⁴⁰ . Осенью 1820 г. русский представитель сообщал, что крестьяне разделили между собой земли герцога Медина Сели в Авиле⁴¹ .

О большом количестве крестьянских выступлений мы узнаем из протоколов кортесов. Уже первая сессия кортесов (июль - октябрь 1820 г.) получила множество жалоб от сеньеров на то, что крестьяне отказываются от уплаты феодальных повинностей. Так, 25 августа герцогиня Бенашенте жаловалась, что в различных принадлежавших ей деревнях крестьяне, ссылаясь на закон 6 августа 1811 г.⁴² , отказываются выполнять земельные и другие сеньериальные повинности. 28 августа) 5 титулованных землевладельцев писали об отказе крестьян нести повинности⁴³ . 1 сентября на это жаловался маркиз Альбудейте; 3 сентября - графиня Мората; 7 сентября - дон Лукас де Сафра и граф Мирафлорес; 22 сентября - опять герцогиня Бенавенте; 6 октября- маркиз Альбайда⁴⁴ . 20 октября в кортесах сообщали, что крестьяне-держатели района Альбуферы (Валенсия) решительно отказываются платить ренту⁴⁵ . Крестьяне ждали от народных представителей, заседавших в кортесах, коренного улучшения своего положения. В кортесы поступали петиции об отмене феодальных повинностей, о практическом осуществлении закона 4 января 1813 г. о разделе среди солдат и безземельных крестьян пустующих земель⁴⁶ .

Характерно заявление жителей каталонского городка Аренис дель Мар (21 марта 1821 г.), опровергавшее утверждение депу-

ра революции 1820 - 1823 гг. и указано, что главной причиной ее поражения явился страх либерального дворянства и буржуазии перед аграрной революцией и игнорирование буржуазией интересов крестьян, приведшее к разочарованию крестьянства в революции.

³⁸ Архив внешней политики России (АВПР), ф. Канцелярия. 1820, д. 6, лл. 45 - 46.

³⁹ См., например, там же, д. 7565, л. 213; "Diario... 1820". T. I, p. 80 - 81.

⁴⁰ АВПР, ф. Канцелярия. 1820, д. 7567, л. 377.

⁴¹ Там же, д. 7565, л. 210.

⁴² По закону 6 августа 1811 г. ликвидировались юрисдикционные права сеньеров и вытекавшие из них повинности, а также баналитеты. Остальные сеньериальные владения превращались в частную собственность, если они не подлежали возврату короне. Законность прав сеньеров нужно было установить на основании документов, но не было сказано, кто должен заниматься этим.

⁴³ "Diario... 1820". T. I, p. 688.

⁴⁴ Там же, стр. 751, 780; т. II, стр. 853, 1166, 1441.

⁴⁵ АВПР, ф. Канцелярия. 1820, д. 7565, л. 286.

⁴⁶ Согласно этому закону, все земли короны, пустоши, земли коммун и муниципалитетов, кроме общественных выгонов, обращались в частную собственность. Половина из них передавалась казне для обеспечения государственного долга и подлежала продаже. Остальная часть делилась на участки, могущие прокормить семью из 5 человек. Участки распределялись бесплатно по жребию среди военных, а оставшиеся после этого земли - среди безземельных батраков или их вдов. Этот закон никогда не был проведен в жизнь.

тата Рея о том, что количество деревень, требующих отмены сеньериальных прав и повинностей, будто бы невелико⁴⁷ . 25 марта депутат Лопес заявил в кортесах: "Бесчисленное количество селений... не только отказалось платить повинности бывшим так называемым сеньерам, но и завладело их землями, пастбищами, лесами и, под тем предлогом, что они в силу ст. 5 закона 6 августа 1811 г. перестали принадлежать старым владельцам, отказываются платить арендную плату, обращая землю в свою собственность и в некоторых местах даже продавая ее с аукциона"⁴⁸ . В самом проекте закона об отмене сеньериальных прав, представленном кортесам в октябре 1820 г., говорится, что "различные деревни, не довольствуясь тем, что перестали платить повинности старым сеньерам, сочли себя также вправе, исходя из закона 6 августа, захватить земли и усадьбы сеньеров"⁴⁹ .

Крестьяне требовали не только отмены сеньериальных повинностей, лежавших на обрабатываемых ими участках, но и передачи им пустующих земель сеньеров. Из местечка Морон де ла Фронтера (Севилья) крестьяне-поденщики писали своему депутату: "В деревне Корониль из-за семьи Мединасели поденщики находятся в величайшей нищете, потому что они не имеют земли и не могут арендовать ее в пределах 1/2 лиги (около 3 километров. - Н. К. ) кругом, так как вся земля принадлежит герцогу (хотя он и не имеет прав на нее) и он не хочет сдавать ее малыми участками. Так что если кортесы своей верховной властью не разорвут раз навсегда эту цепь, которая сковывает Испанию, мы не будем ни свободными, ни счастливыми, кроме как на словах. Мы ожидаем от кортесов разрешения этого вопроса"⁵⁰ . В кортесы поступил также целый ряд просьб о распределении среди местных жителей государственных имуществ (конфискованных церковных владений) вместо продажи их с аукциона⁵¹ . Например, 80 семейств из провинция Гуадалахара, которые всегда арендовали землю у закрытого во время революции монастыря Бонаболь, просили, чтобы землю этого монастыря не продавали с аукциона, а разделили на малые участки и сдали им в аренду, ибо, "будучи не в состоянии из-за своей бедности надеяться купить землю в порядке, предусмотренном декретами 9 августа и 3 сентября 1820 г.", они предвидят свое разорение в случае, если земля перейдет в чужие руки⁵² .

Движение испанских крестьян против феодальных отношений в 1820 - 1823 гг. было в основном стихийным. Мы не нашли никаких свидетельств о руководстве этим движением со стороны революционных организаций городов. Наоборот, то, что известно о комунерос и дескамисадос, подтверждает, что связи с деревней у них не было. Спорадическая революционная пропаганда, которая кое-где велась среди крестьян, исходила, очевидно, от отдельных лиц, живших среди них. К немногочисленной пропагандистской литературе для крестьян относится анонимная брошюра, изданная в Кордове в 1821 г. под названием "Распределение казенных и муниципальных земель и пустошей среди достойных защитников отечества в виде патриотической премии и среди крестьян, которые не имеют другой земли"⁵³ . Брошюра воспроизводит упоминавшийся выше декрет 4 января 1813 г. о распределении среди солдат и безземельных крестьян пустующих земель, который автор называет "наиболее благодетельным, наиболее важным, наиболее значительным из всех законов, принятых кортесами"⁵⁴ .

Принятие кортесами закона об отмене сеньериальных прав 7 июня 1821 г. вызва-

⁴⁷ "Diario... 1821". T. I, p. 588.

⁴⁸ Там же, стр. 678.

⁴⁹ Там же, стр. 692.

⁵⁰ Там же. Т. II, стр. 887.

⁵¹ Там же, стр. 893 - 894, 1500 и др.

⁵² Там же, стр. 1490.

⁵³ Repartimiento de baldios realengos y arbitrios entre los benemeritos defensores de la Patria por premio patriotico y entre los vecinos que no tengan otra tierra propia, etc.

⁵⁴ Цит. по книге J. Costa Martinez. Colectivismo agrario en Espana. Madrid. 1915, p. 208. В этой брошюре содержится описание беспросветной жизни андалузских поденщиков. Обращаясь к ним, автор говорит: "Всей землей завладели имущие классы, и вы должны вечно обрабатывать чужую землю, не будучи в состоянии приобрести никакой собственности, кроме гроба, в который вас преждевременно укладывают постоянное изнурение и беспросветная нищета... Вы родились в нищете, выросли в голоде, и когда стали способны трудиться, то оказались прикованными к чужой земле, вынужденными проливать свой пот за мизерную плату, которую вам бросают, как подачку. После того, как вы обработали землю богача, вы проводите остальную часть года, выпрашивая милостыню у его дверей, терпеливо перенося непогоду и не имея куска хлеба, чтобы накормить свои отчаявшиеся семьи" (стр. 208 - 209).

ло волку благодарственных посланий⁵⁵ . В этих же посланиях крестьяне выражали надежду, что скоро будет покончено и с церковной десятиной. Вместе с тем крестьяне подтверждали свои "торжественные обещания быть верными конституции и конституционному королю и скорее умереть, чем допустить малейшее нарушение священного пакта (конституции. - Н. К. ), который объединяет и отождествляет интересы монарха и народа"⁵⁶ .

Судя по протоколам кортесов, антифеодальное движение крестьян приняло особенно широкий размах в 1821 г. и было сильнее всего в Каталонии и Валенсии. Характерно, что именно в Каталонии и Валенсии достигло наивысшего подъема революционное движение в городах. Значительное количество антисеньериальных выступлений произошло также в Мурсии и Андалузии, где тоже было сильно революционное движение в городах. О том, что революция всколыхнула крестьянство и в других частях страны, свидетельствует тот факт, что обращения в кортесы об отмене различных государственных повинностей и налогов, о продаже национальных имуществ и т. д. приходили из Галисии, Астурии, Арагона, Кастилии и других провинций. Вопреки утверждениям буржуазных и дворянских историков, испанские крестьяне в 1820 - 1823 гг. не относились ни враждебно, ни равнодушно к революции. Они ожидали, что революция даст им землю, и с энтузиазмом поддержали ее. Правда, у крестьян, как, впрочем, и у горожан, были сильны религиозные и монархические предрассудки, но нельзя преувеличивать это обстоятельство. Анонимный автор, монархист, касаясь влияния церкви на испанский народ, писал: "Мы не отрицаем, что это влияние существует и что оно даже велико во всем, что непосредственно касается вопросов совести. Но оно всегда уступает голосу материального интереса и благополучия"⁵⁷ .

Антифеодальное движение испанских крестьян в 1820 - 1823 гт. не было таким мощным, как движение французских крестьян в 1789 г., когда они захватывали помещичью землю и сжигали замки с хранившимися в них документами, вынудив сеньеров принять декрет 4 - 11 августа 1789 года1 В испанских кортесах 1820 - 1823 гг. не было заседаний, подобных заседанию Учредительного собрания 4 августа 1789 г., и не были приняты законы, подобные французским законам 28 августа 1792 г. и особенно 17 июля 1793 года. В то время как августовские реформы 1789 г. были предложены самими перепуганными французскими аристократами, испанские сеньеры ожесточенно сопротивлялись принятию закона об отмене сеньериальных прав. Движение испанских крестьян не достигло такого размаха и силы, чтобы вынудить феодалов пойти на серьезные уступки.

Объясняется это отсталыми социально-экономическими отношениями Испании. Процесс дифференциации крестьян в Испании был, несомненно, слабее, чем во Франции, так же, как испанская буржуазия была экономически и политически слабее французской. В результате испанское крестьянство, несмотря на его горячее стремление получить землю сеньеров и покончить с феодальным режимом, оказалось неспособным добиться этого. Это объясняется тем, что у него не было боевого революционного руководителя: слабая испанская буржуазия не решалась стать этим руководителем, а пролетариат в Испании только еще нарождался.

Вопрос об отмене сеньериальной собственности на землю был поставлен в кортесах уже 19 июля 1820 г. одним из виднейших демократических деятелей революции 1820 - 1823 гг. - Хуаном Ромеро Аль-пуэнте. Его требование было поддержано представителями либеральной и радикальной буржуазии - масонами и будущими комунерос, еще объединенными в этот период общим названием эксальтадос. Однако депутаты-модерадос добились отсрочки обсуждения этого вопроса до следующей сессии. Модерадос представляли либеральное дворянство, то есть ту часть богатого землевладельческого дворянства, которая поняла, что она лучше всего сможет сохранить свою земельную монополию, присоединившись к революции с тем, чтобы обуздать ее и направить по выгодному для себя пути.

Эти передовые представители крупного дворянства, видя, до какого жалкого состояния в экономическом, политическом, военном и международном отношениях довел Испанию абсолютизм, поняли необходимость перемен. Они стремились заменить абсолютистский режим конституционной монархией и провести экономические ре-

⁵⁵ См. "Diario... 1821". T. II, p. 1564, 1598, 1616, 1654, 1690.

⁵⁶ Там же, стр. 1564.

⁵⁷ "Revolution d'Espagne. Examen critique". Paris. 1836, p. 306.

формы, которые открыли бы некоторые возможности капиталистическому развитию, не затрагивая земельной монополии дворянства. Вначале они поддержали революцию, но когда в стране обострилась классовая борьба и массовое движение расширилось, они соединились со сторонниками абсолютной монархии для защиты феодальной земельной собственности.

На второй сессии кортесов, весной 1821 г., законопроект об отмене сеньериальных прав, который должен был разъяснить декрет 6 августа 1811 г., стоял в центре внимания. Важнейшей статьей этого законопроекта была ст. 2, которая гласила: "Для того, чтобы сеньериальная земельная собственность стала считаться частной собственностью, необходимо, чтобы владельцы доказали посредством документов, что данные владения не являются такими, которые подлежат возврату государству, и что все условия договоров (между сеньером и королем, якобы уступившим ему землю - Н. К. ) выполнены, без чего эти владения не могут считаться относящимися к разряду частной собственности"⁵⁸ , и, следовательно, сеньер терял право на них. Так как сеньеры не могли представить необходимых документов, ибо их "права" были захвачены силой, то модерадос выступили против законопроекта. Модерадос отстаивали феодальные права сеньеров под флагом защиты собственности и общественных устоев вообще. В то же время они пытались извратить сущность вопроса, заявляя, будто речь идет не об отношениях между сеньерами и держателями - о том, должны ли крестьяне нести повинности вообще, а об отношениях между сеньерами и государством, то есть о том, кому принадлежит верховная собственность на землю и кому, следовательно, крестьяне должны нести повинности.

Модерадос понимали, что надо пойти на кое-какие уступки, чтобы сохранить в своих руках землю и привилегии. Они предлагали несколько уменьшить повинности крестьян и разрешить их выкуп. При нищете испанских крестьян это должно было надолго сохранить феодальную собственность на землю.

Для развития капитализма в промышленности и в сельском хозяйстве требовалась очистка испанской земли от всех остатков феодализма и повышение покупательной способности населения, то есть улучшение положения крестьянства. Депутаты-эксальтадос, которые представляли главным образом интересы буржуазии, горячо выступали за отмену феодальных прав. С помощью юридических аргументов они старались главным образом доказать незаконность феодальных прав⁵⁹ . Некоторые радикальные депутаты указывали на необходимость в целях укрепления конституционного строя лишить контрреволюционную аристократию материальной базы и наделить крестьянство землей⁶⁰ . Но даже самые радикальные из них, как Ромеро Альпуэнте и Морено Герра, не понимали важности для судьбы революции неотложного разрешения аграрного вопроса.

Морено Герра, выступая в прениях 4 апреля 1821 г., говорил, что право собственности не есть естественное право, оно создано обществом в интересах развития этого общества. Морено Герра утверждал, что первоначальные права на землю получены сеньерами путем грабежа, насилия, узурпации. Он считал, что сеньеров нужно лишить права получения всех повинностей, которые не вытекают из частного договора двух лиц об аренде земли. Морено Герра указывал, что отмена феодальных прав даст возможность упрочить конституционный строй. "Что скажет народ о конституции, когда у него нет куска хлеба и он не замечает никакого облегчения лежащего на нем бремени?" - спрашивал он и продолжал: "Если мы хотим, чтобы народ поддерживал конституцию, чтобы он выступил против внутренних и внешних врагов, необходимо одобрить законопроект комиссии"⁶¹ . Понимая важность закона, Морено Герра, однако, не сознавал неотложность его осуществления. Он считал возможным продлить обсуждение закона на много месяцев и даже на следующие сессии кортесов, чтобы дать возможность всем желающим высказаться по этому вопросу.

Даже самая левая партия испанской буржуазии в революции 1820 - 1823 гг. - Конфедерация комунерос, - к которой принадлежали Морено Герра и Ромеро Альпуэнте, не решилась прибегнуть к революционному разрешению аграрного вопроса посредством насильственного захвата крестьянами земли сеньеров. Очевидно, этим

⁵⁸ "Diario... 1821". T. I, p. 1255.

⁵⁹ См., например, выступления Калатравы, Наварро ("Diario... 1821". T. I, p. 707, 727).

⁶⁰ См. выступления Сискара, Гаско, Морено Герра ("Diario... 1821". T. I, p. 677, 723 - 724; т. II, p. 885 - 891).

⁶¹ "Diario... 1821". T. II, p. 889 - 890.

объясняется и то, что, последовательно отстаивая в кортесах передачу крестьянам помещичьей земли, комунерос не обращались к самим крестьянам, не вели агитации среди них.

Несмотря на яростное сопротивление модерадос, 7 июня 1821 г. кортесы приняли закон об отмене феодальных прав на землю. Важнейшими его статьями были: 1) Отменяются все права и повинности юрисдикционного и феодального происхождения. 2) Чтобы сеньерии стали считаться частной собственностью, владельцы должны доказать документально, что их сеньерии не подлежат возврату государству и что все условия, на которых они были пожалованы королем, выполнены.

Однако то, чего не сумели сделать депутаты-модерадос, сделали министры-модерадос: король дважды - в 1821 и 1822 гг. - наложил вето на закон об отмене феодальных прав на землю. Буржуазные революционеры, не желая переступать рамки "законности", ничего не предприняли, чтобы провести в жизнь этот закон, от осуществления которого зависела судьба революции.

Аристократия, связанное с ней реакционное офицерство, значительная часть чиновничества и огромная армия духовенства не примирились и, конечно, не могли примириться с революцией. В обстановке массового революционного подъема они не осмеливались выступить открыто. В 1820 г. имели место только отдельные роялистские заговоры. В конце года возникли первые банды, состоявшие главным образом из монахов и роялистских офицеров и не имевшие никакой массовой опоры. Весной 1821 г. эти банды впервые стали находить некоторую опору среди населения отдельных отсталых районов. Пользуясь религиозными и монархическими предрассудками крестьян, монахи и священники вели бешеную агитацию против конституционного строя, рассказывая, что эксальтадос, республиканцы депутаты - еретики, что в городах отменена религия и т. п. Если бы кортесы противопоставили этой агитации реальное улучшение положения крестьянства, никакая агитация на крестьян не подействовала бы. Это доказывается уже тем, что в течение года крестьяне не оказывали никакой поддержки роялистам, надеясь, что кортесы облегчат их положение. В 1821 г. поддержка там, где роялисты находили ее, была еще главным образом пассивной. Роялистские банды пополнялись тогда большей частью ворами, беглыми каторжниками, дезертирами, иногда - безработными, поденщиками. Большинство же крестьян продолжало терпеливо ждать земли от кортесов. В кортесы все еще продолжали поступать просьбы об отмене сеньериальных повинностей⁶² .

В 1822 г. роялистские восстания в Каталонии, Арагоне и Наварре приобрели более широкий размах. Министры-модерадос, ставившие своей целью остановить революцию и спасти феодальную собственность на землю, в течение полутора лет (1821 - 1822) оказывали мятежникам косвенную, а подчас и прямую поддержку. Вместе с тем крестьяне все больше и больше разочаровывались в конституционном строе. Новый режим не дал им земли, не уменьшил государственных налогов и не мог установить спокойствие и порядок в стране.. Конституционное правительство теряло поддержку крестьян, которые переходили на позиции нейтралитета в борьбе между абсолютистами и конституционалистами. Контрреволюционная политика дворян-модерадос и стремление буржуазных революционеров действовать только в рамках "закона" лишало конституционный строй его самой надежной опоры.

В августе 1822 г. к власти пришли масоны - участники военного восстания в январе 1820 года. Но и войдя в правительство, буржуазные революционеры ничего не предприняли, чтобы ускорить разрешение аграрного вопроса. Только в мае 1823 г. кортесы утвердили закон об отмене сеньериальных прав в третий раз, и он, наконец, вступил в силу, так как на этот раз король был обязан санкционировать его. Но было уже поздно. Кортесы, утвердившие закон в мае 1823 г., заседали уже не в Мадриде, а в Севилье, откуда они вскоре бежали в Кадис. Большая часть Испании была тогда захвачена французскими интервентами, роялистскими мятежниками или изменившими "конституционными" генералами. Закон об отмене сеньериальных прав нигде не был проведен в жизнь, не был осуществлен и закон о разделе пустующих земель среди солдат и безземельных крестьян (закон 4 января 1813 г.). Конфискованные церковные земли продавались с торгов и были, как правило, недоступны крестьянам.

Таким образом, революция 1820 - 1823 гг. не дала испанскому крестьянству ни пяди

⁶² "Diario... 1822". T. I, p. 695, 766; T. II, p. 1579, 1890.

земли. Не удивительно, что, когда в Испанию вступили интервенты, крестьянство не стало защищать революцию. Необходимость интервенции, то есть внешней силы, для свержения конституционного строя в Испании еще раз доказывает, что испанские роялисты не имели достаточной внутренней опоры, следовательно, крестьянство их не поддерживало. В последней схватке революции с испанской и европейской контрреволюцией большинство испанского крестьянства заняло нейтральную позицию, но отнюдь не поддерживало роялистов, как утверждают буржуазные и дворянские историки и мемуаристы. Мужественно боролось против роялистов множество партизан Героически защищали родину те солдаты - крестьянские сыновья, которые не были преданы генералами-изменниками. Ряд городов, население которых почувствовало выгоды революции более ощутимо, чем крестьянство, оказал интервентам упорное сопротивление. Симпатии народа, в том числе и крестьян, к защитникам конституции выражались в широкой поддержке, которую они оказывали и после падения конституционного строя патриотам, преследуемым абсолютистами.

Царский дипломат Поццо ди Борго, посетив в конце 1823 г. Испанию, вынужден был признать, что восстановленный там абсолютизм держался на иностранных штыках и не пользовался поддержкой народа. Возражая против вывода французской оккупационной армии из Испании, он писал: "Испания не может быть реорганизована в течение 6 месяцев. Если она будет предоставлена самой себе, то революция и беспорядки всякого рода вспыхнут снова с большей силой, чем прежде"⁶³ .

История всех стран показывает, что крестьянство может придать силу и размах революции, его поддержка может сделать революцию победоносной при условии правильного революционного руководства крестьянством со стороны передового класса данной эпохи - буржуазии или пролетариата. Испанское крестьянство стремилось к революции, к уничтожению феодальных отношений⁶⁴ . Но испанская буржуазия не решилась возглавить антифеодальное движение крестьянства. Буржуазная революция не стала буржуазно-демократической. "Французская буржуазия 1789-го года ни на минуту не покидала своих союзников, крестьян. Она знала, что основой ее господства было уничтожение феодализма в деревне, создание свободного землевладельческого... крестьянского класса"⁶⁵ . Испанская буржуазия не возглавила борьбу за передачу помещичьих земель крестьянам посредством насильственного уничтожения феодальной собственности. Она отвергла решительные революционные меры и придерживалась конституционной законности до тех пор, пока испанские роялисты и французские интервенты не уничтожили конституцию вместе с ее лучшими защитниками. Пожертвовав интересами своего союзника - крестьянства, испанская буржуазия обрекла на поражение буржуазную революцию в Испании.

⁶³ АВПР, ф. Канцелярия. 1823, д. 7576, л. 53.

⁶⁴ 3 мая 1822 г. депутат Ромеро заявил в кортесах: "Народ... во все времена протестовал против феодальной собственности, и некоторые деревни даже сопротивлялись власти сеньеров с оружием в руках" ("Diario... 1822". T. II, p. 147).

⁶⁵ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. VI, стр. 340; цит. в переводе В. И. Ленина. Соч. Т. 9, стр. 114.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Н. Н. КОСОРЕЗ:

Комментарии: