М. Изд. "Наука". 1972. 425 стр. Тираж 10000. Цена 4 руб. 17 коп.

В каждой области исторической науки время от времени появляются обобщающие исследования, не только подводящие итоги всем новейшим достижениям, не только вводящие в общеисторическую картину новые фактические данные и гипотезы, но и определяющие программу исследований на будущее. В таких трудах рассказывается о научных достижениях, отмечаются недоработанные проблемы, которые требуют уточнения и постановки новых исследовательских задач.

Начало исследования истории таджиков было положено сравнительно небольшой, опубликованной в 1925 г. работой В. В. Бартольда, о политической актуальности появления которой вряд ли нужно напоминать подробно¹ . Необходимость в новом аналитическом рассмотрении исторических судеб таджикского народа возникла лишь два десятилетия спустя, когда акад. Б. Г. Гафуров подготовил и выпустил сперва на таджикском языке² , а потом на русском свой труд "История таджикского народа в кратком изложении"³ . И далеко не случайно именно в эти годы резко активизировались исторические исследования прошлого Таджикистана: на серьезную основу было поставлено источниковедение; широкий размах после организации Таджикской археологической экспедиции (1946 г.) приобрели археологические исследования; как новый и чрезвычайно важный источник по социально-экономической истории в полный голос заявила о себе нумизматика. Бурное накопление новых материалов требовало столь же оперативного осмысления их на широком историческом фоне. Так появились сперва второе (1952 г.), а затем и третье (1955 г.) русские издания "Истории таджикского народа в кратком изложении" Б. Г. Гафурова. В 1962 - 1964 гг. Академия наук Таджикской ССР выпустила трехтомную (в пяти книгах) "Историю таджикского народа", написанную большим коллективом авторов.

Теперь перед нами новое обобщающее исследование объемом около 60 печатных листов. Этот труд Б. Г. Гафурова - результат более чем 30-летней работы над данной темой, главной в его научной деятель-

¹ В. В. Бартольд. Таджики. Исторический очерк. Сборник "Таджикистан". Ташкент. 1925 (В. В. Бартольд. Сочинения. Т. II, ч. I. М. 1963, стр. 451 - 468).

² Б. Г. Гафуров. Таърихи мухтасари халки точик. Чилди I. Сталинобод. 1947.

³ Б. Г. Гафуров. История таджикского народа в кратком изложении. Т. I. С древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции 1917 г. М. 1949.

стр. 144

ности. Не останавливаясь с одинаковой полнотой на всех вопросах, рассмотренных в книге, нам хотелось бы в первую очередь подчеркнуть все то, что принципиально отличает ее от предшествующих сводных работ по истории одного из народов Средней Азии. Для нас, историков, работающих в смежных областях истории народов СССР, такие разделы труда Б. Г. Гафурова представляют наибольший интерес.

Круг источников, на которые опирается рецензируемый труд, необычайно широк. Только письменные памятники включают в себя ахеменидские клинописи и китайские династийные хроники, буддийские религиозные тексты и средневековые хозяйственные документы, сочинения греческих и латинских авторов и переписку согдийского правителя первой четверти VIII в., надписи кушанских царей и трактаты арабоязычных ученых. Исследованные в оригинале или в переводах на европейские языки, эти письменные памятники использованы критически, с учетом тех поправок и дополнений, которые могут быть сделаны с помощью других категорий исторических источников; широко привлекаются новейшие публикации и исследования по антропологии и нумизматике, метрологии и литературоведению, лингвистике и археологии. Широта источниковедческой базы - одна из ярких особенностей рецензируемой книги.

Особенно плодотворным оказалось привлечение археологических материалов для воссоздания общеисторической картины (разделы I, II, III) тех периодов, для которых неполнота и фрагментарность дошедших до нас письменных источников ощущаются особенно заметно; в новом, часто далеко не традиционном освещении предстают перед читателем социально- экономические отношения в средневековую эпоху (разделы IV и V) благодаря широкому и последовательному использованию нумизматических источников в соответствующих главах. К сожалению, столь же глубоко и " полно нумизматические материалы не могли быть использованы для реконструкции экономической жизни древней Средней Азии, так как состояние изученности домусульманской нумизматики Средней Азии пока не позволяет решать такого рода задачи.

Автор не стремился к упрощению (что часто имеет место в обобщающих трудах), а подробно излагает дискуссионные вопросы со всей объективностью, иногда не примыкая ни к одной из имеющихся точек зрения. Именно так, в частности, изложена в книге проблема кушанской хронологии. Таким же образом, с приведением доводов "за" и "против", рассмотрены и некоторые другие нерешенные или дискуссионные проблемы истории Средней Азии.

Из всего обширного круга проблем, рассматриваемых в труде Б. Г. Гафурова, нам хотелось бы подробнее остановиться только на двух узловых и всегда наиболее трудных для исследователя вопросах: социально-экономической истории Средней Азии и этнокультурной истории.

Уже в трехтомной "Истории таджикского народа" анализ социально- экономических отношений в древнем и средневековом среднеазиатском обществе выгодно отличается от того, что можно найти в других аналогичных исследованиях. В своем труде Б. Г. Гафуров обнаруживает тонкое и безупречное владение марксистской методологией. В частности, социально- экономический строй древней Средней Азии (раздел II, глава V, стр. 177 - 190) рассматривается не изолированно, а на широком историческом фоне - с учетом положения в других древневосточных обществах (и в первую очередь таких, где основой хозяйственной деятельности было искусственное орошение). Детально и с необходимой историографической полнотой анализируется заново концепция рабовладельческого строя древней Средней Азии, основные положения которой были сформулированы С. П. Толстовым в 1938 г., когда историческая наука располагала лишь косвенными данными о рабовладении в древней Средней Азии - остатками древних каналов большой протяженности. Концепция С. П. Толстова, по существу, пересмотрена Б. Г. Гафуровым с учетом всей совокупности новейших данных, накопленных наукой. Принципиальное и решающее значение имеет вывод, к которому приходит Б. Г. Гафуров:

"В Средней Азии рабский труд, в частности, в сельскохозяйственном производстве играл подчиненную, если не второстепенную роль" (стр. 188). Этот вывод позволяет поставить под сомнение одно из основных положений концепции С. П. Толстова - о том, что именно рабы были главными строителями древних ирригационных сооружений в Средней Азии. Оставаясь на позициях сторонников концепции среднеазиатского рабовладения, Б. Г. Гафуров подходит к оценке его специфики с позиций марксистской диалектики: давая отпор упрощен-

стр. 145

но-догматическим представлениям, он рассматривает древнее среднеазиатское общество как многоукладовое, особо подчеркивая значение общины. Пожалуй, впервые в историографии в этой же главе ярко и убедительно нарисована картина структуры среднеазиатского общества в конце I тысячелетия до н. э. - начале I тысячелетия н. э. и социально-имущественной дифференциации в нем, во многом выигравшая благодаря скрупулезному анализу сведений письменных источников (в первую очередь греческих, привлеченных особенно полно).

Столь же плодотворным оказалось привлечение вновь открытых источников для анализа социально-экономического строя Средней Азии V-VIII вв. (стр. 295 - 300); здесь Б. Г. Гафуров не ограничивается использованием арабо-персидской традиции, Но уделяет большое внимание и согдоязычным документам и отчасти хорезмийским.

Без сомнения, новым серьезным вкладом в разработку социально- экономического устройства средневековой Средней Азии являются соответствующие параграфы в IV и V разделах книги В. Г. Гафурова. Такие основные феодальные категории, как институт феодальных пожалований, условное землевладение, феодальная рента в IX-X вв. (стр. 364 - 369), впервые рассматриваются столь полно и развернуто в рамках единого процесса углубления и развития вширь феодализации среднеазиатского общества.

Конкретность характеристик, показ социально-экономических явлений в их динамике, выявление специфики каждого из них определяют ценность тех глав рецензируемой книги, в которых трактуются вопросы социально- экономической истории средневековой Средней Азии. Примером этого является, в частности, оценка Б. Г. Гафуровым условий и путей становления государства Саманидов в IX веке.

Проанализировав степень развитости феодальных земельных пожалований в IX в. и те новые черты, которые появляются только в Х в., автор устанавливает, что государство Саманидов - это весьма сложный конгломерат уделов, принадлежавших членам династии, крупных жалованных владений чиновной знати и военной верхушки, а также окраинных владений, вообще лишь номинально входивших в состав Саманидского государства. Как удалось показать Б. Г. Гафурову, центральная власть пыталась бороться с развитием независимости всех этих составных частей, но шаг за шагом сдавала позиции. Анализ косвенных данных позволил автору выявить, что в прямой связи с этим процессом децентрализации происходило усиление эксплуатации крестьянства и увеличение размеров земельной ренты. Ясно, что новая оценка Саманидского государства более объективно и многопланово отражает специфику этого этапа развития среднеазиатского феодализма.

К сожалению, менее полное освещение получил очень важный средневековый, институт - цеховая организация, бесспорное существование которой (уже в сложившемся виде) зафиксировано только начиная с XV века. Нам кажется, что проблеме возникновения этого социального института, его генезису следовало бы уделить больше внимания.

Этнокультурные взаимодействия многочисленных племен и народов - одна из наиболее трудных для любого исследователя сторон древней и средневековой истории Средней Азии. Уже в многотомной "Истории таджикского народа" были обрисованы основные проблемы этнической истории народов Средней Азии в целом. В рецензируемом труде на первый план выдвигается строго классовый подход к оценке завоеваний и завоевателей. Правящая группировка (сословие) и народ, вовлеченный ею в военные предприятия, никогда не смешиваются и не отождествляются Б. Г. Гафуровым, что позволяет ему не ограничиваться чисто политическим аспектом завоеваний, а совершенно объективно анализировать их экономические и историко-культурные последствия. Именно под таким углом зрения освещается включение Средней Азии в состав государства Ахеменидов, империи Александра Македонского и системы эллинистических государств. Арабского халифата и т. п.

Так, в главе "Средняя Азия в составе государства Ахеменидов" (стр. 67 - 87) автор отказывается от традиционного в литературе односторонне-негативного взгляда на события (который нашел отражение и в более ранних работах Б. Г. Гафурова) и выступает с принципиально новой концепцией, основанной на осмыслении древнеперсидских надписей, вавилонских документов и античных источников. Возникновение Ахеменидской державы рассматривается - в русле экономического и социального развития Ближнего Востока (стр. 67 - 68) - как закономерный и относительно прогрессивный (по сравнению с предшествующи-

стр. 146

ми древневосточными монархиями) этап древневосточной истории (стр. 82 и ел.). Глубже, чем в предшествующих трудах, освещая борьбу населения Средней Азии против эксплуатации и иноземных завоевателей, Б. Г. Гафуров не закрывает глаза на то, что в Ахеменидской империи (в состав которой вошла Средняя Азия) уже была создана единая государственная денежная система, налоговая система, развитой административный аппарат, единая государственная письменность, государственная почта с развитой сетью дорог. Отмечая прогресс в развитии производительных сил, расцвет внутренней и внешней торговли, важные изменения в социальной жизни, Б. Г. Гафуров широко использует не только письменные источники, но и археологические материалы. Поэтому вполне обоснованными и убедительными оказываются заключения, к которым приходит автор: "Создавшиеся в результате активного взаимодействия различных этнокультурных традиций культура и искусство державы Ахеменидов не только намного пережили само государство Ахеменидов, но и оказали глубокое воздействие на развитие культуры различных народов Востока и Запада, а сам ахеменидский период политического единства многих народов Востока составил важный этап в экономическом и культурном развитии всей мировой цивилизации, причем роль народностей и племен Средней Азии в этот период была очень велика" (стр. 87). Процесс "нивелировки", неравномерности, исторического развития рассматривается, таким образом, не обеднение и прямолинейно, а во всей диалектической сложности взаимовлияния культур.

С таких же позиций пересмотрен и вопрос о вхождении Средней Азии в империю Александра Македонского и в систему эллинистических государств Востока: с одинаковым вниманием оценивается значение среднеазиатско- эллинистического культурного синтеза как для самой Средней Азии, так и для собственно эллинистического мира.

Новым оказался такой подход и для оценки последствий включения Мавераннахра в состав Арабского халифата: "С точки зрения исторической перспективы, включение Средней Азии в халифат способствовало в конечном счете ускорению развития феодализма, консолидации среднеазиатских народностей, ослаблению раздробленности и созданию централизованного государства, на базе и по типу которого в дальнейшем сложились местные среднеазиатские и иранские государства; кроме того, нанеся сперва значительный ущерб местной экономике и культуре, оно способствовало в дальнейшем широчайшему развитию контактов между различными народами, на основе которых и произошел величественный культурный синтез в Средней Азии и на всем Ближнем Востоке IX-XI вв." (стр. 324).

Общеизвестно, что последствия монгольского завоевания и владычества далеко не всегда получали правильную и объективную оценку в отечественной историографии. Исследуя этот круг вопросов, Б. Г. Гафуров с помощью не только ранее известных, но также и ряда новых фактов показал пагубные последствия монгольского нашествия для народов Средней Азии. В частности, рассматривая проблемы истории среднеазиатского средневекового города, он на конкретном историческом материале прослеживает, как монгольское завоевание отбросило назад экономику городов, устанавливает разницу в темпах и путях развития городской экономики, товарного производства, торговли. Здесь основной материал для анализа дают автору актовые и нумизматические источники. За конкретными фактами последствий монгольского завоевания вырисовывается картина путей и этапов восстановления хозяйственной жизни в разных историко-культурных областях Средней Азии, - картина, которой в других обобщающих трудах по истории Средней Азии не уделялось должного внимания.

Б. Г. Гафуров справедливо расценивает всю совокупность культуры среднеазиатских племен и народностей с древнейших времен и до VIII-IX вв. н. э., как единый фундамент, на котором происходило сложение таджикской, равно как и других среднеазиатских народностей. В "Предисловии" он пишет: "Изучение истории таджиков, их самобытного вклада в общую сокровищницу человеческой культуры связано с изучением всех народов Средней Азии, с выявлением того, что их объединяло" (стр. 3). Принцип выявления того, что сближало, а не разделяло народы Средней Азии, четко декларируется в рецензируемом труде.

Вопросы этнокультурной истории особенно сложны применительно к Средней Азии, где этногенез каждого народа нельзя исследовать раздельно, без связи с другими этническими группами. Поэтому, исходя из концепций самого автора, не совсем право-

стр. 147

мерно название книги "Таджики", так как значительная часть истории Средней Азии, рассмотренная в книге (до стр. 332), относится к периоду, когда таджикская народность еще не оформилась.

В своей книге Б. Г. Гафуров параллельно рассматривает историю сложения таджикского и узбекского народов; исторические корни их взаимного обогащения показаны в такой же глубокой перспективе, как и вся этнокультурная предыстория сложения народов Средней Азии, в многообразии различных культурных связей и многовековом сосуществовании в пределах Средней Азии тюркских и иранских народов.

Очень важным в методологическом отношении следует считать тезис Б. Г. Гафурова о "неправомерности признания языка в качестве единственного индикатора пределов этнической истории" (стр. 544). Справедливость этого тезиса применительно к истории народов Закавказья, Сибири и многим другим не вызывает сомнений, а его последовательное введение в практику исторических исследований в приложении к прошлому других народов нашей многонациональной Родины позволило бы избежать узконациональной трактовки их исторических судеб, способствовало бы еще более широкому упрочению ленинского духа интернационализма.

Тесные контакты народов Средней Азии с миром кочевых степей имеют весьма важное значение, чему в рецензируемом труде уделено недостаточно пристальное внимание. Ведь именно этим путем все передовые достижения культуры среднеазиатских народов становились достоянием сперва народов Сибири, а через них - и Дальнего Востока. На наш взгляд, этой проблеме следовало бы отвести большее место, хотя в целом общая картина взаимоотношений Средней Азии с ее восточными соседями, непосредственными и более отдаленными, нарисована очень убедительно.

Особое место в этом плане занимают контакты с китайской цивилизацией, прослеженные во всей их исторической полноте. Круг вопросов, связанных с данной проблематикой, отмечен не только научной актуальностью, но и политической злободневностью. Так, разоблачая апологетику завоевательных походов Чингисхана в трудах современных китайских историков, Б. Г. Гафуров справедливо пишет, что подлинная цель возвеличивания роли Чингисхана в истории человечества "заключается в том, чтобы "научно" обосновать территориальные притязания нынешнего китайского руководства на Монгольскую Народную Республику, среднеазиатские республики Советского Союза и другие территории, когда-либо подпадавшие под владычество монгольских завоевателей. В то же время это является отражением великодержавной политики маоистского руководства КПК" (стр. 453).

Вместе с тем для исследования Б. Г. Гафурова характерно бережное отношение к лучшим достижениям китайской культуры, а контакты среднеазиатских народов с населением Восточного Туркестана и Дальнего Востока, их взаимовлияние рассматриваются шире и полнее, чем в любом из сводных исследований по истории Средней Азии. В значительной мере этому способствовало расширение круга используемых источников, в частности, многочисленных сведений, содержащихся в китайской литературе.

Книга Б. Г. Гафурова является в сущности обобщающим трудом по древнейшей, древней и средневековой истории народов Средней Азии, но вместе с тем, как сказано выше, автор придал ей по названию форму монографии по истории таджиков, начиная с их доистории, сложения народа в IX-X вв. и до начала XVIII века. Это привело к неудачным заглавиям отдельных глав книги. Так, в главе "Таджикская литература и наука в XI-XIII вв." (стр. 433- 446) речь идет и о таких деятелях культуры и искусства (Бируни, Омар Хайям и другие), которые не являлись собственно таджикскими учеными и литераторами; их творчество вошло неотъемлемой частью в общую сокровищницу Средневековой культуры Средней Азии.

В заключение следует еще раз отметить, что рецензируемый труд о древнейшей, древней и средневековой истории Средней Азии - очень нужная и полезная книга. Она обобщает и обогащает наши знания по истории народов, живших на этой территории, что стало возможным благодаря высокому уровню развития советского востоковедения, последовательно применяющего марксистский метод исследования.

Академик А. П. Окладников, академик Б. Б. Пиотровский

Permanent link to this publication: