В 2004 году исполняется 70 лет Новелле Николаевне Матвеевой -поэтессе, барду, переводчику.

Она стоит у истоков бардовской песни наряду с Б. Окуджавой, Ю. Визбором, М. Анчаровым. В 60-е годы этот жанр стал популярной формой духовного общения людей разных профессий, появились яркие "поющие поэты": В. Высоцкий, А. Галич, А. Городницкий, А. Якушева, Ю. Кукин, Е. Клячкин, О. Митяев, Ю. Ким. Их лирический голос отличался искренностью, исповедальностью, романтическим мироощущением.

Благодаря помощи К. Чуковского и М. Атабекян в 1966 году на фирме "Мелодия" у Матвеевой вышел первый в нашей стране диск авторской песни. Диски-гиганты по 15 - 20 песен на каждом, а также гибкие пластинки продолжали появляться и в последующие годы. Голос исполнительницы, негромкий, но отважный, высокий, почти детский, не меняющийся с годами, вызывает пронзительное ощущение внутренней чистоты, естественности и одновременно драматической наполненности.

В творческой судьбе поэтессы принимали участие С. Маршак, В. Чивилихин, Н. Старшинов, Д. Кугультинов. С 1963 года рядом с ней был ее супруг Иван Семенович Киуру, тоже наделенный поэтическим даром, друг и соавтор, скончавшийся в 1992 году. Матвеева сочиняла

стр. 31

музыку и на его стихи: "Варданэ", "Кони", "Роща заалела", "Табор", "Мелодия для гитары", "Мой вороненок" и др.

Как известно, бардовская песня - жанр синтетический: в нем талант поэта и композитора, музыканта-исполнителя и певца неразделимы. Если в эстрадной песне важна прежде всего музыкальная сторона, то в бардовской, по признанию Б. Окуджавы, именно текст, его качество определяет и музыку, и манеру исполнения. Правда, Матвеевой свойствен иной подход к своему творчеству: "Песня у меня потому и песня, что уже с самого начала имеет свою мелодию, которая, как правило, является мне раньше слов... Вообще же слова моих песен без мелодии немыслимы. Песенные слова для меня лишь выводы из музыки" (см.: Бардовская песня. М., 1993. С. 27). Тем не менее, в любом случае для авторской песни характерна гармония слова и мелодии, большая доступность и простота восприятия.

Сущность поэтического мировосприятия Матвеевой можно определить словом "романтика". "Если для высокого романтизма наряду с высокими идеалами характерна внутренняя драматическая раздвоенность героев, глубоко трагический взгляд на мир, то романтике, при всем чувстве драматизма, свойственны мечтания и надежды, эмоциональная легкость и подвижность, окрыленная фантазия" (Русские писатели. XX век. Библиографический словарь: В 2 ч. Ч. 2. М., 1998. С. 35).

В своих песнях поэтесса с присущей ей активным темпераментом и смелостью обращается к романтическим образам и темам - морю, небу, дальним странам, экзотическим островам, сказочным городам, белым кораблям, облакам, парусам, маякам. Её любимые герои - таинственные капитаны, путешественники, всадники, первопроходцы, люди ищущие, одержимые открытием неведомого и прекрасного ("В предрассветном тумане", "Братья капитаны", "Летучий голландец", "Синее море", "Песни о дальней дали", "Капитан без усов", "Горизонт", "Маяк", "Есть путешественник", "Предки Джимми", "Миссури", "Америка", "Италия", "Испанская песня"). Волшебный мир поэта-барда питается приключениями и сказками из книг Стивенсона, Лондона, Ж. Верна, Купера, Твена, Свифта, Гауфа, Гофмана, Станюковича.

Романтические устремления Матвеевой ближе всего к А. Грину, которого она считает своим учителем и с творчеством которого в её поэзии постоянно происходит перекличка, что выражается в реминисценциях, как скрытых, так и явных. Книги писателя населены племенем сильных, гордых, самоотверженных, бескорыстных и добрых людей, а загадочно и необычно звучащие имена героев и городов, где они живут, поддерживают ощущение прекрасного, радостного, светлого, исходящего от этих книг.

Таким настроением пронизана пьеса "Предсказание Эгля" (по мотивам прозы Грина), в которую вошли тридцать три авторские песни,

стр. 32

придавшие романтическую тональность всему спектаклю. Заключительные строки одной из них (под тем же названием) обращены к той, которая ждет необыкновенный корабль:

Верь волне морей,
Верь судьбе своей -
Час наступит твой!
Ты увидишь блеск
Алых парусов:
Это - за тобой.
Для Матвеевой, как и для Грина, алые паруса - символ красивой справедливости, претворенной мечты.

Придуманный Грином мир вполне реален для поэтессы - при чтении создается полная иллюзия его достоверности. Как поэта гриновского направления, Матвееву отличает сочетание романтической фантазии с тонкой поэтизацией обыденного. Мир поэтессы реалистичен и психологичен. Энергичное вторжение в действительность с целью изменения ее для осуществления высокой мечты наполняет творения художника жизненной силой, чувством ответственности за происходящее на земле.

Для Матвеевой столь же натуральна, как Зурбаган для Грина, вымышленная, сказочная "Страна Дельфиния" с главным городом Кенгуру, который без автора не существует: "Пальмы без меня засохнут, Розы без меня заглохнут, Птицы без меня замолкнут...". Но в этой стране, оказывается, живет обычная, деревенская родня, которая шлет ей письма с приветами и утверждает, что и без нее пальмы растут, розы цветут, птицы поют, то есть сказочный мир обретает реальность. Это тревожит: "Что там будет без меня?". Поэтесса прибегает к психологическому параллелизму:

Набегают волны синие.
Зеленые? Нет, синие.
Набегают слезы горькие...
Смахну, стряхну, сотру.
В песне "Страна Дельфиния" используются также другие распространенные в лирике бардов приемы: образные эмоциональные сравнения (в сказочном краю "Белые конверты с почты Рвутся, как магнолии почки, Пахнут, как жасмин"), синтаксические, словесные и звуковые повторы, выражающие авторское настроение ("А вчера пришло, пришло, пришло Ко мне письмо, письмо, письмо"), аллитерации - сочетание, главным образом, плавных сонорных звуков ("Набегают волны синие... Как хамелеонов миллионы... Ласково цветет глициния - Она нежнее инея"). Поражает ритмическое и интонацион-

стр. 33

ное разнообразие песни, ее удивительная красочность, живописная картинность.

В страну мечты и романтики плывет и знаменитый "Кораблик" Матвеевой (под этим названием в 1963 году вышел ее второй сборник стихов). Склонность поэтессы к метафоричности, плодотворное следование традициям М. Цветаевой ярко проявились в этом стихотворении. Ее кораблик сам себя построил ("сам смолою себя пропитал, сам оделся и в дуб, и в металл", сам себе лоцман, боцман, капитан. Он все видит, замечает, всех ободряет.

В стихотворении простое и естественное соединение двух интонаций, двух лексических пластов - возвышенного и обыденного. Если в первых двух строках возникают романтические ноты ("Над волнами, как сокол, парил"), то в двух следующих - разговорный, повседневный стиль ("Сам себя, говорят, смастерил").

С одной стороны, кораблик "шумел парусами", "о чем-то мечтал", с другой - "корчил рожи последним царям", "все записывал, все проверял", "судачил" с другими судами, "все, что видел, на мачты мотал" - вспомним поговорку "мотать на ус"). Уменьшительно-ласкательная форма слова кораблик позволяет воспринимать его как живое существо, стремящееся к счастливой и свободной жизни. В свете этого образа постигается смысл слов самого автора: "Видимо, в глубине души я человек деятельный, и отсюда в стихах - путешественное начало. Я предпочитаю в стихе широкую географию узкой так же, как поток предпочла бы стоячей воде, красочную растительность - тусклой, льняную материю - синтетике, а живое яблоко - сухофрукту. Наверное, я просто нормальный человек... жажду приветствовать не тесноту, а пространство и стремиться к чему-то яркому" (Матвеева Н. Роскошь, доступная каждому // Вопросы литературы. 1988. N 7. С. 260).

В песнях Матвеевой действие может происходить не только в "вечно чудесных" и неизвестных странах, в горах или на берегу моря, но и на окраине родного города. В песне "Окраины, или Дома без крыш" автор передает свое ощущение причудливости погруженной в ночной сон новостройки, тонко используя метафору и ассоциацию: "на ветру волшебном" танцует "бумажный сор", "дома без крыш" плывут куда-то, словно "корабли", "кадка с какой-то краской" превращается в "челн", "палка-мешалка" - в "весло", "кадка-лодка" отнесена "цементными волнами" от "кораблей кирпичных"; в "белой ночной дали" чудятся какие-то "вышки вырезные", краны кажутся "кружевными".

Она находит красоту в самых, казалось бы, обыденных вещах, прозаических предметах. Образы реальные сближаются со сказочными. Романтика Матвеевой одновременно земная и возвышенная. С борта своего воображаемого кораблика она видит реальную картину московских окраин и в то же время воспринимает ее в ином, волшебном

стр. 34

свете. Сама поэтесса признается: "...тот "бумажный сор" написан с натуры. Если самообманом была вся та ночь, тогда и весь мир есть самообман, потому что прекрасней и замечательней, чем тот вечер, переходящий в ночь, я не видела. Я не считаю, что смогла передать всю его красоту, и даже тот летающий мусор не производил впечатление грязи. Просто я так вижу мир, он меня то очень возмущает, то, наоборот, оставляет как бы без языка для описания его... не красоты, нет... Красота это какое-то немножко сладкое слово, для описания его замечательности, скажем так..." (Истомин С, Денисенко Д. Самые знаменитые барды России. М., 2002. С. 268).

Так может утверждать только художник, в стихах и песнях которого сказочность и фантастичность идут от любви к жизни. Среди лучших песен поэтессы - "Фокусник", "Пожарный", "Цыганка-молдаванка", "Вереск", "Водосточные трубы", "Старинный бродяга", "Бездомный домовой", "Какой большой ветер!".

Любовная тема в лирике Матвеевой возникает не в стихах, а только в песнях: "Письмо к любимой", "Ах, как долго едем!", "Девушка из харчевни". В последней автор использует сквозную метонимию. Тема тайной и безответной любви раскрывается через бытовые детали: когда любимый "уходил к другой", о нем напоминал плащ, висящий на гвозде, когда он ушел навсегда - гвоздь в стене, потом - след от гвоздя, который вырвали из стенки... Однако память и верность противостоят случившемуся, любовь не умирает.

Особого внимания заслуживает книга стихов "Душа вещей" (1966). Поэтесса размышляет о поэте и поэзии, о творчестве и связи его с жизнью, о назначении искусства, о природе поэтического ремесла, о том, как рождаются образы ее стихов и песен. Книгу составили произведения, разные по направленности и интонации - лирические, остропублицистические, песенные, язвительно иронические, а иногда и сатирические. Свое поэтическое кредо автор высказала в одноименном стихотворении:

Мне скажут: брось мечты, рисуй действительность;
Пиши как есть: сапог, подкову, грушу...
Но есть и у действительности видимость,
А я ищу под видимостью душу.
"Душа вещей" (понятий, категорий, отношений) - "это скрытая от глаза их суть, концентрированная действительность, преображенная творческой фантазией, это романтическая сердцевина художественного образа, его святая святых" (Пустовойт П. Г. Образное слово Новеллы Матвеевой // Веч. ср. школа. 1996. N 3. С. 36). Поэтесса тяготеет к искусству аллегорическому, в котором условное, часто фантастическое помогает глубже постигнуть суть вещей.

стр. 35

Она провозглашает уход не от действительности, а от обыденности, от лежащих на поверхности "правильностей бешеных", от которых, взбунтовавшись, хочется убежать "для озорства На остров красок смешанных, Где ночь - не ночь, И день - не день, Где пропасть необычного, где не сиренева сирень, Корица не коричнева" ("Краски"). Это фантастический остров Гель-Гью - вымышленный мир Грина.

В "Песне" поэтесса говорит о произвольности, непредумышленности своего творчества, не поддающегося контролю и рациональному объяснению:

Как сложилась песня у меня?
И сама не знаю, что сказать!
Я сама стараюсь
У огня
По частям снежинку разобрать!
Автор как бы оправдывает себя: пою как поется, пишу как пишется, а если начать вникать в логику образов, просвечивать их мертвящим светом анализа, - ничего от них не останется. Поэзию Матвеевой, по наблюдениям критика СИ. Чуприна (см. его вступительную статью "Республика грез Новеллы Матвеевой" к сб. "Избранное". М., 1986), отличают такие качества, как абсолютная свобода самовыражения, эмоциональная раскованность, разнообразие и прихотливая гибкость ритмов и интонации, непринужденность любого внутристихового "жеста".

Поэтесса утверждает личностную независимость, единственность и неповторимость каждого духовного и жизненного опыта, одновременно выражая свою неприязнь к стертым словам, затасканным выражениям, ритмической и интонационной монотонности. Сонет "Штамп" заканчивается энергичными строчками:

Мне страшен штамп! Мне страшно трафарета:
Он глуп, смешон, но в нем - кончина света.
Сатирический портрет производителей и потребителей обывательски-мещанских "штампов" создан в стихотворении "Реквизит одного поэта" ("Все прелое, все квелое, томленое, Все - шмяклое, наплывшее на край"). Зная цену слову, применяя его честно и целомудренно, Матвеева беспощадна к вычурности и трюкачеству, кокетливости и претенциозности, о чем говорит в сонете "Рифма":

И там, где рифма слишком потрясает
От потрясенья гибнет вся строка.
Если поэт думает не о смысле, а о форме, чтобы "покрасоваться", поиграть словами, то созвучия в его стихе будут искусственными.

стр. 36

В стихотворении "Созвучья" автор заявляет: "Вот только не люблю, когда созвучья - Как на сосне березовые сучья". Использованный здесь прием паронимии встречается и в "Старинном слове": "Поэт и слава - нет опасней сплава".

Ядовитой иронией пронизано стихотворение, в котором Матвеева обращается к некоему поэту, погрязшему в натуралистической тине:

Не пиши, не пиши, не печатай
Хриплых книг, восславляющих плоть.
Прибегая к метафорическому стилю, автор противопоставляет "плоти" "звезды разума, сполохи духа", все возвышенное в человеке. Путь духовного возрождения тяжел и труден, зато легко скатиться к примитивности, обыденности, бездуховности минерального существования, и тогда мир плотских потребностей, голой чувственности и утробности приведет человечество на "путь от Платона к планктону И от Фидия к мидии..." (здесь поэтесса опять тонко и изящно использует возможности паронимии).

Духовная крепость, нравственная чистота и красота в самой Матвеевой поддерживается ее великими предшественниками в мировой литературе и искусстве, к которым она постоянно обращается и посвящает свои стихи: "Василий Андреевич", "Лермонтов", "Памяти Пришвина", "Роберт Берне", "Шекспир", "Генрих Гейне", "Рембрандт", "Рубенс", "Питер Брейгель-старший".

В последующие годы выходит ряд стихотворных и песенных сборников Матвеевой: "Ласточкина школа" (1973), "Река" (1978), "Закон песен" (1983), "Страна прибоя" (1983), "Хвала работе" (1987), "Нерасторжимый круг" (1991), "Менуэт" (1994), "Сонеты" (1998), "Мелодия для гитары" (1998), "Пастушеский дневник" (1998), "Караван" (2000), "Жасмин" (2001). С течением времени в ее лирике углубляются философичность, аналитичность, повышается интерес к современным общественным проблемам, взгляд становится диалектичным, мудрым и зорким, усложняется поэтическая палитра. Особенно это видно в осмыслении мироздания, природы. Постижение истины вещей, необходимость во всем доходить до сути - вот причины, которыми руководствуется художник.

Стихотворение "Следы" завершается призывными строками:

В путь!
Между разными звеньями
Рвусь восстанавливать связь.
Матвеева любит афористическую концовку, выражающую прямое отношение к теме.

стр. 37

Единоборство стихии и разума в душе человека составляет основу поэмы "Шпалы". Если стихия ведет в никуда, в тупик, то "Только там хорошо и не страшно, Где высоко проложены шпалы", то есть где в человеке присутствует организованное, волевое начало. Поэтесса утверждает:

Путь по шпалам не может не сбыться.
Невозможно на нем заблудиться.
Шпалы как бы берут на себя роль жизненного ориентира на сухопутном пространстве, сближаясь в этом смысле с надежным светом маяка в море - тоже символом добра. Эти же мотивы - прежде всего дисциплина поэтической мысли - проходят и в сонете "Завидую далеким временам...":

Нужна узда горячим скакунам,
Обложка - книгам, рама всем портретам,
Плотина - разогнавшимся волнам,
Сонет - разговорившимся поэтам.
Стихотворение "Трюизмы", в котором осмысливается тема морали, строится на приеме антитезы - столкновения контрастных понятий: пламя - ледник, насилие - добродетель, ум - глупость, волк - голубь. Автор гневно протестует против философии "беспредела" ("все едино, Значит - "все дозволено""), проводит мысль о недопустимости забвения незыблемых, испытанных столетиями нравственных ценностей в сознании и поведении современников.

Мысль о диалектике жизни и смерти тонко проведена в "Снежинке". Гонимая ветром, она припала к оконному стеклу и тут же растаяла:

И только у смерти снежинка узнала,
Что в жизни бывает тепло.
В других стихотворениях о природе ("Лето", "Дубрава", "Зима", "Степь", "Акация", "Лес", "Река текла как дождь", "Лунная ночь", "Мороз", "Алоэ", "Дым", "Водопад", "Под прошлогоднею листвой") автор пытается понять жизнь деревьев, цветов, обитателей полей и рощ, полную загадок и тайного, сокровенного смысла. У Матвеевой природа одухотворена, она живет, дышит, волнуется, и мы словно видим, слышим, чувствуем ее желания и замыслы. Прикоснувшись к ней, поэтесса испытывает своеобразное просветление и очищение души, полнее осознает прелесть жизни, своего существования на земле. Это состояние великолепно передают в "Балладе круга" уменьшительно-ласкательные суффиксы и соответствующий ритм рефрена:

стр. 38

Только бы видеть листочки да лучики...
Только бы чаще мне были попутчики:
Тень на тропинке,
Полет паутинки
И рощи несумрачный взгляд.
Стихи о природе поражают удивительной наблюдательностью автора. С помощью шестнадцати эмоционально-оценочных и цветовых эпитетов, отличающихся точностью и образностью, она определяет разные состояния льда ("Лики льда")- Длинен ассоциативный ряд в "Гимне перцу": "Орден кухни, герб кладовых... радостный гном"; а вот "подорожник - санитар испытанный" ("Лето"). Останавливают неожиданные сравнения: "Как раковины речные, Вдруг приоткрылись фиалки ночные" ("Ночные фиалки"), "Кольца на пне - как на воде круги" ("Древесина"), "Волны ерошливо машут пряжей, Как прядильщицы-бунтовщицы" ("Волны и скалы"); зрительные и слуховые образы: "Красно-рыжая с черным тайга" ("Сибирь"); "Медным зеркалом горит сухой закат" ("Степь"); ручей - "арфа звучная подо льдом" ("Зимние оргии"); "на веревке... лязгает промерзлое белье" ("Зима"); тавтологические сочетания: "Но нежен свет особой зимней негой" ("Дым"); "Можно пасть, чтоб не упасть, И упасть, чтобы не пасть" ("Водопад"); звукопись: "В лощинах снег, слоистый, как слюда..."; "Баклажаны бока отлежали..."; "Листовою сталью лютой стужи" ("Зима").

Поэтесса любуется тем, что видит за окном: кустом шиповника, душистым горошком на изгороди, вечерним дождем, простой кувшинкой, кочаном капусты, майским жуком, и каждый раз создает живописные "пейзажные" зарисовки, открывая читателю земную красоту.

С годами лирико-романтическое начало в поэзии Матвеевой не ослабевает, хотя критики не раз упрекали ее в приверженности к экзотике, в бегстве от действительности, в оторванности от жизни, говорили, что фантазия уводит ее в иллюзорную область мечты. На самом деле экзотика у поэтессы является неизбежным спутником романтических странствий, она помогает соединить далекое с непосредственно окружающим. К тому же, сама поэзия имеет право на вымысел, на фантазию, дающую возможность понять реальную жизнь, утверждать пока не существующее в ней; да и тяга к чудесам помогает преодолевать однообразие быта, дисгармонию жизненной прозы.

Ее "вольнодумство и независимость" привели к тому, что она "оказалась непонятой (впрочем, как всякий большой поэт), несвоевременной и, по крупному счету, не востребованной" (Красников Г. Н. Роковая зацепка за жизнь, или В поисках утраченного неба. М., 2002. С. 213, 216).

стр. 39

Тем не менее, Матвеева продолжает занимать в современной русской поэзии особое и заметное место. Ее лучшие произведения и сегодня сохраняют активную гражданскую интонацию, обостренное поэтическое видение мира в деталях, романтический пафос, они учат безошибочному различению добра и зла, чести и бесчестия, приобщают человека к подлинной духовности; им свойственна отточенность художественной формы.

Сегодня поэтесса продолжает заниматься поэтическими переводами с европейских языков и языков народов СНГ; пишет стихи для детей - остроумные, добрые, способные доставить радость читателю любого возраста; работает над автобиографической книгой "Мяч, оставшийся в небе", части которой уже публиковались в журнале "Знамя" в 1996 - 1997 годах, - о своих детских впечатлениях, родителях, о художественной атмосфере в семье (частично об этом автор рассказала раньше в поэмах "Ключи от клуба", "Вещи в доме" в сборнике "Страна прибоя"); выступает со статьями по актуальным вопросам искусства, поэзии, песенного жанра. В 1998 году она была удостоена Пушкинской премии в области поэзии.

Ее потребность выразить душу остается такой же, как и во времена "оттепели". Неуспокоенность - главная черта характера лирического героя Матвеевой. И несмотря ни на что, она не изменяет себе, сражается за свой идеал, за человеческое в человеке. Оптимистично звучат ее строки:

Когда потеряют значенье
слова и предметы,
На Землю, для их обновленья,
приходят поэты
("Поэты").

Постоянный адрес данной публикации: