Византийская империя всегда была центром сложных международных коллизий и очень рано, обгоняя другие страны Европы, создала весьма искусную и даже изощренную дипломатию. Используя традиции поздней Римской империи, Византия сумела уже в ранний период своей истории создать разветвленную дипломатическую систему и привлечь на службу в ней образованных и знающих людей. Византийский дипломат, купец, миссионер обычно действовали сообща и выполняли важные дипломатические функции. Они неустанно собирали в интересах своего правительства ценные сведения о многих государствах и народах. На основе этих наблюдений рождались интересные описания как соседних с Византией держав, так и отдаленных экзотических стран.

Одним из самых ярких и талантливых писателей V в., запечатлевших необычайную по своей жизненности и правдивости картину как варварского, так и римского мира в эпоху Великого переселения народов, был выдающийся дипломат и историк Приск Панийский ¹ . Его рассказ о византийском посольстве ко двору грозного правителя гуннов Аттилы до сего дня остается поистине уникальным памятником об образе жизни и быте этих завоевателей, угрожавших в V в. Европе ² . О жизни историка до нас дошли скудные сведения. Приск родился, вероятно, в первой четверти V века. Его родиной был Панион, от названия которого писатель получил, по существовавшему тогда обычаю, прозвание Панийского. Это небольшой городок во Фракии, на северном побережье Мраморного моря. Основные вехи жизни и деятельности Ириска можно воссоздать на основании его собственного сочинения и лапидарных упоминаний об этом авторе в произведениях других ранневизантийских историков ³ .

Приск происходил из состоятельной семьи, которая дала будущему дипломату солидное философское и риторическое образование. Свидетельством глубоких и разносторонних познаний Ириска является его отличающееся изысканностью стиля произведение эрудита, овладевшего знаниями своей эпохи. Недаром Приск заслужил почетные звания софиста и ритора. Завершив образование в Константинополе, он поступил на государственную службу в столице. Вскоре ему удалось завоевать расположение знатного вельможи Максимина, занимавшего высокие посты при императоре Феодосии II, и он стал секретарем и ближайшим советником Максимина. В 448 г. Максимину была поручена сложная дипломатическая миссия возглавить византийское посольство в Паннонию, ко двору Аттилы ⁴ . В это опасное путешест-

¹ Удальцова З. В. Идейно-политическая борьба в ранней Византии. М. 1974, с. 100 - 141.

² Thompston E. A. A History of Attila and the Huns. Oxford. 1948, pp. 9 - 12, 49 - 50, 64, 71 - 73, 184 - 186; Бернштам E. H. Очерк истории гуннов. Л. 1951; Баришиh Ф. Приск као извор за Hajcrapjy историjу jужных Словена. - Зборник Радова Византолошки институт, 1952, т. XXI, кн. 1, с. 52 - 63; Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. I. Brl. 1958, S. 479 - 488; Артамонов М. И. История хазар. Л. 1962, с. 13, 15, 53, 56, 126, 167.

³ Jordanis Romana et Getica. In: Monumenta Germaniae Historica, Auctores antiquissimi (MGH. AA). T. V, ps 1. Brl. 1882, pp. 121 - 129, 178 - 227, 254 - 258; The Ecclesiastical History of Evagrius with the Scholia (Evagrius). Lnd. 1898, I, 17; II, 5; V, 1, 24; Jоannis Malalae Chronographia. Bonnae. 1831, p. 359; Chronicon Paschale. Bonnae. 1832, pp. 588, 635 - 684; Joannes Antiocheus. Fragmenta. In: Excerpta de insidiis. Brl. 1905, pp. 58 - 150; Theophanis Chronographia. Vol. I. Leipzig. 1883, p. 116.

⁴ Ensslin W. Maximinus und sein Begleiter, der Historiker Priskos. Byzantinisch-neugriechische Jahrbucher, 1926, N 5, S. 1 - 9.

стр. 99

вне отправился и Приск, пользовавшийся неограниченным доверием патрона. В ходе путешествия и пребывания при дворе "бича божьего", как прозвали Аттилу в Европе, Приск, по-видимому, вел подробный дневник, куда записывал свои наблюдения. Эти записи легли в основу его знаменитого сочинения "Византийская история и деяния Аттилы", сохранившегося в фрагментах ⁵ .

Увлечение историей и литературные занятия не отвлекли Приска от дипломатической деятельности. На этом поприще его ожидали немалые успехи. Он неоднократно и весьма искусно выполнял секретные дипломатические поручения византийского двора. Смена императора на византийском престоле не помешала его дальнейшей карьере. Уже в начале правления Маркиана, в 450 г., Приск находится в Риме, где ведет затем тайные переговоры с сыном франкского короля Хильдерика I с целью помешать заключению сепаратного соглашения Рима с Франкским королевством. Затем он был направлен урегулировать отношения Византии с кочевыми арабскими и нубийскими племенами, побывал в Дамаске, затем в Египте, где совместно с Максимином успешно выполнил сложное задание. Завершил он свою дипломатическую карьеру подписанием в 456 г. мирного договора с лазами ⁶ .

Сочинение Приска охватывало события византийской истории с 411 по 472 г., а написано было, по-видимому, в начале 470-х годов, когда на склоне лет писатель, отойдя от государственных дел, предался литературным занятиям. Точная дата его смерти неизвестна. Среди дипломатических миссий Ириска ни одна не может сравниться по своему значению с посещением ставки Аттилы. Именно описание гуннов и их жестокого правителя придало своеобразную привлекательность сочинению Приска и принесло ему славу ⁷ . Автор умно и достаточно объективно анализирует международную обстановку в Европе накануне поездки византийского посольства к Аттиле. Он откровенно признает: в конце 40-х годов V в. держава Аттилы была столь могущественной, что другие народы и государства должны были с нею считаться. Западная и Восточная Римские империи искали союза с всесильным правителем гуннов. Рим и Константинополь соперничали в стремлении приобрести расположение гордого варвара и потому отправляли к нему посольства с богатыми дарами. И константинопольское правительство, и равеннский двор пытались использовать гуннов как заслон против других варваров.

Особенно настойчиво стремилась сохранить мир с гуннами Восточная Римская империя, которой со всех сторон угрожали враги: персы, вандалы, эфиопы и арабы. Но не только Римские империи искали союза с гуннами. В 40 - 50-е годы V в. Аттила приобрел столь великую славу могучего предводителя варваров, что к нему за помощью обращались также вожди других варварских народов: король вандалов Гензерих, правители франков. В этой сложной обстановке Феодосии II и отправил в 448 г. посольство к Аттиле. Официальной задачей Максимина было заключение договора о мире и дружбе, тайной - вероломное убийство царя гуннов. Приск, осуждая свое правительство за заговор, хвалит правителя гуннов, который, узнав о готовящемся покушении, не только не порвал с империей, но заключил-таки соглашение с Максимином, причем Приску не чужды некоторые человеческие слабости: он стремится убедить читателя, что именно он, Приск, своим умом и находчивостью спас дело греков и смягчил сердце грозного варвара ⁸ .

Объективность Приска в изображении жизни гуннов во многом базировалась на хорошем знакомстве с описываемыми событиями. Приск был умным и тонким наблюдателем, много беседовал с послами западных государств, приехавшими одно-

⁵ Prise us Panites. Fragmenta. In: Fragmenta historicorum Graecorum. T. IV. P. 1851, pp. 69 - 110; Excerpta de legationibus. Brl. 1903, pp. 121 - 1*5, 575 - 591; Histo-rici Graeci Minores (HGM). T. I. Lipsiae. 1870, pp. 275 - 352.

⁶ Prisсus Panites. Op. cit., fr. 13, 16, 19 - 20.

⁷ Thierry A. Histoire d'Attila et de ses successeurs. Tt. I-II. P. 1865; Bier- bach K. Die letzten Jahre Attilas. Brl. 1906; Moravcsik Gy. Attilas Tod in Geschichte und Sage. - Korosi Csoma-Archivium. Zeitschrift der Korosi Csoma-Gesellschaft, 1926, N 2, S. 83 - 116; Harmatta I. The Dissolution of the Hun Empire, I: Hun Society in the Age of Attila. - Acta Archaeologica Academiae scientiarum Hungaricae, 1952, N 2, pp. 277 - 305.

⁸ Priscus Panites. Op. cit., fr. 7 - 8.

стр. 100

временно с византийцами ко двору Аттилы, а также с жившими среди гуннов соотечественниками, и получил от них ценные сведения. Он признает довольно высокую строительную технику гуннов, описывает роскошные дворцы Аттилы и его жены Креки. Резиденция Аттилы представляла собой большое селение, в котором находились дворец правителя и богатые дома приближенных. Этот дворец был самым великолепным из всех, которые имел Аттила, был построен из бревен и искусно вытесанных досок, а обнесен деревянной оградой, украшенной башнями. Вокруг дворца простирался огромный двор. Почти столь же великолепным был дворец Креки. Житель самого блестящего города империи Константинополя, Приск, которого трудно было поразить великолепием построек и утвари, с удивлением писал о внутреннем и внешнем убранстве дворцов Аттилы и Креки, изобилии золотой и серебряной посуды, богатых тканей и оружия ⁹ .

Живо и поэтично описывает Приск процессию, встречавшую Аттилу при возвращении его в ставку: "При въезде в селение Аттила был встречен девами, которые шли рядами под тонкими белыми покрывалами. Под каждым из этих длинных покрывал, поддерживаемых руками стоящих по обеим сторонам женщин, было до семи или более дев; а таких рядов было очень много. Эти девы, идя впереди Аттилы, пели скифские песни" ¹⁰ . Обстоятельно рассказывает он о торжественном пире во дворце Аттилы, на который были приглашены Максимин, Приск, послы западного императора, сыновья и приближенные Аттилы. Во время пиршества строго соблюдался порядок размещения гостей согласно их рангу и положению при дворе; кушанья и вина отличались изысканностью, убранство стола - роскошью. Пирующих развлекали песнями, прославлявшими победы Аттилы. Поэты занимали гостей стихотворными рассказами о былых сражениях. Юродивые-шуты потешали присутствующих, мешая латинскую, гуннскую и готскую речь.

Никто из ранневизантийских писателей не оставил столь яркого, списанного с натуры и жизненно правдивого портрета Аттилы, как Приск. Он изображает Аттилу мудрым, хотя и грозным правителем, прежде всего - государственным деятелем, ведущим активную политику; характеризует его неустанную дипломатию, обмен посольствами с Восточной и Западной империями, с другими государствами ¹¹ . В тонкой международной игре, которую вел Аттила, он пускал в ход и угрозы, и обещания, но всегда проявлял мудрость и осторожность. Если для готского историка VI в. Иордана Аттила был прежде всего грозным завоевателем, угрожавшим всему миру ¹² , то для Приска царь гуннов скорее не воитель, а правитель, не полководец, а судья, выслушивающий жалобы народа и выносящий приговор. Он гостеприимный хозяин, умеющий принять иноземных послов и не ударить при этом лицом в грязь. Владея огромными богатствами, Аттила стремился похвастаться ими перед послами других народов, ню одновременно хотел продемонстрировать свою воздержанность и пренебрежение к роскоши, был подчеркнуто умерен в одежде, пище и обиходе. "Для других варваров и для нас, - рассказывает Приск о пире во дворце Аттилы, - были приготовлены отличные яства, подаваемые на серебряных блюдах, а перед Аттилюю ничего не было, кроме мяса на деревянной тарелке. И во всем прочем он показывал умеренность. Пирующим подносили чаши золотые и серебряные, а его чаша была деревянная. Одежда на нем была также простая и ничем не отличалась, кроме опрятности. Ни висящий при нем меч, ни шнурки варварской обуви, ни узда его лошади не были украшены золотом, каменьями и драгоценностями, как принято у других скифов" ¹³ .

Приск слегка приоткрыл завесу и над личной жизнью гуннского царя. Аттила, имея много жен и детей, постоянно заключал новые браки с юными девушка-

⁹ Ibid., fr. 8. Подробное описание ставки Аттилы и его двора, вслед за Приском, дает Иордан (Jordanis. Op. cit., pp. 178 - 179). См. также: Иордан. О происхождении и деяниях гетов. М. 1960, с. 305 - 306; Vamos F. Attilas HaupUager und Holzpalaste. - Seminarium Kondakovianum, 1932, N 5, S. 131 -148; Grecu V. La Curtile lui Attila. - Junimea Literara, 1929, N 18, pp. 153 - 163.

¹⁰ Prisсus Panites. Op. cit., fr. 8.

¹¹ Ibid., fr. 3, 4, 6 - 15.

¹² Jordanis. Op. cit., p. 182.

¹³ Priscus Panites. Op. cit., fr. 8.

стр. 101

ми. Однако его главная жена Крека пользовалась большим почетом и уважением, имела роскошный дворец и массу челяди, сама принимала иностранных послов и устраивала для них богатые обеды. Со своими детьми Аттила был суров, и они трепетали перед отцом. Во время пира старший сын, по обычаю, сидел на краю царского ложа, но в некотором отдалении и опустив глаза (из уважения к отцу). Отличал и ласкал Аттила только младшего, любимого сына Ирну, который, по предсказанию прорицателей, должен был в будущем спасти род Аттилы. Приск пишет, что царь держался гордо, шел важно, глядя по сторонам, иногда бывал вспыльчив, груб и впадал в страшный гнев, но чаще был с подчиненными приветлив, советовался с приближенными во всех делах, имел большой штат писцов и вел дипломатическую переписку ¹⁴ . В целом Приск проявляет объективность и отсутствие враждебности при описании социального строя, быта и нравов гуннов.

Совершенно особое значение имеют известия Приска о дипломатии Византийской империи и варварских народов. Дипломат по профессии и по призванию, он первым в византийской литературе дал впечатляющую картину организации дипломатического дела в Византии V в., четко обрисовав права и обязанности послов, организацию посольств, этикет приема и отправления послов, некоторые нормы международного права. Сочинение Приска помогает проследить складывание византийской дипломатической системы, достигшей в последующее время высокого совершенства. Ярко показана им разведывательная деятельность дипломатических агентов Византии и варварских правителей. В частности, Аттила имел шпионов при константинопольском дворе, и ему стало известным содержание секретных поручений, данных императором своим послам ¹⁵ . Одной из черт византийской дипломатической системы была строгая градация посольских рангов и титулов в зависимости от могущества того государства, куда направлялось посольство. Пряск сообщает о постоянных требованиях Аттилы присылать к нему послов высокого ранга, знатных и имеющих консульское звание. В условиях нажима со стороны гуннов Константинополь вынужден был, нарушая установившуюся иерархию, посылать к Аттиле послов более высокого ранга, чем полагалось по византийскому этикету.

Приск рисует картину сложной организации посольского дела и дипломатии у варваров. При дворе Аттилы был разработан ритуал приема посольств, правила поведения послов, а на пирах соблюдался придворный этикет и царило местничество. Посол каждой страны имел свое место, ближе или дальше от царя, в зависимости от ранга направившей его страны. Деятельность послов строго регламентировалась: они должны были следовать за кортежем царя> а не обгонять его; их сопровождали проводники и охраняли особые отряды; им запрещалось разбивать шатры на более возвышенном месте, чем то, где расположен шатер Аттилы; в стране гуннов им выдавалось определенное содержание, а по дороге их кормили местные жители. Делать остановки в пути, разбивать лагерь и селиться на более длительное время послы могли только там, где им указывали ¹⁶ .

Византийские послы, в свою очередь, заботились, чтобы им воздавался надлежащий почет. Так, они согласились вести переговоры с гуннами верхом на лошадях, чтобы не оказаться в положении, унижающем их достоинство ¹⁷ . Они могли передавать письма и устные поручения императора только лично царю гуннов. Когда последние по приказу Аттилы попытались нарушить этот обычай и досрочно выведать цель посольства, византийцы редко протестовали против нарушения правил ¹⁸ .

При дворе Аттилы существовала особая канцелярия для ведения дипломатической переписки. Аттила имел высокообразованных писцов, главным образом латинян, присланных ему западно-римским военачальником Аэцием. Были среди писцов и греки. Переписка велась на латинском, греческом, других языках. При дипломатических переговорах гунны и византийцы широко пользовались услугами переводчиков, по происхождению и греков, и латинян, и варваров. Отлично образован-

¹⁴ Ibid.

¹⁵ Ibid., fr. 8.

¹⁶ Ibid.

¹⁷ Ibid., fr. 1.

¹⁸ Ibid., fr. 8.

стр. 102

ные писцы и переводчики, хотя по рангу они стояли ниже посланников, пользовались почетом и влиянием. При первой же встрече с правителем страны, куда они были направлены, послы обязаны были передать ему лично грамоты императора. Так, например, поступил Максимин при первой встрече с Аттилой в его шатре, еще по пути в ставку. Личность участников посольства считалась неприкосновенной. Аттила даже в страшном гневе на подосланного к нему убийцу Вигилу, хотя и угрожал, но не посадил его на кол и не отдал на съедение птицам.

Заметную роль в дипломатии играли тогда обмен подарками и взаимные угощения. Со стороны Византии это была одна из форм подкупа опасных врагов. Приск дает представление о том, какие дары везли для гуннского правителя и его окружения византийские послы. Дары подносились в строгом соответствии с рангом одариваемых. Выбирались вещи, редкие у варваров и потому особенно ими ценимые. Послы поднесли 6 тыс. ф. золота Аттиле, шелковые одежды и драгоценные камни - его послам, серебряные чаши, красные кожи, индийский перец, плоды фиников - вдове славянского вождя Бледы за ее гостеприимство. Видимо, аналогичные подарки с добавлением ювелирных изделий были переданы Креке, богатые дары - приближенным Аттилы ¹⁹ . Послы подносили подарки и от себя, и от императора. Так, Приск передал любимцу Аттилы Онигисию подарки от Максимина и золото - от василевса. Послы императора, конечно, сами должны были быть богатыми, чтобы иметь возможность подносить ценные подарки тому правителю, на чье расположение они рассчитывали ²⁰ . В свою очередь, Аттила одарил византийских послов конями и мехами ²¹ . Так же поступили по его приказу все знатные гунны в знак уважения к Максимину. Они послали главе византийской миссии по коню. Максимин, желая показать "умеренность своих желаний", принял лишь немногих коней, а остальных отослал обратно.

В случае конфликта с послами гунны могли более обычного ограничить их свободу. Но и без того Аттила запретил людям Максимина освобождать римских военнопленных, покупать рабов-варваров, лошадей и что-либо другое, кроме съестных припасов, пока не будут улажены существующие между гуннами и ромеями недоразумения ²² . Обычно посольства отправлялись от одного государя к другому в их столицы или туда, где находился правитель, например, в военный лагерь. В особых случаях Аттила соглашался выезжать навстречу послам императора и вести с ними переговоры в условленном месте. Так, он хотел приехать для встречи с послами Феодосия II в г. Сердику, но византийское правительство, опасаясь появления опасного врага в глубине своей территории, отказалось от этого предложения. Посол как лицо, облеченное высоким званием, не мог сам вести переговоры с приближенными Аттилы, а должен был делать это через своих помощников. Поэтому Максимин поручал такие переговоры Приску.

Сочинение Приска представляет немалую ценность как источник по истории дипломатии ранней Византии и варварского мира ²³ . Стиль и язык Приска отличаются выразительностью и непосредственностью. Приску в меньшей степени, чем другим византийским авторам, присущи риторика и копирование античных образцов. Архаизирующие тенденции у него не затемняют главного: они как бы патина, покрывающая легким налетом мерцающую бронзу. Главное в сочинении - его современность. Просто и без прикрас переданы чувства и настроения автора, представления людей того времени. Приск талантлив: он в полной мере обладает редким даром той простоты в высоком смысле слова, которая зачастую является лучшей мерой подлинно художественного произведения. Обо всем увиденном и пережитом он рассказал спокойно и искренне. Обаяние его сочинения кроется прежде всего в свежести и непосредственности видения автором мира. Острая наблюдательность и тонкая восприимчивость сочетаются у него с трезвым умом диплома-

¹⁹ Ibid.

²⁰ Ibid., fr. 10, 14.

²¹ Ibid., fr. 11.

²² Ibid., fr. 8.

²³ Doblhofer E. Byzantinische Diplomaten und ostliche Barbaren. Graz. 1955; Kuranz I. De Frisco Panita rerum scriptore quaestiones selectae. Lublin. 1958.

стр. 103

та и глубоким анализом фактов. Его история - это отнюдь не путевые заметки или разрозненные впечатления стороннего наблюдателя, а серьезный и продуманный труд государственного человека, стремившегося проникнуть в суть происходивших событий. Приск - писатель, дипломат и государственный деятель - человек, не только достаточно осведомленный о политических делах империи и ее связях с другими народами, но и разумный судья, выносящий во многом объективный приговор деятелям своей эпохи и здраво оценивающий с точки зрения интересов Византии международные события, в которых он принимал непосредственное участие.

Славу Приска как писателя составил именно удивительно живой и образный рассказ о посольстве к Аттиле. По подкупающей правдивости и простоте картина двора Аттилы может сравниваться с лучшими страницами античной историографии. Беспримерная для византийца объективность по отношению к варварам, понимание исторического значения передвижения огромных масс людей, знание жизни, мастерское изображение характеров, умение обобщить материал и выделить главное выдвигают труд Приска на одно из первых мест среди сочинений ранневизантийских писателей. Автору удалось создать такой труд не только благодаря своему таланту и наблюдательности, но и потому, что его глаза не застилала пелена ложного патриотизма и презрения к варварам. Он сумел увидеть в гуннах и славянах, в Аттиле и других варварах живых людей с их достоинствами и недостатками. Разгадка популярности сочинения Приска таится также в его оригинальности, ибо оно стоит особняком в современной ему исторической литературе: его автор - творец, а не компилятор; рассказчик, а не регистратор фактов; художник, а не копиист, и его труд носит следы самостоятельного мышления, а не подражания образцам прошлого.

Взлет дипломатической активности Византии произошел в VI в., особенно в правление Юстиниана I (527 - 565 гг.). Осуществление грандиозного плана восстановления Римской империи требовало постоянной и напряженной деятельности дипломатии в различных регионах мира. Для завоевания западной части былой империи необходимо было обеспечить безопасность на востоке и севере, попытаться избежать войны с Ираном, нейтрализовать варваров на Дунае, найти союзников среди окружавших империю народов. Да и в самих варварских королевствах Запада требовались огромные дипломатические усилия для привлечения на сторону Византии тех слоев населения, которые тяготились господством вандалов в Северной Африке, остготов в Италии, вестготов в Испании. Византийская империя умело комбинировала тайную дипломатическую игру с меткими военными ударами, не брезговала любыми средствами для достижения своих целей. Мемуары византийских дипломатов как источник показывают, как по требованию императорского правительства им приходилось прибегать к подкупу иноземных правителей, плести заговоры при иностранных дворах, натравливать одни народы на другие. Византийская дипломатия руководствовалась своего рода кодексом вероломства, а ее девизом оставался испытанный принцип политики римлян "Разделяй и властвуй!".

В VI в. возросла централизация дипломатической системы империи, всей деятельностью дипломатов руководили из императорского дворца. В положении византийского посла при иноземном дворе наблюдалась двойственность: с одной стороны, Византия чрезвычайно заботилась о поддержании престижа посла великого государства; с другой - посол всегда оставался лишь исполнителем воли императора. Эти черты византийской дипломатии явственно выступают в мемуарах одного из выдающихся дипломатов VI в. Петра Патрикия. Он родился в Фессалонике ²⁴ , карьеру начал в Константинополе, где благодаря необычайному красноречию и обширной эрудиции стал известным адвокатом и вскоре приобрел широкую славу как выдающийся оратор, обладавший особою силой убеждения, которая помогала ему выигрывать судебные процессы ²⁵ . Талантливый юноша был замечен при дворе, после чего всецело занялся дипломатической деятельностью. В 534 г. Петр был отправлен послом к правительнице остготского королевства Амаласунте, но

²⁴ Прокопий. Война с готами. М. 1950, I, 3.

²⁵ Прокопий. Тайная история. - Вестник древней истории, 1938, N 4, гл. 24.

стр. 104

прибыл в Италию уже после прихода к власти короля Теодата. Во время своего первого посольства, по свидетельству видного историка Прокопия Кесарийского, ловкий дипломат имел успех и даже сумел убедить слабого остготского короля заключить тайное соглашение о передаче Византии всей Италии ²⁶ . Прокопий, однако, недолюбливал Петра и не преминул очернить его в своей "Тайной истории". Он стремился бросить тень на нравственный облик Петра, утверждая, что тот тайно склонял Теодата к убийству Амаласунты и тем самым выполнял коварную миссию императрицы Феодоры, видевшей в Амаласунте возможную опасную соперницу ²⁷ . Эта мрачная страница деятельности Петра лишний раз свидетельствует о придворных нравах того времени, порожденных деспотизмом Юстиниана I и Феодоры. Сам же Петр, видимо, являлся лишь орудием неукротимой в своей ненависти василиссы.

Второе посольство Петра к Теодату было не столь успешным, как первое. Остготский король, утвердившись на троне, узнав о победах готов над византийцами в Иллирике и подстрекаемый готской партией, неожиданно переменил политику и пошел на открытый разрыв с Византией. По его приказу Петр был брошен в темницу, где провел около трех лет, а освобожден был в конце 538 г. новым остготским правителем Витигисом. По возвращении в Константинополь Петр за проявленное в неволе мужество был награжден должностью магистра оффиций, а в 550 г. за успешную службу возведен в сан патрикия. В 50 - 60-е годы VI в. его дипломатическая деятельность переносится на Восток, где Византия вела тяжелые войны с Ираном. В 550 г. он был отправлен в Иран для заключения перемирия с Хосровом I, но успеха не добился. В 562 г. Петр вновь возглавил пышное посольство в Иран, отправленное для заключения мира. В результате переговоров между двумя великими державами был заключен мир на 50 лет. И хотя он оказался для Византии скорее бесславным, чем почетным (поскольку ее требования вернуть империи некоторые области Кавказа, в частности Сванетию, не были выполнены), но все же дал империи важную и крайне необходимую передышку. В этом была заслуга и Петра. В 563 г. он вновь посетил двор шаха, с которым вел переговоры о возврате Сванетии, окончившиеся, однако, неудачей. Удрученлый провалом миссии, Петр вернулся в Византию и вскоре умер. О подольской деятельности в Иране он писал в Константинополь донесения, которые впоследствии были использованы историком Менандром в его сочинении ²⁸ .

Образ Петра Патрикия как дипломата, историка и человека можно воссоздать по фрагментам его трудов и по воспоминаниям современников, в первую очередь Прокопия, Менандра и Иоанна Лида. В этих сочинениях Петр предстает как человек широкого кругозора и разносторонних дарований. Никогда не оставляя дипломатической и государственной деятельности, он постоянно занимался различными науками. Современники единодушно восхваляют его таланты и нравственные достоинства: страстное красноречие, необычайный дар убеждения, столь необходимую государственному человеку проницательность, работоспособность, многостороннюю ученость, кротость характера. Выдающийся политический деятель Остготского государства Кассиодор, отдавая должное высоким дарованиям и личным качествам Петра, называл его мужем краен оречивсйшим, знаменитым ученым, человеком чистой совести ²⁹ . Прокопий признавал ораторский талант Петра, его разумное поведение в качестве посла Юстиниана в Италии ³⁰ .

Политическое красноречие послов было одним из необходимых элементов дипломатической практики. Об этом свидетельствуют посольские речи, приводимые в трудах современников. Петр говорит, обращаясь к персам: "Когда бы между людьми господствовала правда, не нужны были бы ни ораторы, ни точное знание законов, ни совещания, ни искусство красноречия, ибо мы обращались бы по собственному побуждению к общеполезным делам. Но так как все люди думают, что

²⁶ Прокопий. Война с готами, I, 6.

²⁷ Прокопий. Тайная история, гл. 16.

²⁸ Excerpta de legationibus, fr. 11, 13.

²⁹ Cassiodori Senatoris Variae. In: MGH. AA. T. XII. Lipsiae. 1894, X, 19, 22,24.

³⁰ Прокопий. Война с готами, I, 3.

стр. 105

справедливость на их стороне, то нам и необходимо обаяние слова. Для того мы и собираем совещания, где каждый из нас искусством слова желает убедить другого, что он прав" ³¹ .

Наиболее подробную характеристику Петра оставил Иоанн Лид, близко знавший его и работавший непосредственно под его началом в ведомстве магистра оффиций. Иоанн рисует Петра знатным вельможей, почитаемым сановником, искусным дипломатом и государственным человеком ³² . Иоанна потрясали огромная эрудиция и неутомимость Петра, который никогда не был склонен к праздности, ночи проводил в чтении книг, дни - в занятиях делами и даже по пути из дома во дворец не тратил времени на пустые разговоры, но предавался ученым спорам с мудрыми мужами. Иоанн, менее образованный, в науках не столь сведущий, всегда бывал крайне смущен, когда ему приходилось вести с Петром ученые разговоры. Как и другие современники, Иоанн подчеркивал мягкость характера Петра, который был добр, благороден, приятен и прост в обращении, чужд гордости и надменности ³³ . Прокопий, признававший, что Петр никогда никого не оскорблял, вместе с тем обвинял его в скупости и корыстолюбии ³⁴ .

На примере Петра можно увидеть, что выдающиеся византийские дипломаты достигали высокого положения. Петр ценою личных заслуг приобрел власть и богатство, вращался в придворных кругах. Он жил в атмосфере политической борьбы и интриг двора и, как Прокопий, был хорошо осведомлен о важнейших событиях своего времени. О мировоззрении Петра по сохранившимся фрагментам его трудов и рассказам современников судить трудно. Известно только, что он был лоялен по отношению к правительству Юстиниана I, набожен и неукоснительно выполнял церковные обряды. В его сочинениях (как и в трудах других историков-дипломатов VI в.) можно встретить пацифистские идеи: он сторонник мира и противник войн, особенно междоусобии Пацифистские настроения подтверждает речь Петра к персидским послам: "Вы должны избрать лучшее и полезнейшее и неизвестности войны предпочесть известнейшее всем людям благо - мир... Что мир - величайшее благо для людей и что война есть зло, об этом никто спорить не будет. Несомненная победа может, однако, быть аргументом против этого мнения. Но я думаю, что и одерживающему победу худо живется из-за слез других людей. Так что и побеждать горестно, хотя, конечно, быть побежденным еще горестнее" ³⁵ .

Главный интерес мемуаров Петра состоит в том, что они являются памятником дипломатической мысли Византии. Из них можно почерпнуть важные советы послам, описание техники посольской службы, процедуры заключения договоров, обязанностей посла. Совершенно определенно высказывает автор мнение о первейшем долге посла, который "заключается только в том, чтобы выполнить поручение" ³⁶ . Посол обязан с предельной точностью довести до сведения державы, с которой ведутся переговоры, требования своего правительства и не менее скрупулезно изложить своему государю условия другой стороны. Подобными же правилами Петр руководствовался в собственной практике: выполняя поручение Теодата к императору, он раскрыл Юстиниану условия "запасного" варианта договора (об отречении остготского короля) не сразу, а лишь тогда, когда Юстиниан отклонил основной вариант. Таким образом, посол в точности выполнил распоряжение Теодата ³⁷ . Но Петр не отрицает важности самостоятельных действий посла, значения его деятельности в сложной обстановке. Например, иногда посол может умерить жесткость содержания посланий его правителя. Не отрицает Петр и необходимости прибегать в посольском деле к хитростям. Так, он упоминает о своеобразной дипломатической уловке - заранее требовать невозможного, чтобы сделать переговоры бесперспективными.

³¹ Excerpta de legationibus, p. 133.

³² Joannis Lidy De magistratibus. Lipsiae. 1903, 11,15,

³³ Ibid., 11,16.

³⁴ Прокопий. Тайная история, гл. 24.

³⁵ Excerpta de legationibus, p. 133.

³⁶ Прокопий. Война с готами, I, 6.

³⁷ Там же.

стр. 106

Мемуары Петра в целом заслуживают доверия, хотя автору не чуждо стремление прославить свою личность. Это подтверждается и характеристикой, данной его запискам Менандром: "В сочинении его можно прочесть все то, что поверенные двух государств говорили и как говорили о важном деле. Большая книга наполнена этими, как я думаю, доподлинно сказанными словами; разве лишь кое-что прибавлено Петром для собственной славы, чтобы потомству показаться человеком глубокомысленным и неодолимым в красноречии, когда бывало нужно смягчить грубые и высокомерные замыслы варваров. Все это читатель найдет в его книге" ³⁸ . Петр был и теоретиком, и практиком: и сам руководил сношениями империи с другими странами, и оказывал влияние на развитие дипломатического дела - выработку правил приема и отправления посольств, определение прав и обязанностей дипломатов различных рангов. Особенно ценны его известия о процедуре заключения договоров с иностранными державами, составляемых на языках обеих договаривающихся сторон, и рассказ о церемониале подписания таких договоров. Петр Патрикий может служить примером опытного широко образованного и хорошо знающего свое дело дипломата Византии.

Империя вела в VI в. сложные переговоры не только с королевствами Запада и Сасанидским Ираном, но также с государствами Аравии и Эфиопией. В многолетней борьбе с Ираном Византийская держава была заинтересована упрочить свое влияние в этих странах, установить с ними разносторонние отношения, распространить гам христианство. Ценным памятником таких контактов Византии являются записки еще одного незаурядного дипломата VI в. - Нонноса. Этот выдающийся чиновник Юстиниана I написал сочинение о своих посольствах в Аравию и Эфиопию. К сожалению, как и труды Петра Патрикия, произведение Нонноса сохранилось лишь в отрывках, имеющихся в трудах византийского государственного и церковного деятеля IX в., константинопольского патриарха Фотия, который делал выписки и из сочинения Нокноса.

Ноннос, сириец по происхождению, был потомственным дипломатом, чей дед и отец выполняли на Востоке важные поручения правительства. Сам он возглавлял посольства к эфиопам, химьяритам и йеменцам ³⁹ . Исключительный интерес представляет его описание посольства к негусу (царю) Аксума Элесбоа ⁴⁰ . Нонносу пришлось проделать далекий и трудный путь. От Александрии он со спутниками двинулся на барках по Нилу, затем после кратковременного сухопутного путешествия добрался морем до Эфиопии. Побывав в стране химьяритов, Ноннос вторично пересек Красное море, а дальше двигался сушею, вероятно, от гавани Адулис до Аксума, и по пути попал на один из островов архипелага Дахлак, где встретился с туземным племенем негров-пигмеев. Ноннос сообщает, что византийскому посольству пришлось в пути "бороться с кознями разных народов", подвергаться опасности нападения диких зверей, преодолевать трудности передвижения по непроходимым местам. Ехало оно медленно и осторожно, путь из Адулиса в Аксум проделало за 15 дней, т. е. медленнее всех других путешественников той эпохи ⁴¹ . В Эфиопии Ноннос пробыл с ноября по июль, однако самый этот год установить трудно (скорее всего речь идет о 531 г.) ⁴² .

Труд Нонноса ценен этнографическими и географическими сведениями об Аравии и странах Африки, содержит красочный материал о нравах и обычаях народов, в частности о религиозных праздниках арабов. Особый интерес имеет рассказ о приеме у негуса. Когда посла ввели во дворец, он увидел повелителя аксумитов сидящим на высокой, украшенной золотом колеснице, запряженной четырьмя сло-

³⁸ Excerpta de sententiis. Brl. 1906, pp. 355 - 357.

³⁹ Кобищанов Ю. М. Северо-Восточная Африка в раннесредневековом мире (VI -середина VII в.). М. 1980, с. 57 - 62.

⁴⁰ Пигулевская Н. В. Арабы у границ Византии и Ирана в IV-VI вв. М. - Л. 1964, с. 159 - 160; Лундин А. Г. Южная Аравия в VI в. - Палестинский сборник, 1961, вып. 8(71), с. 56 - 59; К a war J. Byzantium und Kinda. - Byzantinische Zeitschrift, 1960, N 53, S. 63. Сводку научных разногласий по поводу датировки посольства Нонноса см.: Кобищанов Ю. М. Ук. соч., с. 58, 59.

⁴¹ Кобищанов Ю. М. Ук. соч., с. 60.

⁴² Там же, с. 59, 61 - 62.

стр. 107

нами. Царь был опоясан льнозолотой набедренной повязкой, имел золотое ожерелье на шее, золотые браслеты на плечах и руках, накладки из жемчуга и драгоценных камней на теле, льнозолотой тюрбан на голове, в руке держал позолоченный щит и два позолоченных копья. Вокруг царя стояли члены совета. Любопытно, что это описание совпадает с изображением негуса на аксумских монетах VI века ⁴³ . Посол преклонил колено. Царь приказал ему подняться, взял грамоту императора и поцеловал скреплявшую ее печать, затем принял подарки. Толмач перевел грамоту, в которой император требовал от негуса прекращения торговли с иранским шахом Кавадом, объявления ему войны и предлагал негусу впредь торговать с Византией по нильскому пути. В конце приема негус взял в руки голову византийского посла, дал ему "целование мира" и отпустил под охраной ⁴⁴ . Византийский историк Феофан свидетельствует, что посол, кроме того, увез дары негуса императору ⁴⁵ . Успешно завершив посольство, Ноннос благополучно преодолел обратный путь и вернулся в Константинополь.

Ноннос владел, помимо сирийского языка, греческим, на котором написал мемуары, и арабским, на котором вел переговоры с правителями Аравии. Как и Петр Патрикий, он обладал хорошим знанием нравов и обычаев народов Востока, был вполне лоялен по отношению к правительству Юстиниана и заслужил доверие императора. Широко образованный и наблюдательный человек, он сумел записать все увиденное или узнанное им в путешествиях. Сведения, собранные им, значительно пополнили познания византийцев об Аравии и странах Африки, еще малоизведанных и труднодоступных в те годы византийским купцам, христианским миссионерам и дипломатам.

Ценные сведения о внешней политике ранней Византии и появлении на международной арене тюркских племен и авар, проникновении европейцев в Китай содержатся в сочинении еще одного писателя VI в. - Феофана Византийца ⁴⁶ . Широкую известность получил поистине уникальный его рассказ о том, как византийцы овладели тайной разведения шелковичных червей и производства шелка. Веками Китай, монополист изготовления шелка, строго оберегал этот секрет. Но в правление Юстиниана I один монах-перс, проповедуя несторианское учение, вместе с другим монахом проник в Китай, раздобыл там грены шелковичных червей, спрятал их в полом посохе и благополучно доставил целыми в Византию. Весной он выпустил их на шелковичное дерево; вскормленные его листьями, они соткали шелковые нити. Так началось производство шелка в Византии ⁴⁷ .

Плеяду авторов, освещавших внешнюю политику империи в V - начале VII в., завершает талантливый писатель Менандр Протиктор. В отличие от Приска, Петра и Нонноса он был не дипломатом, а историком по призванию, юристом по образованию, чиновником по роду занятий. Но сохранившиеся фрагменты его труда подобраны позднейшими компиляторами исключительно в аспекте дипломатической истории. Такой ракурс произведения ставит его в один ряд с теми, кто отразил в своих сочинениях именно развитие византийской дипломатии того периода.

Менандр родился в Константинополе в последней трети VI в. в семье небогатого горожанина. Получив юридическое образование, стал адвокатом. Но требующая повседневного труда профессия юриста была не по душе своенравному юноше, и он предался беспутной жизни столичной молодежи, увлекался конскими ристаниями, междоусобной борьбой цирковых партий, занимался в палестрах гимнастикой. Такой образ жизни грозил ему, однако, разорением. Призрак бедности заставил Менандра образумиться. Юность уходила, легкомысленные удовольствия приносили лишь разочарование, и в правление Маврикия (582 - 602 гг.) Менандр пошел служить в императорскую гвардию, там дослужился до офицерского чина протиктора, на этом не остановился и одновременно начал писать труд, посвящен-

⁴³ Там же, с. 62.

⁴⁴ Malal. Op. cit., pp. 457, 458; Theophanis Chronographia, pp. 244 - 245.

⁴⁵ Theophanis. Op. cit., p. 245.

⁴⁶ Theophanes Byzantio s. - HGM. T. I, pp. 446 - 449; Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. T. I, S. 539 - 540.

⁴⁷ HGM. Bd. I, pp. 447 - 448, fr. 3; Hennig R. Die Einfuhrung der Seidenraupenzucht ins Byzantinerreich. - Byzantinische Zeitschrift, 1933, N 33, S. 295 - 312.

стр. 108

ный истории своего времени и государства. Занятие историей он считал делом исключительной важности. Склонный к самоанализу и рефлексии, он с потрясающей откровенностью и раскаянием описал ошибки и увлечения собственной молодости. О дальнейшей его судьбе ничего не известно, не установлены ни точная дата его рождения, ни время смерти.

Его сочинение дошло до нас в извлечениях у императора и писателя- энциклопедиста X в. Константина Багряно(родного и в "Лексиконе Суды" (толковом словаре X в.) ⁴⁸ . Сохранившиеся фрагменты довольно обширны, охватывая время с 558 по 582 г., и свидетельствуют, что Менандр привлекал в качестве источников дипломатическую переписку и донесения византийских послов, исторические сочинения, рассказы очевидцев и личные наблюдения. Значительное место в его труде отводится взаимоотношениям Византии и Ирана, включая описание посольства Петра Патрикия к персам для заключения мирного договора 561 года ⁴⁹ . Автор с документальной точностью освещает все перипетии переговоров Петра с иранским вельможей Зихом, приводит длинные речи обоих послов и раскрывает уловки, применяемые той и другой стороной: за пышной риторикой бьется острая мысль, ощущается желание сторон добиться тайных целей, не уронив престижа своего государства.

Обе державы искали мира, но ставили при переговорах разные задачи: Иран добивался мира на 50 лет при условии уплаты Византией крупной суммы за его сохранение. Ромеи же, наоборот, стремились к краткосрочному мирному договору, без уплаты каких-либо денежных взносов. Используя свои военные успехи, Иран добился желаемого. Менандр располагал текстом договора и поместил его в своем труде почти полностью. Им переданы 14 пунктов договора и описана вся процедура подписания мира. Самый текст в оригинале был написан "по-персидски и по-эллински, затем эллинский оригинал был переведен на персидский язык, а персидский - на эллинский" ⁵⁰ . Составляли договор от ромеев Петр Патрикий и еще один чиновник, Евсевий, от персов - Зих и другие. Затем оба текста были сличены для установления идентичности содержащихся в них мыслей и формулировок. Любопытна процедура оформления договора. Когда с него сняли копии, приступили к последнему акту заключения мира. Оригиналы, представлявшие собой свитки, были скреплены восковыми печатями, отпечатками перстней послов, а также шести греческих и шести иранских переводчиков. Затем произошел обмен текстами: Зих вручил Петру персидский, Петр передал Зиху греческий ⁵¹ . Далее послы разъехались, после чего ромеи уплатили персам установленную договором дань.

Жемчужиной сочинения Менандра можно считать описание посольства византийского дипломата Зимарха к тюркам. Этот рассказ, содержащий поразительно яркие детали, по красочности может соперничать с рассказом Приска о посольстве ко двору Аттилы. Даже если бы Менандр не написал ничего иного, кроме рассказа о посольстве к кагану Дизавулу, то и одним этим он прославил бы свое имя. Посольство, хорошо снарядившись для дальнего путешествия, выехало из Константинополя в августе 568 года. Путь предстоял долгий и трудный, немалые опасности подстерегали путешественников в неведомых местах ⁵² . Византийцам встретились многие народы. Согдийцы предложили им купить железо, желая внушить послам, что в их стране имеется железная руда. Там же путешественники столкнулись с местными шаманами, которые совершили над Зимархом и его свитой обряд очищения. Разведя костер из ветвей благовонного дерева, они стали плясать под звон колокольчика и стук барабана, шептать заклинания, обносить собранные вместе вещи греков горящими ветками благовонного дерева и, впав в исступле-

⁴⁸ Excerpta de legationibus, pp. 170 - 221, 442 - 477; Excerpta de sententiis, pp. 18- 26; Suidae Lexicon. Vol. 1. Lipsiae. 1928. p. 703; Удальцова З. В. Ук. соч., с. 243 - 244.

⁴⁹ Excerpta de legationibus, fr. 11; Удальцова З. В. Ук. соч., с. 261 сл.

⁵⁰ Excerpta de legationibus, fr. 11.

⁵¹ Ibid.

⁵² Ibid., fr. 18 - 20; Гумилев Л. Н. Древние тюрки. М. 1967. У Менандра речь идет о Первом тюркском каганате (552 - 745 гг.) на Алтае; ставка кагана находилась на монгольской р. Орхон (Киселев С. В. Древняя история Южной Сибири. М. 1951).

стр. 109

ние, заклинать злых духов. "Отогнав, как они думали, вражью силу, они провели Зимарха прямо через пламя и таким образом считали, что подвергли очищению и себя самих" ⁵³ .

По завершении многодневного пути посольство было доставлено в сопровождении проводников на гору Эктаг ("Золотая гора"), где находилась резиденция Дизавула. Шатер кагана был разбит в расселине горы, сооружен из расцвеченных шелковых тканей и отличался сказочной роскошью. В знак почтения к послам Дизавул принял их немедленно. Он торжественно восседал внутри шатра на двухколесном золотом кресле, которое тащила, когда в этом возникала надобность, лошадь. После обычного обмена приветствиями, вручения послами даров от василевса и произнесения дружественных речей началось пиршество, длившееся целый день. Во время пира послов угощали не вином, а каким-то местным сладким напитком, ибо виноград там не растет. На следующий день пир возобновился, но на этот раз в другом шатре, еще искуснее разукрашенном узорчатыми тканями. Внутри стояли причудливые истуканы - кумиры язычников, а каган восседал на золотом ложе. Посередине была расставлена утварь из чистого золота, И в этот день веселье длилось много часов.

Пир в честь почетных послов был продолжен и на третий день. Чтобы еще более поразить их воображение блеском и богатством двора Дизавула, их пригласили в помещение, где находились "деревянные столпы, обитые золотом, равным образом ложе, выкованное из золота, которое держали в висячем положении четыре золотых павлина. В передней части этого помещения на значительном пространстве были рядами выстроены телеги, на которых находилось большое количество серебра, как блюда, так и вазы, кроме того, очень много изображений четвероногих, тоже серебряных, ни в какой мере не уступающих тем, что у нас" ⁵⁴ . По окончании переговоров Зимарх с 12 слугами отправился вместе с Дизавулом в поход против персов, а остальные ромеи пустились в обратный путь. Каган богато одарил послов, а Зимарху подарил служанку-пленницу.

Кагану встретились и иранские послы, и он принял их одновременно с ромейскими, но первых осыпал упреками, а вторым оказывал подчеркнутые почести. "Дизавул оказал ромеям больше почета тем, что дал им возлежать во время пира на более роскошной циновке" ⁵⁵ . Не договорившись с персами, Дизавул двинулся войной на их владения, а Зимарха с его свитой отправил в Константинополь. Это посольство закончилось заключением военного союза против Ирана в борьбе за Великий торговый шелковый путь и договора о дружбе между каганатом и Византией. С огромными трудностями, преодолев дорогу, на которой постоянно подстерегали опасности и вражеские засады, Зимарх благополучно возвратился в Константинополь. Во время путешествия он и его спутники повидали многие страны, познакомились с неведомыми ромеям народами, в том числе Средней Азии и Кавказа, в частности с аланами ⁵⁶ . Рассказ Менандра о первом знакомстве Византии с Тюркским каганатом - выдающееся явление в ранней византийской историографии. Доныне он используется как источник по истории древних тюрок, причем многие сообщения Менандра нашли подтверждение в археологических разысканиях последних лет и в восточных, например китайских, летописях.

По мировоззрению Менандр был довольно прогрессивным автором. Признавая, как и другие историки его времени, могущество судьбы, он поддерживал концепцию об изменчивости человеческого счастья. Однако ему чужд слепой фатализм. Веря

⁵³ Кляшторный С. Г. Древнетюркекие рунические памятники как источник по истории Средней Азии. М. 1964; Parker F. H. The Origin of the Turks. - The English Historical Review, 1896, N 11, pp. 431 - 445; Bury I. B. The Turks in the Sixth Century. -Ibid., 1897, N 12, pp. 417 - 426; Hermann A. Alte Geographie des inneren Oxusgebietes. - Abhandlungen der koniglichen Gesellschaft der Wissenschaften zu Gottingen, Philologisch-historische Klasse, n. F., 1914, Bd. XV, N 4.

⁵⁴ Excerpta de legationibus, fr. 20.

⁵⁵ Ibid.

⁵⁶ Ibid., fr. 21 - 22; Marki S. Dizabul nape. -Turan, 1924, N 7, pp. I-II; Ligeti L. Die Herkunft des Volksnamens Kirgis. -Korosi Csoma Archivium, 1921 - 1925, Bd. 17, N 1, S. 369 - 383; Bendery L. Zemarkhosz es Valentinus kovetsegjarasa. - Foldrajzi kozlemenyek, 1941, N 69, 164 - 179. old.

стр. 110

в рок ⁵⁷ , Менандр одновременно преклонялся перед разумом и считал мудрость высшим жизненным благом. Всесилие разума он ценил выше власти оружия. "Сила мудрости одерживает верх и над оружием, потому что сила военная не может ничего совершить, не истощая себя, тогда как мудрость духовная служит сама себе твердыней и притом охраняет того, кто ее приобрел" ⁵⁸ . "Решающие победы в войне приносит не телесная сила, а мужественный дух" ⁵⁹ . Вместе с тем Менандр рассматривает предусмотрительность как одно из лучших качеств правителя, полководца и дипломата: "Ожидание опасностей ставит ожидающего их вне опасностей благодаря тому, что он заранее обеспечил свои дела от несчастья путем hz предвидения" ⁶⁰ .

Активную деятельность Менандр предпочитает пассивному ожиданию решений судьбы. Человек - отнюдь не игрушка слепого рока: он не должен тупо покорствовать судьбе и молчаливо ожидать ее приговора, а может активно бороться за высшее благо. Предметом благородной гордости человека является направленное к добру активное "участие в переустройстве вещей" ⁶¹ . Менандр осуждал трусость и пассивность: "Душа, угнетаемая страхом, не позаботится заблаговременно решительно ни о чем таком, о чем следует позаботиться" ⁶² . Ожидание неизбежного и слепое подчинение судьбе расслабляют человека и лишают его энергии, стимула к действию ⁶³ . Прославляя разум, Менандр верил также в обаяние слова: слово - высший посредник и защитник в жизни. Менандр провозглашал своим кредо независимость образа мыслей. Историк особенно чутко должен прислушиваться к справедливому мнению людей: "Мне не должно замалчивать истину; не скажу ничего в угоду сильным. Кто против общего мнения превозносит человека, не имеющего в себе ничего, достойного славы, тот выставляет восхваляемого на посмешище другим" ⁶⁴ . В еще большей степени обязан историк остерегаться доверять клеветникам. Клевета - одно из величайших зол, губящих человечество. Ее могущество над людскими душами не знает границ. "Клевета, которая радуется несчастью других, никогда не перестает вредить и, все более и более распространяясь, делает свое дело, нашептывая на ухо людям про свою жертву" ⁶⁵ .

Этические воззрения Менандра отличались жизнеутверждающим гуманизмом. Он искренне верил, что доброе начало в душах людей берет верх над пороками. По оптимистическому восприятию мира Менандр стоял ближе к доброжелательному историку и поэту VI в. Агафию, чем к его желчному предшественнику Прокопию Кесарийскому, и недаром склонялся к нравоучительным сентенциям, проповедующим истинную дружбу, справедливость и добро: "Дружба, утверждаемая деньгами, дурна, это дружба рабская, покупная, постыдная; та дружба подлинная, которая не корыстолюбива, полезна для обеих сторон и основана на природе вещей" ⁶⁶ . Писатель прославляет такие качества, как стойкость и целеустремленность при выполнении хороших дел: "Величайших похвал достоин тот человек, который, имея совершенные замыслы, доводит и действия свои до совершенного конца" ⁶⁷ ; добрые помыслы не должны расходиться с делами. Менандр осуждал пустословие, бахвальство, чванливость и заносчивость: эти слабости особенно нетерпимы у послов, которым подобают сдержанная мудрость и предусмотрительность. Писателю импонировали молчаливость и сдержанность иранских дипломатов, которые утверждали, что "для персов непривычно посвящать важным делам излишнее количество слов" ⁶⁸ . Но в равной степени дипломату должны быть присущи твердость суждений и неподкупность действий.

⁵⁷ Excerpta de legationibus, fr. 10, 11, 30, 46.

⁵⁸ Ibid., fr. 11.

⁵⁹ Ibid.

⁶⁰ Ibid., fr. 30.

⁶¹ Ibid., fr. 10.

⁶² Ibid., fr. 59.

⁶³ Ibid.

⁶⁴ Excerpta de sententiis, fr. 10.

⁶⁵ Ibid., fr. 36.

⁶⁶ Excerpta de legationibus, fr. 37.

⁶⁷ Ibid., fr. 41.

⁶⁸ Ibid.

стр. 111

Осуждая коварство врагов Византии, Менандр понимал, что каждое государство во время переговоров с другим государством стремится к своей пользе и порой "выставляет впереди себя мир как завесу" ⁶⁹ . Сам Менандр был горячим сторонником мира и противником войны. Он часто повторяет, что мир - великое благо, война же - страшное зло ⁷⁰ , причем народ и знать в равной степени радуются миру. Особенно ненавистны Менандру междоусобицы. "Междоусобная война, если ею пренебрегли, с трудом укрощается... Храбрость прославляет того, кто проявляет ее против внешних врагов, а не против сограждан" ⁷¹ . Описание ужасов войны, прославление мира и мирного труда, предусмотрительности и осторожности - лейтмотив многих сентенций Менандра. Лично он был идеологом той части византийской чиновной интеллигенции, которая достаточно лояльно относилась к преемникам Юстиниана I. Эта элита была тесными узами связана с внешней политикой империи, выполняла дипломатические поручения правительства, пользовалась покровительством и материальной поддержкой правящих кругов при императорах Тиверии и Маврикии.

По общественному положению Менандр, однако, стоял на иерархической лестнице значительно ниже, чем Приск и Петр Патрикий. Заметна разница и в другом. Если Приск писал о гуннской державе и грозном Аттиле непосредственно по личным впечатлениям, что придает его сочинению свежесть и обаяние, то рассказ Менандра о каганате, хотя и наполненный красочными деталями, все же принадлежит перу не очевидца и основан главным образом на устных рассказах участников посольства или на утраченных ныне дипломатических документах. Однако Менандр, как и Приск, в своем повествовании - отнюдь не плоский компилятор, но мыслящий автор, хотя и не обладающий таким жизненным опытом и таким талантом художественного изображения, как его предшественник.

Прошедшие перед читателем произведения византийских авторов отражают процесс становления имперской дипломатии. Византия в течение всей своей истории находилась в центре международной борьбы. Вероятно, именно сложная обстановка выковывала дипломатическую систему столь высокого образца. Внешняя политика Византии отличалась умением сочетать тайную дипломатию с утонченной пышностью ритуала. Особенно искусно умели византийские правители разбить сильного врага чужим оружием и хитрыми интригами, натравив на него его же союзников. Окруженная опасностями, Византия постоянно старалась избежать одновременной борьбы на два фронта. И всегда, когда ей это удавалось, она выходила победительницей из самых острых ситуаций. Константинополь не брезговал при этом любыми средствами для достижения своих целей. Чаще всего в ход пускались подкуп иноземных правителей, интриги при иностранных дворах, натравливание одних народов на другие, разжигание среди соседей племенной или религиозной розни. Коварство и изворотливость, умение плести хитроумные козни и разыгрывать сложные дипломатические комбинации были основным нервом византийской дипломатической системы. Ее представители были великими мастерами склонять к измене лучших друзей своих противников, разъединять врагов, покупать союзников за золото и высокие титулы. Широко использовались также династические браки иноземных правителей с византийскими принцессами для подчинения соседних государств имперскому влиянию.

Вместе с тем византийской дипломатии были присущи некоторые особые черты, отличавшие ее от дипломатии других феодальных государств. Прежде всего она носила сугубо централизованный характер: вся внешнеполитическая деятельность руководилась из императорского дворца и находилась под неустанным и строжайшим государственным контролем. Текли столетия, чередовались у трона различные социальные группировки господствующего класса, приходили и уходили с исторической арены разные по наклонностям императоры и их высшие чиновники-логофеты, менялись в зависимости от внутренней и внешней обстановки цели и задачи внешней политики Византии, но неизменно сохранялась централизация

⁶⁹ Ibid., fr. 13.

⁷⁰ Ibid., fr. 11, 49.

⁷¹ Excerpta de sententiis, fr. 30, 63.

стр. 112

дипломатической системы и лишь совершенствовались ее методы и приемы. В сравнении с неупорядоченной, распыленной, зачастую действовавшей несогласованно дипломатией варварских королевств или феодальных княжеств раздробленной на замкнутые мирки Европы твердо направляемая государством византийская дипломатия имела бесспорные преимущества.

Специальной ее заслугой является разработка правил посольского дела: порядка приема и отправления посольств, определения прав и обязанностей дипломатов. Византийское правительство чрезвычайно заботилось о поддержании престижа посла великого государства. Однако посол всегда оставался лишь исполнителем воли императора и мог принимать серьезные решения только с его санкции. Для охраны своих дипломатов Византия ввела в европейское право принцип неприкосновенности личности посла, который позднее получил широкое распространение. Ею же была введена процедура заключения и расторжения договоров с иностранными державами, созданы формуляры таких договоров, составляемых обычно на языках обеих договаривающихся сторон, и установлен церемониал их подписания. Византийские дипломаты применяли систему своего рода верительных грамот (писем императора) для послов. Они определили и многие другие установления дипломатического ритуала. Пышный церемониал приема иностранных послов в императорском дворце должен был своим блеском ослепить варваров, внушив им представление о силе Византийского государства и скрыв от них его слабости. Задачей дипломатии было очаровать, одновременно запугать чужеземных послов, чтобы легче обмануть их. Иностранные послы при византийском дворе жили фактически на положении почетных пленников, которых стремились полностью отгородить от населения империи. Их то одаривали роскошными подарками, то при неуступчивости унижали или даже грозили убить.

Византийская дипломатия умело использовала также торговые, религиозные и культурные связи империи с различными странами и народами. Ее послы, купцы и миссионеры неустанно собирали многообразные сведения о всех государствах, где им довелось побывать, о политической атмосфере, царящей при дворах их правителей, о военном деле, торговле, местных нравах и обычаях. Политические, торговые и церковные интересы Византии направляли деятельность ее дипломатии. Крупная роль во внешней политике Византии принадлежала церкви. Распространение христианства среди язычников являлось важнейшим дипломатическим орудием империи на протяжении ряда столетий.

Византийская дипломатия оказала глубокое влияние на организацию дипломатического дела в средневековых государствах Юго-Восточной и Восточной Европы, особенно Руси, и долгое время оставалась своего рода эталоном для многих народов. Организационные принципы и внешние формы ее дипломатического этикета легли в основу европейской средневековой дипломатии. По своей целенаправленности и четкой централизации с византийской дипломатической системой могли сравниться в Европе лишь дипломатия папского престола и Венецианской республики. Но при этом именно венецианские дожи и римские папы особенно много заимствовали у византийской дипломатической школы, а многие их агенты были прямыми учениками или последователями византийских дипломатов.

В свою очередь, византийская дипломатия немало позаимствовала от дипломатической организации восточных монархий, в частности Сасанидского Ирана и позднее Арабского халифата. Несмотря на длительные войны с персами и арабами, Византия поддерживала постоянные и тесные связи с восточным миром, что привело к взаимному усвоению приемов и методов дипломатии. Способствовало этому и то обстоятельство, что дипломатическая система Ирана и Арабского халифата тоже во многом носила централизованный характер, направляясь лично шахами и халифами, и была близка к византийской, чем дипломатия средневековых государств Европы.

Постоянный адрес данной публикации: