В нынешних условиях всеобщего "пробуждения " народов мира особенно возрастает актуальность этнических исследований. Этнизация и национализация политической жизни, конфликтногенностъ межэтнических и межнациональных отношений в мире с каждым годом возрастают. Такого рода конфликты и противоречия на протяжении долгого времени являлись частью этнополитической жизни Афганистана. Отношения между различными народностями страны, особенно между политически доминирующим пуштунским этносом и непуштунскими этническими общностями, зачастую становились напряженными, и особую важность приобретает изучение особенностей этногенеза и этнических процессов различных народов Афганистана, особенно самого крупного из непуштунских - таджикского.

Ключевые слова: Афганистан, таджики, пуштуны этнос, этногенез, этническая история.

Отправной точкой исследования является период распространения арийских племен в пространстве, охватывающем обширные регионы от отрогов Урала до современной Индии, во времени, исчисляемом 3 - 1-м тыс. до н.э. Само название или термин арья, ария, ориё зафиксировано в древнейших индоиранских письменных памятниках "Ригведа" и "Авеста". Позднее этот термин становится основой географического названия региона - "Ариана- вайджах", "Ориёно". До этого на этой территории или, по крайней мере, в той ее части, где впоследствии формировался таджикский народ, существовали другие, более древние этнические общности, локализованные в трех регионах. Это "горные охотники Гиндукуша, протоуральские равнинные рыболовы-охотники и протодравидийские земледельческие племена" [Пьянков, 1995, с. 55 - 56]. Последние, создавшие развитые земледельческие культуры в Белуджистане и Сеистане, с приходом индоиранских племен были ими ассимилированы. Сегодняшние брагуи и белуджи являются потомками древних дравидов и протодравидов.

Корни этногенеза таджиков не ограничиваются только среднеазиатскими этническими компонентами. Как составляющие этнические компоненты, так и географическая среда формирования таджикского народа были намного шире, чем предполагалось ранее, охватывая, по меньшей мере, всю территорию нынешнего Афганистана. Эту мысль подтверждают археологические, этнолингвистические и письменные источники, свидетельствующие о единой этнической среде, общности материальной и духовной культуры, общих этнических и географических названиях на протяжении всего 1-го тыс. до н.э. Более того, территория, где формировалась эта этнополитическая общность, имела свое название. Оно зафиксировано в древнем историко-религиозном памятнике "Авеста" как "Ариана" - "Страна ариев". Судя по всему, территориально она совпадала с нынешней территорией Афганистана, восточной частью Ирана и всей Средней Азией. На этой обширной территории в 1-м тыс. до н.э., по археологическим и письменным источникам, наблюдается этнокультурное и языковое единство арийских племен, которых ученые, исходя из авестийских текстов, называют авестийскими

ариями. Именно в авестийских ариях, считает известный исследователь арийской проблемы Ю. В. Пьянков, нужно видеть, при всех оговорках, "ближайших предков таджикского народа" [Пьянков, 1995, с. 30].

В "Авесте" территория, или страна, где авестийские арии начали формироваться как народ, названа Арьяна-Вайджах. Существуют различные гипотезы и концепции ее локализации. Опираясь на данные авестийских текстов, можно предположить, что древняя территория Арьяна-Вайджах находилась в бассейне верхнего течения р. Амударья, занимая по правому берегу всю территорию нынешнего Таджикистана и часть Кашкадарьи, а по левому берегу - территорию Афганистана. Последнее следует подчеркнуть особенно потому, что, по известной концепции А. Н. Бернштама, Б. Г. Гафурова и других ученых, территорией формирования таджикского народа считалось Среднеазиатское Междуречье и северные районы Афганистана. Теперь же комплексное изучение этой проблемы с привлечением археологических, антропологических, этнолингвистических, этнографических материалов обширного региона показывает, что в этногенезе таджикского народа наряду с известными науке среднеазиатскими этническими компонентами - бактрийцами (тахарами), согдийцами, ферганцами, хорезмийцами, саками - значительную роль сыграли и авестийские арии на территории Афганистана из Бактрии, Харайвы (бассейн р. Герируд), Дрангианы (Зарандж, Сеистан, низовья р. Гильменд, вплоть до оз. Хамун), Арахосии (бассейн р. Аргандаб, Кандагар, Газни, Буст), Паропамиса (Южный Гиндукуш, Кабулистан), вплоть до Вазиристана.

Начиная с середины 1-го тыс. н.э., на основе единой авестийской арийской этнической общности происходил генезис родственных этнических компонентов из Хорезма, Согда, Ферганы, Бадахшана, Бактрии, Балха, Герата, Гура, Бамиана, Панджшира, Кухистана, Кухдамана, Кабулистана, Газни, Сеистана, Кандагара, вплоть до Вазиристана, завершившийся в IX-X в. формированием таджикского народа и образованием государства Саманидов, объединившего эти территории. Если в Таджикистане из числа тех авестийских этнических компонентов в виде реликтовых этнических групп до нас дошли ягнобцы, рушанцы, шугнанцы, язгулямцы, то в Афганистане ими выступают ормури, парачи, пашаи, фурмули, касани, чиласи, бараки, мунджанцы, зебаки, вахани, саки, каяни.

Ранние этапы этногенеза пуштунских племен едва ли связаны с местными хорасанскими автохтонными этническими компонентами, в частности с ормури, парачи, тахарами, эфталитами и др. Вероятнее всего, предки пуштунских племен как отделившаяся скотоводческая часть арийских племен, покинув Ариану и переселившись за р. Инд, в течение длительного времени, оставаясь кочевниками, соприкасались и смешивались с различными индодравидскими племенами и потому в расогенетическом, антропологическом типе современных пуштунов встречается много черт (длинноголовость, развитость третичного волосяного покрова, темная пигментация и т.п.), связывающих их с населением сегодняшней северной Индии и Пакистана. В этом плане по своему происхождению пуштуны ближе всего стоят к брагуям и белуджам.

Общеизвестно, что территория Хорасана явилась тем "плавильным котлом", где на протяжении тысячелетий шел беспрерывный процесс зарождения и развития новых этносов. Распад государства Саманидов с преобладающим таджикским населением, некогда выступившего консолидирующей силой всех этносов Мавераннахра и Хорасана, привел к экспансии тюркских племен, причем в этом главную роль сыграли сами Саманиды, переселившие на свою этническую территорию тюркских пленников - гулямов. Эти тюркские гвардейцы-гулямы и их потомки стали причиной ослабления и распада династии и государства Саманидов, усиления тюркского этнического элемента, перекройки этнополитической карты Мавераннахра, Хорасана и появления государственных образований во главе с тюркскими династиями, такими, например, как Караханиды, Сельджукиды, Хорезмшахи, Газневиды, Огузы.

Следующий "перерыв постепенности" в этнической истории таджиков как Мавераннахра, так и Хорасана связан с военной экспансией монголов в начале XIII в., коренным образом изменившей этнополитическую ситуацию в регионе. Результаты этого нашествия были поистине катастрофичными для таджиков, понесших, по сведениям таких источников, как "Тарих-нама-йе Херат" и "Табакат-е Насери", невосполнимые человеческие потери, что привело к негативным последствиям в демографическом, этнокультурном и этнополитическом развитии. Тем не менее таджики в целом и хорасанские в особенности благодаря своему этнокультурному и численному превосходству смогли ассимилировать некоторую часть этих пришельцев.

Примечательно, что, объясняя причину распространения пуштунских племен за пределами территории их первоначального обитания, известный советский исследователь Афганистана И. М. Рейснер писал, что в результате монгольского нашествия "запустевшие равнинные земли, полностью или частично покинутые своими прежними оседлыми жителями - таджиками на северо-западных склонах Сулеймановых гор... были постепенно заняты афганцами" [Рейснер, 1952, с. 566].

В процессе массового включения тюрко-монгольских компонентов в этническую среду таджиков в центральной части Афганистана в XIII-XIV вв. возник новый этнос -хазарейцы, отличавшийся от таджиков лишь некоторыми антропологическими чертами. Исходя из этого, даже и поныне некоторая часть хазарейцев называют себя "хазара-и таджик" - таджикские хазарейцы [Клаус Фердинанд, 1359 г.х., с. 8]. Монголы, оказавшись за пределами своей этнической территории, подвергались ассимиляции и аккультурации среди преобладающего таджикского этноса, теряя родной язык, тип хозяйства, особенности материальной и духовной культуры, этническое самосознание и этноним.

Другие контингента тюрко-монгольских воинов, осевших в районе Бадгиса, провинциях Герат и Гур, смешались с местным населением и со временем составили новый этнос - чараймаков, этноним которых состоит из персидского слова "чар/чахар" (четыре) и тюрко-монгольского "аймак" (род, народ), т.е. четыре этнические группы - фирузкухи, джамшиды, таймани, теймури. Сюда же входят субэтнические группы сури или зури, таири, хазара-и калайи-нау. Существующие разногласия по поводу происхождения чараймаков сводятся к тому, что одни исследователи, например В. В. Бартольд, считают их древними потомками таджиков провинции Гур [Бартольд, 1971, с. 97.], другие же полагают, что монголы не являются составной частью чараймаков. Может быть, последнее утверждение правомочно по отношению к отдельным сегментам чараймаков. Так, Л. Лигетти пишет: "...нет сомнения, что исследованный мною диалект аймаков является таджикским диалектом, который значительно отличается, например, от гератского, но с точки зрения словарного состава не имеет ничего бросающегося в глаза" (цит. по: [Кисляков, 1973, с. 184]).

Приведенные данные свидетельствуют о том, что, несмотря на массовое истребление, именно таджики, численно преобладавшие в составе населения Хорасана, смогли не только избежать физического уничтожения, но и ассимилировать тюрко-монгольских завоевателей. Более того, оставшемуся в живых представителю династии Гуридов малику Рукнуддину удалось получить лично у Чингисхана ярлык на управление провинцией Гур, а после его смерти из рук хана Моголистана Манку-хана такой же ярлык получил и его преемник, малик Шамсуддин Курт (1245 - 1278), во время правления которого установилось сравнительно мирное сосуществование между местным таджикским населением и монголами. Согласно сведениям очевидца этих событий, автора "Тарих-нама-йе Херат" Сайфи Хирави, малику Мухаммаду Шамсуддину Курту удалось объединить населенные таджиками земли Хорасана на территории нынешнего Афганистана, а в 1251 - 1255 гг. - подчинить афганцев и их страну, простиравшуюся в районе Сулеймановых гор, вплоть до р. Инд [Сайфи Хирави, 1320 - 1321, с. 189 - 250]. Кстати, слово "афган" как название пуштунов и "Афганистан" как название их страны впервые приводятся в указе Манку-хана, цитированные затем в "Тарих-нама-йе Херат"

Сайфи Хирави [Нур Мухаммад Амиршохи, 1999, с. 656, 665]. Следовательно, источники и этнополитические события этого периода показывают, что некоторые афганские (пуштунские) племена и их этническая территория в середине XIII в. входили в состав государства Куртов. В период образования государства Газневидов и переселения туда тюрков-халаджей, а затем в эпоху монгольского нашествия эпизодические контакты с кочевыми пуштунскими племенами переросли в интенсивные этнические процессы, завершившиеся возникновением новой субэтнической группы - гильзаев в составе пуштунского этноса.

Таким образом, в течение примерно полутора столетий таджики Афганистана выступали этносом, сумевшим выстоять в эпоху монгольского владычества, вести искусную военно-дипломатическую политику в отношении чагатайских правителей на севере и ильханов в Иране, восстановить хозяйственную и социально-культурную жизнь, создать и укрепить свою государственность.

В то же время длительное господство монголов и их преемников в лице чингизидских ханов в XIII-XIV вв., особенно в период правления Тимура и Тимуридов в XIV-XV вв., оставило глубокий след в этнополитической и этнокультурной жизни Хорасана, привело к серьезным демографическим и структурным изменениям в этническом составе населения, к пестроте этнической карты этого региона. Согласно источникам, в том числе по сведениям самого Тимура, приведенным в его автобиографии, в то время в Хорасане кроме населения, именуемого Тимуром "таджиками" и "хорасанцами" [Уложение Тимура, 1999, с. 54], проживали персы, арабы, тюрки, сайиды, сияхпуши. Что же касается пуштунов, то Тимур размещает их за пределами Хорасана, называя их страну Афганистан [Уложение Тимура, 1999, с. 53].

Тимур как истинный последователь Чингисхана, во многом подражавший его действиям, в 1382 г. захватил столицу государства Куртов, город Герат, казнил последних правителей Куртов - Гиясуддина Курта, его брата Мухаммада и сына, устроил массовую резню. Похожая участь постигла население Фараха, Сеистана, Буста, Гармсира, Кандагара [Уложение Тимура, 1999, с. 34]. Власть Тимура признало также население Кабула, Баглана, Кундуза и других северных районов Афганистана. В 1404 г., перед смертью, Тимур назначил своего внука Саид Мухаммада правителем Кандагара, внука Пир Мухаммада - правителем Кабула, Газни и Забула, а сына Шахруха - правителем Сеистана, Гургана, Мазандарана и Хорасана [Губар, 1967, с. 262].

Согласно источникам того периода, при установлении своей власти Тимур прежде всего опирался на военную силу и поддержку своих соплеменников - представителей племени барлас [Уложение Тимура, 1999, с. 103 - 109] и с подозрением и враждебностью относился к другим этническим общностям. Так, в "Уложении Тимура" говорится что "в Мавераннахре усилились злодеяния и притеснения (общины) узбеков, люди Мавераннахра... выразили желание, что мне (Тимуру. - М. Р.) следует немедля напасть на общину узбеков... и издали фетву об уничтожении и искоренении общины" [Уложение Тимура, 1999, с. 28 - 29, 45].

Еще более жестоким было отношение Тимура к другим, не тюрко-монгольским народностям и племенам - иранцам, индусам, пуштунам, сияхпушам и таджикам Хорасана [Уложение Тимура, 1999, с. 4]. Господство Тимура и Тимуридов, засилье тюрко-монгольских ханов, эмиров и глав кочевых племен, находившихся на более низком уровне социально-экономического развития, жестокое насилие в отношении местного населения надолго затормозили культурное и политическое развитие жителей Хорасана, привели к нарушению естественного развития таджикского этноса, в значительной мере подорвали его социально-экономический потенциал, человеческие ресурсы, материальные и духовные силы. Тем не менее именно в это время проявилась способность местного населения к возрождению и, как ни парадоксально, именно в эпоху Тимуридов наблюдается расцвет культуры Хорасана в двух центрах тимуридской державы - Самарканде и Герате.

В конце XV в. с ослаблением и распадом империи Тимура и его наследников существенно изменилась этнополитическая ситуация в регионе, особенно в Хорасане, ставшем ареной борьбы против новых завоевателей - Сефевидов Ирана и Шейбанидов Мавераннахра, продолжавшейся в течение XVI-XVII вв. В начале XVI в. (1507 г.) со взятием Герата и ряда районов левобережья Амударьи основателем нового государства Мухаммадом Шейбани происходит заселение Северного Хорасана узбекскими кочевыми племенами, соприкасавшимися с местным населением, перенявшими у последних многие черты хозяйственной и культурной жизни, язык, обычаи и обряды. В процессе интенсивной ассимиляции некоторой части этих кочевых узбекских племен в составе таджикского населения Мавераннахра и Хорасана появилась новая субэтническая группа - сарты, этническая принадлежность которых к таджикам подтверждена многими исследователями [Этнический атлас Узекистана, 2002, с. 277 - 288]. Именно так отзывался о них и Бабур, когда писал об этническом составе населения Кабулистана и Хорасана [Бабур, 1992, с. 145].

Таким образом, в результате массового заселения северных провинций Хорасана тюрко-узбекскими племенами, продолжавшегося не одно столетие, в численном и этническом составе населения этой территории произошли заметные сдвиги. Наряду с кочевыми тюркскими племенами эпохи Тимуридов в таджикскую среду влился кочевой узбекский элемент, постепенно вобравший в себя хозяйственно-культурный тип и основные черты материальной и духовной культуры местного таджикского населения, и за прошедшие более 300 лет значительная их часть была растворена в таджикской земледельческой и городской среде. Видимо, процесс слияния и ассимиляции узбеков среди таджиков северных районов Хорасана был настолько глубоким, что советский антрополог Г. Ф. Дебец, исследовавший таджикско-узбекское население этого региона в 60-х гг. XX в., не нашел между ними серьезных антропологических расхождений [Дебец, 1967, с. 88].

Однако, по мнению ряда исследователей, тюркские, а именно карлукские, племена левобережья Амударьи, вплоть до Афганского Бадахшана, впервые зафиксированы как в период арабского завоевания края, так и в период караханидского вторжения [Ориф Усмон, 1357 г.х., с. 55 - 56]. По этому поводу В. В. Бартольд писал, что "появление тюрок в областях к югу от Амударьи относится к гораздо более раннему времени, чем завоевательные движения X в., и возможно, что в некоторых случаях потомки этих тюрок живут в этих местах и теперь. Арабские завоеватели уже в VII в. нашли в Бадахшане (афганском. - М. Р.) карлуков; и теперь в Бадахшане из узбекских родов живет именно род карлук" [Бартольд, 1968, с. 89]. Н. Г. Малицкий утверждал, что карлуки как самые ранние тюркские пришельцы Мавераннахра и Хорасана "сильно смешались с таджиками и по типу своему значительно отличаются от прочих тюрков своим высоким ростом, густой бородой и овальными лицами" [Малицкий, 1929, с. 61 - 62]. Это подтверждается и антропологическими данными. Б. Х. Кармышева, одна из известных исследователей этнической истории народов Средней Азии, считает, что длительность проживания карлуков среди таджиков привела к сближению их физического типа с расой Среднеазиатского междуречья и даже схожести их черт с индоафганцами [Кармышева, 1976, с. 190].

Учитывая регламентированность и строгость семейно-брачных отношений внутри кочевых, в том числе тюркских, племен и то, что они традиционно не выдавали замуж девушек за пределы племени, интересным представляется тот факт, что на протяжении длительного исторического времени карлуки охотно женились на таджичках обоих берегов Амударьи, Бадахшана и даже Кандагара [Кармышева, 1976, с. 191].

Факты признания кандагарских таджичек и карлучек своими прабабками карлуками Явана (Южный Таджикистан), зафиксированные Б. Х. Кармышевой в 1954 г., имеют большую значимость в плане не только реконструкции этногенеза и этнической истории таджиков и других этносов Афганистана, но и получения новых данных о том, что

карлуки, мигрировавшие в доарабское время в Кандагарскую область, соприкасались там с превалирующим таджикским населением, смешивались и устанавливали с ними семейно-родственные отношения и что впоследствии часть этих карлуков реэмигрировала в южные районы Таджикистана.

Примечательно, что ассимилированные таджиками карлуки четко отделяют себя от "поздних" карлуков, переселившихся вместе с шейбанидами, за что получили от последних прозвище галча-карлук - горные карлуки, намекая на их таджикское происхождение [Кармышева, 1976, с. 192]. Антропологические, этнографические и устномифологические данные показывают, что карлуки первой волны, переселившиеся в Тохаристан, Бадахшан и другие районы Хорасана более тысячи лет назад, почти полностью растворились среди окружавшего их местного, в том числе таджикского, населения. Не случайно и сейчас карлуки считают таджиков своими историческими дядьями по материнской линии, а таджики называют карлуков хахарзада/джиян - племянниками со стороны сестры. Уместно заметить, что такими же "ранними" кочевыми переселенцами были и халаджи, которые впоследствии совместно с карлуками участвовали в этногенезе таджико-пуштунского населения Газнийского плато.

Кроме тюрко-монгольских племен барласов и чагатаев, заселивших левобережье Амударьи и другие северо-восточные районы Афганистана при Шейбанидах в XVI в., одними из первых узбекских племен, участвовавших в покорении, а затем и управлении Балхом и Кундузом, были дурманы и каттаганы. Некоторые исследователи полагают, что этнически первоначально каттаганы были близки к казахам и только впоследствии смешались с узбеками [Валиханов, 1961, с. 109; Юдин, 1969, с. 326]. Другие связывают происхождение каттаганов с киргизами [Магидович, 1926, с. 195, Абрамзон, 1946, с. 124; Кармышева, 1976, с. 244 - 246]. Также небезынтересны мнения о времени и путях переселения каттаганов в северо-восточные районы Хорасана. По данным афганского историка Б. Кушкеки, каттаганы переселились из Самарканда в Кундуз в конце XVII в. [Бурхан уд-Дин-хан-и-Кушкеки, 1926, с. 9].

В свою очередь, А. А. Семенов считает, что каттаганы намного раньше, одновременно с хазарейцами, заселили Балхскую область. Впрочем, реконструкция истинной этнополитической ситуации этого времени без дополнительных источников и этнографических материалов сопряжена с большими трудностями.

Одно очевидно, что узбекские племена во время перемещения в северные и северо-восточные районы Хорасана соприкасались и смешивались с более ранними тюрко-монгольскими (в том числе казахско-киргизского происхождения) чагатайскими племенами и со временем формировали крупное этнополитическое ядро узбекского племени каттаган в районе Балха и Кундуза и даже создали свое государственное образование - Кундузское ханство. При этом нельзя забывать, что эти этногенетические процессы теснейшим образом были связаны с местной таджикской этнополитической и этнокультурной средой, вмещающей и поглощающей в себя вновь прибывавших завоевателей-переселенцев. На следующем этапе этнической истории, продолжавшейся не одно столетие, значительная часть этих каттаганских племен переняла хозяйственно-экономический уклад местного таджикского населения, основные черты их материальной и духовной культуры, язык, обычаи и обряды, превратившись в особую полуузбекско-полутаджикскую субэтническую группу населения указанного региона под названием каттагани. Этот процесс сближения и слияния некоторой части каттаганов с таджиками региона подтверждается и этнографическими данными, собранными в XIX в. и в последующее время, исследованиями в области антропологии, языка, семейно-брачных отношений.

Так, капитан русской армии Трусов в конце XIX в. сообщал, что "жители Хинджанского Хакимства Кундузского бекства (7 тысяч дворов. - М. Р.) исключительно узбеки рода каттаган, но преобладающий язык между ними персидский. Причиной распространения персидского языка между ними служит то обстоятельство, что многие

из них берут себе жен из Парванских (таджикских. - М. Р.) женщин" [РГВИА, ф. 445, ед. хр. 27, ч. 2, л. 348 - 349]. Этот же автор сообщает о каттаганах Хуррамского, Багланского, Андарабского хакимств и Мазари-Шарифского округа, говорящих на таджикском языке и имеющих брачно-родственные отношения с таджиками [РГВИА, л. 271 - 272, 346, 351, 369]. Это подтверждается и антропологическими исследованиями 1960-х гг. среди узбеков Джурма, Сангчарака, Сарипуля [Дебец, 1967, с. 2 - 3].

Таким образом, характерной особенностью этнополитических и этнокультурных процессов, протекавших в XVI - середине XVIII в., было то, что этногенез и формирование различных тюрко-монгольских и узбекских кочевых племен, переселившихся в северную и северо-восточную часть Хорасана, происходил на основе таджикского этнического субстрата, оказавшего значительное влияние на их хозяйственно-бытовой уклад, материальную и духовную культуру, язык и этническую идентичность. Отмечая это, известный афганский историк Г. М. Губар писал, что "и узбекское население, пришедшее вначале в Балхскую область, Джаузджан, Фарьяб, Майману и Тахар в качестве завоевателей, по прошествии времени усвоило образ жизни местного населения, так как теперь считало себя не сиюминутными временными переселенцами, а соплеменниками местного населения, восприняв язык, литературу и культуру дари, превращаясь в составную часть населения Афганистана" [Губар, 1967, с. 286].

С одной стороны, структурные изменения, происшедшие в XVI-XVIII вв. в этническом составе населения северных и северо-восточных районов Хорасана, связанные с многочисленными вторжениями и последующим оседанием тюрко-монгольских, чагатайских и узбекских кочевых племен, привели к усложнению этногенетических процессов и пестроте этнической карты региона. С другой стороны, примерно в это же время южные и юго-восточные рубежи этнической территории таджиков Хорасана подвергаются новому вторжению кочевых пуштунских племен, сыгравших впоследствии неоднозначную роль в исторических судьбах не только таджиков, но и "вчерашних" завоевателей - узбеков, туркмен и т.д. При этом, как и в случае с тюрко-монголо-узбекскими завоевателями, пришедшими с "севера", вторжение пуштунских племен с "юга" привело вначале к столкновению двух хозяйственно-культурных типов оседлого земледелия таджиков и кочевого скотоводства пуштунских племен, а затем к симбиозному сосуществованию, продолжающемуся до наших дней.

В целом же земледельческий хозяйственно-культурный тип таджиков Хорасана отличался терпимостью и толерантностью к соседям, тогда как кочевническо-скотоводческий тип хозяйствования пуштунов, основанный на постоянном перемещении по "вмещающему ландшафту", подчиняющемуся суровым условиям выживания, на поиске путей и средств к существованию, отличался определенной агрессивностью.

Внутри этого кочевого мира в силу природно-климатических, социально-экономических, демографических и других факторов пуштунские племена разделились на две части. Одна часть, в течение веков выработавшая особые кочевнические традиции и неписаные внутриплеменные законы наподобие кодекса чести - Пуштунвали, раз и навсегда установленные районы и маршруты перекочевок, формировались в особую субэтническую группу пуштунов с собственным названием кучи. Другая часть, встав на путь "великого переселения", мигрировала из своей исторической родины - Пуштунхва, в Сулеймановых горах, как в сторону Индии, в район Патны, отчего получили наименование патан/пахтун/паштун, так и в южный Хорасан, в районы Пешавара, Газни, Забулистана, Калата, Кандагара, где были известны под общим названием афган.

Продолжительная этнополитическая экспансия пуштунских племен, их переселение и политическое доминирование в конечном счете привели к постепенной ассимиляции части соседних этносов, в том числе таджиков. Этому процессу подвергались, в частности таджики Пешавара, Хайбарского прохода, Баджаура, Шалмана, хотя и сохранившие свое самоназвание - дехкане [Рейснер, 1952, с. 653].

Данный процесс был более интенсивным в Кандагаре, где в результате массового перехода пуштунских кочевых скотоводов в разряд землевладельцев и городских жителей таджики, лишившиеся земельной собственности и переходившие в разряд подневольных арендаторов - райат-хамсая, постепенно пуштунизировались. По этому поводу известный афганский историк А. Хабиби писал, что "...в Кандагаре мы имеем таджиков, которые говорят на пушту, хотя они по происхождению таджики" [Хабиби, 1343 г.х., с. 386].

Что же касается остальной части Хорасана, то основным этническим субстратом, на основе которого происходило слияние и консолидация других, в том числе пуштунских, этнических общностей, выступало коренное таджикское население. По мнению одного из известных исследователей истории и культуры народов Афганистана, особенно пуштунов, В. А. Ромодина, "в этногенезе афганцев (пуштунов. - Р. М.) явно прослеживается участие таджикских... элементов. Афганцы в течение долгого времени не только жили рядом с таджиками, но и смешивались с ними. Представляется, что, с одной стороны, таджики были в числе составных элементов, из которых складывался афганский народ в процессе его этногенеза, а с другой стороны, некоторые афганские племена в большей или меньшей мере были ассимилированы таджиками" [Ромодин, 1951, с. 109].

Ярким примером, иллюстрирующим этот процесс, может служить неудавшаяся попытка Ахмад-шаха Дуррани, переселившего в середине XVIII в. пуштунские племена на север, в район Балха, с целью создания там пуштунского анклава вдоль левого берега Амударьи. К началу XIX в. пятитысячная военная колония пуштунов была ассимилирована таджикским населением [Elphinstone, 1819, p. 474, 475]. Схожие процессы протекали в Герате и Гератской провинции. По словам В. И. Игнатьева, исследовавшего национальный состав провинции в конце XIX в., и в тех местностях, где таджики составляют ныне большинство населения (например, в Герате), афганцы почти совершенно слились с ними, потеряв свои характерные особенности и усвоив даже язык таджиков [Игнатьев, 1895].

Специфика этнополитических процессов середины XVIII - конца XIX в. заключалась в том, что даже господствующая пуштунская племенная верхушка, в течение продолжительного времени контактировавшая и имевшая тесное хозяйственное и этнокультурное взаимодействие с таджикской социокультурной средой, была приобщена к богатому духовному наследию таджиков, а в самом государственном аппарате Дурранийской державы язык фарси, или фарси-йе дари, являлся языком государственного делопроизводства и межнационального общения. Ахмад-шах (1747 - 1773), Тимур-шах (1773 - 1793), Заман-шах (1793 - 1802), Шах Шуджа (1802 - 1809/1839 - 1842) и их окружение, являвшееся пуштунами, не только хорошо говорили и писали, но и оставили сочинения на этом языке, свидетельствующие о степени и глубине таджикского влияния в этногенезе пуштунов и этнических процессах того времени.

Однако пуштуны как последние завоеватели-кочевники XVIII-XIX вв. по мере становления и упрочения своей власти постепенно определились в своей этнической и политической идентификации. Теперь, памятуя о том, что они относятся к различным хелъ - кланам, каум - родам и кабила - племенам и носят общее родоплеменное название "пуштун", они не только с охотой согласились с ранее отвергнутым термином "афган", но и возвели его в ранг государствообразующего этнического компонента, распространяя политику "афганизации" на другие неафганские народности. Примером может служить эмир Абдуррахман-хан (1880 - 1901), с особой жестокостью распространявший власть афганцев среди таджиков, хазарейцев, узбеков, туркмен, белуджей, кафиров-сияхпушей и других народностей Афганистана.

В этих условиях этнические процессы принимают "управляемый" характер. Если в годы антианглийской борьбы наметились тенденции к межэтнической и межконфессиональной консолидации, то в конце XIX в., после завоевания афганцами всей территории нынешнего Афганистана, политика афганских эмиров была направлена на

абсолютизацию власти, насильственную ассимиляцию некоторых этнических общностей (хазарейцы, кафиры-сияхпуши).

С этой целью в 1880-х гг. часть таджикского и узбекского населения северных районов - Чарвелайята, Кундуза и Бадахшана в массовом порядке была переселена в малопригодные для земледелия южные районы, а в окультуренных землях северных районов были расселены пуштунские переселенцы, численность которых к 1885 г. на севере Афганистана достигла 40 тыс. человек [РГВИА, Ф. 56046, л. 40].

Переселенческая политика эмира Абдуррахман-хана кроме задачи укрепления своей власти на севере преследовала цель разрешения сугубо внутрипуштунских проблем, связанных с давними противоречиями между племенами дуррани и гильзаев. Именно опасаясь усиления гильзаев на юге, он переселил в районы к северу от Гиндукуша еще десять тысяч семей гильзаев [Таннер, 2004, с. 175].

Продолжавшаяся и позже такая экспансионистская политика афганских эмиров привела к появлению многочисленных пуштунских анклавов, концентрации крупных земельных фондов в руках новоявленных афганских феодалов, пестроте этнического состава и этнической карты северных и северо-восточных районов Афганистана.

Эмир Абдуррахман-хан, подчинив своей власти непуштунские народности и расправившись с непокорными афганскими сардарами, создал многонациональное государство в виде абсолютной монархии. По словам И. М. Рейснера, одного из первых пионеров изучения истории национальных отношений в Афганистане, "своеобразие исторической роли, выпавшей на долю афганского абсолютизма, заключалось в создании единой общеафганской центральной власти на узкой базе племенной военной организации. Выход был найден путем создания двух неравноправных национальных групп - афганцев и неафганцев. Национальные меньшинства становятся основной питательной средой для афганского правительственного аппарата и его племенного окружения" [Рейснер, 1929, с. 95].

Конец XIX в. для пуштунов Афганистана знаменателен судьбоносными событиями. В 1893 г. был заключен договор между английским посланником Дюрандом и эмиром Афганистана Абдуррахман-ханом, по которому часть территорий, населенных пуштунами, была аннексирована и присоединена к британским владениям в Индии. "Линия Дюранда" рассекла пуштунский этнос на две неравные части: большая часть пуштунов оказалась в составе Британской Индии. Тем самым была создана проблема так называемых восточных пуштунов, надолго осложнившая отношения между двумя соседними государствами.

В самом же Афганистане уже в XX в., в новых исторических условиях, проявилось стремление правящей афганской элиты к "пуштунизации" общественно-политической и культурной жизни страны и на этой основе к созданию афганской нации. Фактически это означало дискриминацию других этносов, что постепенно вело к обострению межэтнических отношений, а в последние десятилетия - к появлению центробежных и сепаратистских настроений.

В условиях стремления правящих кругов страны к формированию единой нации и под влиянием опыта этноконфессиональной консолидации народов Афганистана в годы антиколониальной борьбы предпринимались попытки реализации идеи объединения всех этносов страны вокруг политически доминирующей пуштунской общности. Впервые идея исламского единства всех народов Афганистана под общим названием "афганский народ" была выдвинута основателем и главным идеологом панисламизма Сайид Джамаллуддином Афгани. В последующем идеолог младоафганского движения Махмуд Тарзи (1865 - 1933), поддерживаемый правящей афганской элитой, выдвинул идею создания "единой афганской нации", которая бы включала в себя все этносы Афганистана. Кратковременное пребывание таджика Бачаи Сакао у власти в 1929 г. сменилось на деспотический режим Надир-шаха, а затем и премьер-министра Хашим-хана, политика которого приобрела отчетливые черты пуштунского национализма и соответственно привела к обострению межэтнических и межнациональных отношений.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Абрамзон С. М. К семантике киргизских этнонимов // Советская этнография. 1946. N 3.

Бартольд В. В. Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии // Собрание сочинений. TV. M, 1968.

Бартольд В. В. Историко-географический обзор Ирана// Сочинения. Т. VII. М., 1971.

Бурхан уд-Дин-хан-и-Кушкеки. Каттаган и Бадахшан. Данные по географии страны, естественно-историческим условиям, населению, экономике и путям сообщения / Пер. с перс. П. П. Введенского и др., под ред. с предисловием и примечанием А. А. Семенова. Ташкент, 1926.

Валиханов Ч. Ч. Предания и легенды большой киргиз-кайсакской орды // Собрание сочинений в 5-ти т. Т. 1. Алма-Ата, 1964.

Дебец Г. Ф. Предварительный отчет об антропологических исследованиях в Афганистане (ПОАИА). Вып. 4. 1967.

Захириддин Мухаммед Бабур. Бабур-наме. Записки Бабура / Пер. М. Салье / Отв. ред. и автор предисловия А. Азимджанова. Ташкент: Изд-во Академии наук Узб. ССР, 1958.

Игнатьев В. И. Краткий очерк племен, населяющих Афганистан. Ашхабад, 1895.

Кармышева Б. Х. Очерки этнической истории южных районов Таджикистана и Узбекистана (по этнографическим данным). М.: Наука, 1976.

Кисляков В. Н. Хазарийцы, аймаки, моголы (к вопросу о происхождении и расселении) // Советская этнография. N 4. 1973.

Магидович И. П. Материалы по районированию Средней Азии. Кн. 1. Территория и население Бухары и Хорезма. Ч. 1. Бухара. Ташкент, 1926.

Малицкий Н. Г. Учебное пособие по географии Таджикистана. Ч. 1. Ташкент-Самарканд, 1929.

Пьянков И. В. Некоторые вопросы этнической истории древней Средней Азии // Восток (Oriens). 1995, N6.

Рейснер И. М. Афганистан. М.,1929.

Рейснер И. М. Народные движения Индии XVII-XVIII вв. и распад державы Великого Могола. Дис. на соиск. уч. ст. доктора исторических наук. М., 1952.

Ромодин В. А. Социально-экономический строй юсуфзайских племен в XIX в. (канд. дис). М., 1951.

Российский Государственный военно-исторический архив (РГВИА).

Таннер С. Афганистан. История войн от "Александра Македонского до падения талибан ". М., 2004.

Уложение Тимура. Ташкент.: Изд-во лит. и искусства им. Гафурова Гуляма, 1999.

Этнический атлас Узбекистана. Ташкент: ООФС-Узбекистан и Р. Элинина, 2002.

Юдин В. П. Материалы по истории казахских ханств XV-VIII веков (Извлечения из персидских и тюркских сочинений). Алма-Ата, 1969.

Губар М. Г. Афганистан дар масир-е тарих (Афганистан на пути истории). Кабул, 1967.

Клаус Фердинанд. Култури хазарахо (Культура хазарейцев) // Фарханги мардом. Кабул, 1359 г. х., N 3.

Нур Мухаммад Амиршохи. Давлатдори- и точикон дар асрхои IX-XIV (Государственность у таджиков в IX-XIV веках). Душанбе: Амри илм, 1999.

Ориф Усмон. Афгонистон узбеклар хакида баъзе маълумотлар (Некоторые сведения об узбеках Афганистана) // Ирфан. Кабул, 1357.

Сайф-и Хирави. Тарих-нама-йе Херат. Калкутта. 1362.

Хабиби А. Таамикат бар китаби "Табакати Насери" (Примечания к книге "Табакати Насери"). Кабул, 1343.

Elphinstone M. An Account of the Kingdom of Caubul and Its Dependencies in Persia, Tatary and India, Composing a View of the Afghan Nation, and a History of the Dooraunee Monarchy. In 2 vols. L., 1819.

Постоянный адрес данной публикации: