Дискуссия о геостратегическом значении Средней (Центральной) Азии в международных отношениях начала XXI века показательным образом "вышла за рамки": с одной стороны, за рамки среднеазиатской проблематики, с другой - конкретного дисциплинарного знания. Предмет дискуссии раздробился на несколько предметов. Вряд ли это объяснимо одной лишь разностью научных интересов.

Двое участников форума, выражая отношение к предложенным мною тезисам для дискуссии, указали на одну из причин такого "нерамочного" обсуждения - критическое неприятие "заявки", которая содержалась в тезисах. Во-первых, в тезисах, как отметил Н. А. Косолапов, была сделана "заявка на замену формационного подхода к объяснению Истории геополитическим". Во-вторых, подчеркнул В. Я. Белокреницкий, тезисы "претендуют на то, чтобы внести серьезные коррективы в саму философию внешней политики России, ведут в случае их принятия к ревизии того курса, которым она в основном следовала последние десять с лишним лет".

Если не с формой, то с существом обоих высказываний надо согласиться. Вместе с тем считаю необходимым уточнить свою позицию как в плане ее мировоззренческих предпосылок, так и с точки зрения философии внешней политики России.

ДВЕ ПАРАДИГМЫ ИСТОРИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ

1. Наши интерпретации истории (как и современности) зависят от "прицела", через который мы смотрим на вещи, - от того, какую парадигму для отбора фактов и работы с ними мы выбираем.

Научные парадигмы - материал не по ведомству науки, они лежат за пределами сферы научной компетенции. Парадигмы - это не "конвенции", как утверждал в своей "Структуре научных революций" Т. Кун. Любая парадигма указывает на метафизические основания того или иного вида научного знания. Любая научная парадигма метафизична: ее ценности, на фундаменте которых стоит здание научных представлений, бесполезно пытаться доказывать, в них можно "только верить".

2. В науке о "человеке политическом" (об обществе и общественном хозяйстве, об историческом прошлом, о Востоке, о международных отношениях и т.д.) на протяжении длительного времени сталкиваются и конкурируют две парадигмы, два миропонимания, две модели организации знания. Во- первых, это глобалистская парадигма, в рамках которой такое творение утопической мысли, как "общечеловеческая цивилизация", искусственно совмещается с понятием "Европы" (или "Запада"). Во-вторых, это теория (парадигма) культурно-исторических типов, или цивилизаций, осно-

Окончание. Начало см.: Восток (Oriens). 2003. N 3. С. 64 - 125.

стр. 73

воположником и крупнейшим представителем которой был создатель "естественной системы" всемирной истории Н. Я. Данилевский.

В теории культурно-исторических типов нет места единой "общечеловеческой цивилизации", ее просто нельзя помыслить, а пути "всечеловеческого" единства различимы лишь в общем историческом плане событий, начертанном "рукою Промысла", в конкретном многообразии форм исторической жизни 1 .

В теории культурно-исторических типов нет места европоцентристскому мифу. В географическом смысле, писал Н. Я. Данилевский, "и Европы вовсе никакой нет, а есть западный полуостров Азии"; в культурно-историческом смысле "Европа" совпадает не с "общечеловеческой цивилизацией", а с цивилизацией романо-германской. В этой парадигме взаимодействие "типов развития" и "ступеней развития" образует "формы исторической жизни человечества", причем "подчинение в исторической системе степеней развития типам развития" имеет, по Данилевскому, характер закона 2 .

"Прогресс, - писал Н. Я. Данилевский, - состоит не в том, чтобы всем идти в одном направлении, а в том, чтобы все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, исходить в разных направлениях" 3 .

3. Долг мировой науки перед Н. Я. Данилевским гораздо больше того, что в порядке возврата долга до сих пор сделано: 134 года спустя после выхода его главной книги "Россия и Европа" и через 118 лет после его кончины этот замечательный русский ученый энциклопедического профиля остается, как и при жизни, на периферии общественной мысли.

Свое открытие - "естественную систему" всемирной истории, - Н. Я. Данилевский представил на суд публики в том же 1869 г., в котором Д. И. Менделеев открыл естественную систему химических элементов. Эти два открытия сопоставимы по их значению для науки. Если в естественной системе Д. И. Менделеева свойства элементов определяются положительным зарядом атомного ядра, то в "естественной системе" Н. Я. Данилевского свойства цивилизаций (культурно-исторических типов) определяются духовными задатками народа к самобытному историческому развитию.

Сложившийся стереотип требует, чтобы о Н. Я. Данилевском вспоминали как о "предшественнике" О. Шпенглера и А. Тойнби. Однако творчество последних, будучи отмечено блеском эрудиции, в сравнении с теоретическим наследием Н. Я. Данилевского несколько проигрывает: в плане теории цивилизаций мы не найдем у этих ученых ни одной крупной мысли, которая в той или иной форме не была бы высказана автором "России и Европы".

Не будучи чьим-либо "предшественником", Н. Я. Данилевский не имел также и последователей. Его теория, выдвинутая 10 лет спустя после появления первоначальной схемы формаций К. Маркса, сразу приняла законченный вид альтернативы по отношению к пониманию истории как череды революционных переворотов на пути однонаправленного восхождения по ступеням "общечеловеческого" прогресса (такую абстрактно-философскую схему прогресса, бесконечно шагающего от "низшего" к "высшему", Н. Я. Данилевский рассматривал как "уродливость", возникшую из-за "ошибки перспективы"). Но это не все.

В школе мысли, за которой закрепилось название геополитики, Н. Я. Данилевский занимает примерно такое же положение по отношению к Х. Д. Маккиндеру или А. Мэхэну, как к О. Шпенглеру и А. Тойнби в области теории цивилизаций. Своей трактовкой форм территориально-государственной власти в историческом процессе Н. Я. Данилевский опередил корифеев "атлантической" геополитики на несколько десятилетий, превосходя их при этом глубиной взгляда. В частности, он ввел представление о сопоставимых в плане систематики таксономических единицах геополитики. Так, Россия, с одной стороны, Англия, Франция, Германия по отдельности, с

стр. 74

другой стороны, не могут рассматриваться в качестве однопорядковых таксономических единиц, это "единицы неодинакового порядка". Сопоставимы лишь "высшие культурно-исторические единицы", в данном случае - Европа как целое (Н. Я. Данилевский предвидел европейскую интеграцию и писал о ней) и выступающая геополитическим противовесом Европы Россия, которая в культурно-историческом смысле никогда к Европе не принадлежала.

Каждой цивилизации, как и каждой эпохе, соответствует своя географическая перспектива; поэтому теория цивилизаций и геополитическая интерпретация истории суть части одной парадигмы исторического знания, как его понимал Н. Я. Данилевский.

4. Для XXI века Н. Я. Данилевский замечательным образом современен. Он предвидел, что проповедь "общечеловеческой цивилизации" породит тенденцию к установлению режима глобального управления. В его глазах это было бы худшим из всего, что может выпасть на долю человечества. "Всемирная ли монархия, - писал он, - всемирная ли республика, всемирное господство одной системы государств, одного культурно-исторического типа - одинаково вредны и опасны для прогрессивного хода истории... Большей клятвы (в смысле проклятия. - В. М.) не могло бы быть наложено на человечество, как осуществление на земле единой общечеловеческой цивилизации... Это было бы равнозначительно прекращению самой возможности всякого дальнейшего преуспевания или прогресса" 4 .

Данилевский предстает нашим современником и в том отношении, что он был первый, кто предложил модель многополярного мироустройства, представляющего в его глазах "необходимое и вместе с тем единственно возможное ручательство за сохранение всемирного равновесия, единственный оплот против всемирного владычества Европы" 5 .

Два условия всемирного равновесия по Данилевскому - это зародыш мирового проекта, альтернативного проекту глобального единодержавия. Первое и главное условие - возникновение вокруг России федерации славянских государств ("Всеславянского союза" в терминах Н. Я. Данилевского). Сегодня данное условие носит видоизмененный характер, оно присутствует как возможность интеграции постсоветских государств и в первую очередь - формирования единого экономического пространства Белоруссии, Казахстана, России и Украины.

Второе условие всемирного равновесия Н. Я. Данилевский формулировал так: "Всеславянский союз имел бы своим результатом... равный и справедливый раздел власти и влияния между... Европой, Славянством и Америкой (курсив мой. - В. М.)" 6 . В XXI в. в Евразии потенциальных участников такого геополитического проекта, разумеется, не три, как в эпоху колониального раздела мира, а больше. Как минимум, это 1) Соединенные Штаты Америки с образовавшейся вокруг них Североамериканской зоной свободной торговли; 2) сверхдержава будущего - "Соединенные Штаты Европы"; 3) Россия и интегрирующиеся с ней другие государства СНГ; 4) "Большой Китай"; 5) Индия с родственными ей культурами Южной Азии; 6) Япония; 7) мусульманский мир; 8) то или иное объединение южноамериканских государств.

5. Во второй половине XX в. преобладающее влияние приобрела, однако, не геополитическая парадигма (парадигма культурно-исторических типов), а противоположная ей по смыслу "глобалистская" ("формационная", "революционная") парадигма, отсылающая к таким духовно родственным явлениям, как концепция "глобальной революции", антиглобализм, идеология "мировой коммунистической революции", концепция смены общественно- экономических формаций К. Маркса, идея всемирной свободы торговли, идея "глобального директората" (глобального управления миром), философия прогресса в Просвещении XVII-XVIII вв.

стр. 75

Рационалистическая философия революционного глобализма - это стержень новоевропейского сознания, идейная квинтэссенция "Нового времени" как эпохи, которая началась в XV-XVI вв. с раздвижения ментального пространства европейца до планетарных размеров (в ходе Великих географических открытий) и которая, по-видимому, заканчивается в конце XX - начале XXI в. сменой мировых геополитических порядков.

Революционно-глобалистское сознание иллюзорно: стандарт потребления на энергетической базе "сжигания" все больших объемов невозобновляемых природных ресурсов это сознание принимает и выдает за развитость. Революционно-глобалистское сознание также утопично: оно мыслит собственный потребительский стандарт целью развития всех народов. Наконец, революционно-глобалистское сознание является по определению экспансионистским: оно нацелено на тотальное присвоение мира, который это сознание хочет перестроить "по своему образу и подобию". Революционный глобализм - это самый совершенный тоталитаризм.

В русле революционного глобализма коммунист и либерал могут жестко спорить по вопросу о власти, но ни один из них не является альтернативой другому. Поэтому "справедливая глобализация" (у Н. А. Косолапова "стихийная демократическая глобализация") на самом деле выглядит как старый и скверный анекдот. Такими же идеологическими фантомами выступают "антиглобализм", "альтер-глобализм", "всемирная левая альтернатива" и т.п.

Глобализм и антиглобализм во всех их превращениях остаются звеньями старого идеологического ряда, где с ними соседствуют символы социалистической (мировой, коммунистической, перманентной) революции. "Права человека" могут освящать "гуманитарную интервенцию" (бомбардировки) в конце XX в., но от этого они не перестают быть порождением французского социализма начала XIX в., стремившегося найти "общие формы общественного быта" и таким образом "осчастливить все человечество без различия времени, места или племени" 7 .

В русле революционного глобализма сложились представления Европы о себе как о вершине эволюции, или "центре" с периферической оболочкой из "неевропейских" стран и народов, обрекаемых собственной "неевропейскостью" на догоняющее движение по ступеням прогресса.

ЭВОЛЮЦИЯ ГЛОБАЛЬНОГО ПРОЕКТА

6. Некоторое время назад А. И. Неклесса предложил термин "глобальная регулирующая держава", которым, на мой взгляд, глобальный проект характеризуется вполне корректно.

Основные составляющие проекта включают: а) кристаллизацию миродержавной политической воли, сосредоточенной в одном центре ("глобальный директорат") и выражающей устремления субкультурного слоя глобальной элиты; б) установление иерархии существующих в мире национально- территориальных сообществ по признаку их удаленности от "центра" (то или иное место на "периферии" определяется "центром"); в) установление полного контроля "глобальной регулирующей державы" над стратегическими энергетическими ресурсами планеты и прежде всего нефтью; этот последний пункт является критическим: американское общество неограниченного потребления с его транснациональными "имперскими" филиалами не может существовать в нынешнем виде, если будет опираться на традиционные источники энергии, но при этом не установит прямой административный (военно-политический) контроль над важнейшими нефтяными месторождениями и путями их транспортировки во всем мире.

7. После второй мировой войны новоевропейская цивилизация приняла не свойственную ей прежде форму трансатлантического военно- политического союза. Со-

стр. 76

здание объединенной Европы как передового бастиона для удержания геостратегического фронта "холодной войны" на балтийско-черноморской перемычке происходило при активной поддержке и под военным протекторатом США.

Геополитический порядок 1945 - 1991 гг. существовал на основе трех системно связанных стратегических элементов: 1) глобального противоборства двух разноконтинентальных сверхдержав, американской и евразийской; 2) ядерного паритета двух сверхдержавных сил; 3) трансатлантического альянса, который, обеспечивая Соединенным Штатам важнейший плацдарм в Старом Свете, компенсировал ресурсную ограниченность их собственной геостратегической базы и уравнивал шансы США в 40-летней "холодной войне" с "осевым" государством Великого континента.

В основе американской стратегии "холодной войны" лежала вторая геополитическая категория Х. Д. Маккиндера, предложенная им в 1943 г. (ввиду приближавших окончание войны крупных побед СССР) и дополнявшая понятие Heartland'a (материковой сердцевины мира) до глобального геополитического проекта. Это категория Средиземного (Североатлантического) Океана (the Midland Ocean - the North Atlantic). Материковая сердцевина мира (к 1943 г. между ней и территорией СССР Маккиндер ставил знак равенства) и Средиземный океан виделись вместе как "сдвоенное целое", в структуре которого, согласно Маккиндеру, с точки зрения стратегических задач Соединенных Штатов, существенно важны континентальная Франция как "предмостное укрепление" и Британия как "обнесенный водным рвом аэродром" 8 .

Когда распад сверхдержавы в центре евразийского континента вновь актуализировал идею создания "мирового правительства" (за полгода до ликвидации СССР об этом заявил на конференции Бильдербергской группы президент "Чейз Манхеттэн бэнк" и крестный отец Римского клуба Дэвид Рокфеллер), геополитическим выражением нового глобального проекта стало "расширение" на восток.

8. Эмманюэль Тодд в книге "После империи. Очерк распада американской системы" (2002) писал, что "имперский выбор" США явился результатом последовавшего за распадом СССР стремительного ослабления России, которое и вынудило Вашингтон к поискам нового глобального равновесия. "К 1996 г. бывший стратегический противник Америки подошел к тому рубежу, за которым он должен был просто исчезнуть. Именно тогда США и сделали свой имперский выбор" 9 . Они лишь слегка подтолкнули весы: "несколько произведенных Соединенными Штатами стимуляций и провокаций у границ России в двух ее "мягких подбрюшьях", на Кавказе и в Средней Азии, - и партия в шахматы была выиграна" 10 .

По мнению Э. Тодда, в 1990-е годы первой целью "стратегии США в русском вопросе" стала "дезинтеграция России, которую можно ускорить поддержкой движений за независимость на Кавказе и американским военным присутствием в Средней Азии", исходя из предположения, что "такая демонстрация силы усилит центробежные тенденции в этнически русских регионах Российской Федерации" 11 .

Э. Тодд высоко оценил "геополитическую культуру" З. Бжезинского как человека, понявшего, что "единственную угрозу американской империи... представляет Россия, которую поэтому следует изолировать и расчленить"; план "Великой шахматной доски", в глазах Э. Тодда, был логичен там, где предлагал "покончить с Россией ради ее собственного блага, а для этого силами Запада аннексировать Украину и использовать Узбекистан в целях выведения Средней Азии за пределы российского влияния" 12 . Однако со временем внешне логичному проекту начала все больше противоречить нелогичная линия внешнеполитического поведения США. Расширение НАТО на восток, авансы Украине, использование войны против талибов и "Аль-Каиды" для ввода американских войск в Афганистан, Узбекистан и Грузию как естественные шаги по реализации грандиозного плана были лишь малой частью необходимых усилий, а все последующее в действиях американской дипломатии (унижение ев-

стр. 77

ропейских союзников, третирование Японии, провокации в отношении КНР, расширение конфликта с миром ислама, причисление Ирана к "оси зла") выглядело, с точки зрения Э. Тодда, так, "словно Америка пытается учредить евразийскую коалицию из стран, хотя и очень разных, но доведенных до крайности хаотичностью американской политики" 13 .

Распространение территориально-политического контроля США на Ирак еще больше усилило это противоречие.

ИСПЫТАНИЕ ИРАКОМ

9. Ирак явился кульминацией перехода к новому геополитическому порядку (в этом смысле 2003-и - "год великого перелома"), так как на этот раз зона американской оккупации была создана не в пустынном пространстве Афганистана и не на бойком балканском перекрестке, а на Ближнем Востоке - в районе исключительной стратегической чувствительности, где рядом находятся богатейшая кладовая незаменимого для современной экономики носителя энергии и эпицентр столкновения ислама и иудаизма. В. Я. Белокреницкий совершенно прав, когда пишет: "Ближний Восток. .. являет собой главный нерв современной международной политики. От него исходят лучи напряженности, распространяющиеся в основном в восточном и северовосточном направлениях. И они действительно превращают весь ареал Южной, Западной и Центральной Азии в геополитически исключительно важную зону".

10. Американская идеология в промежуток времени между И сентября 2001 г. и 20 марта 2003 г. (дата нападения на Ирак) вступила в новый цикл эволюции.

"Доктрина Буша" как противоречивый симбиоз почвенного американского национализма с глобальным управленческим проектом была сконструирована по старым образцам и наскоро нанизана на виртуальную "ось зла". Этот своеобразный идеологический продукт вообще не увидел бы свет и тем более не овладел бы американскими массами, если бы не действие терроризирующего эффекта нью-йоркских убийств 11 сентября 2001 г.

Но действие шока было недолгим.

"Доктрина Буша" не выдержала испытания Ираком. В Ираке "коллективный Буш" получил такой результат, который ему больше не принадлежит. Этот результат, разошедшийся с ожиданиями неоконсервативной команды американского президента, суммарно выглядит следующим образом:

а) франко-германская Европа освободилась от иллюзий. Европейцам стало окончательно ясно, что для Америки (по крайней мере, представляемой неоконсервативной частью элиты) держать руку на кране, перекрывающем поток нефти в Европу из Персидского залива, намного важнее, чем держаться за принципы трансатлантического партнерства;

б) в ходе подготовки к вторжению в Ирак, во время войны и после нее накал партийной борьбы в Америке стал превосходить (по крайней мере, на уровне взаимных публичных обвинений сторон) ожесточение схватки за кресло президента США в 2000 г., когда сшиблись команды Гора-Либермана и Буша- Чейни. Ирак не оставил практически ничего от американского консенсуса на почве 11 сентября;

в) в разлом, созданный обострением противоречий по линии Европа-США, провалился бродячий призрак "антитеррористической коалиции". О том, что коалиция не выдержит и рухнет в случае, если Соединенные Штаты решатся- таки на "авантюру" и учредят в Ираке "Neue Ordnung" силой оружия, канцлер Германии Г. Шредер предупреждал за год до начала войны. Так и произошло. После антииракской акции серьезные аналитики пришли к выводу, что симуляция солидарности мирового сообщества в формате G-8 и других светских мероприятий не вдохнет жизнь в мертвеца - "глобальную войну с терроризмом" (которая, по мнению бывшего директора ЦРУ

стр. 78

Дж. Вулси, должна служить прологом к четвертой мировой войне, завершающей дело третьей - "холодной");

г) вся "антитеррористическая тема", рассматриваемая как часть глобального проекта, оказалась скомпрометированной тем, чего американцы добились в Афганистане. Как известно, движение "Талибан", восходящее к традиции аравийского "пуританского" ислама, за короткое время пребывания у власти (1996 - 2001) показало себя эффективным борцом с наркотранзитом по маршруту Афганистан-Россия-Европа. Знаменитая фетва муллы Омара, уничтожение полей опиумного мака и лабораторий по производству героина, расстрелы наркодельцов и другие меры, предпринятые талибами, заметно сократили долю Афганистана в мировом производстве наркотиков. С появлением там американцев все вернулось на круги своя: объем наркотранзита резко возрос и превзошел прежний высокий уровень;

д) после войны в Ираке все более двусмысленными стали выглядеть усилия вашингтонской администрацией по борьбе с распространением оружия массового уничтожения. Не найдя, как и предполагалось, ядерного оружия в Ираке, американцы поспешно принялись искать его в Иране. Однако главная, если не единственная ядерная держава Ближнего Востока - Израиль. Этот капитальный факт, с одной стороны, был давно известен, с другой - в течение лет окружен завесой молчания.

Спешка, с которой неоконсервативная команда Буша стала пытаться пройти путь "от Багдада до Тегерана" диктовалась тем, что долго сохранять созданную завесу молчания вокруг ядерного статуса Израиля и сочетать это с американскими требованиями ядерного разоружения Ирана не удалось бы. Но в Вашингтоне, похоже, еще не освоились с мыслью, что создание в Ираке зоны американской оккупации и обострение на оккупационной почве положения во всем регионе объективно выдвинет в повестку дня идею безъядерного статуса Ближнего Востока. Если инициатива превращения ближневосточного ареала в безъядерную зону будет поддержана хотя бы частью членов Совета Безопасности ООН, это закроет двери для любых двойных стандартов и позволит выработать твердые гарантии мира под международным контролем для всех без исключения народов региона - от Иудеи до Герата и от Красного моря до Турецкого Курдистана.

11. После войны 2003 года и оккупации Ирака либеральному сознанию трудно вместить открытие, которое перечеркивает картину мира, сконструированную творцами глобального проекта на рубеже XX-XXI вв. Оказывается, что, пойдя на интервенцию в Ираке, Джордж Буш и его неоконсервативное окружение фальсифицировали глобальный проект. И в континентальной Европе, и в Англии, и в России, и в США ясно увидели, что внешняя политика американского неоконсерватизма воплощает в жизнь антиутопию Джорджа Оруэлла (из романа "1984"). Это поразительно, но антиутопия английского писателя, появившаяся в начале "холодной войны", как будто обрела весомость пророчества. Миропорядок, созданный воображением Оруэлла, держался на провозглашении принципов "война - это мир", "свобода - это рабство" и т.п. Пойдя войной на Ирак, Америка Джорджа Буша принялась навязывать логику оруэлловского Большого Брата: война была объявлена установлением мира, захват иракской территории с разграблением музейных сокровищ Багдада - освобождением иракского народа.

В результате возник беспокоящий сигнал-раздражитель. Проект "глобальной регулирующей державы" неожиданно и не в меру откровенно показал свою изнанку, которая, представ взору, подрывает либеральное сознание в его основах. Вряд ли в 2004 г. глобальная элита простит Бушу столь неуклюжее ведение дел и такой незапрограммированный эффект. Но по-настоящему важно не то, будет ли Буш, эта "говорящая голова" американского неоконсерватизма, провален на очередных прези-

стр. 79

дентских выборах, а то, что внутри глобального проекта возникло серьезное внутреннее напряжение.

На поверхности это находит выражение в борьбе двух основных течений, включенных в проект "глобального директората", - либерал- глобалистского и неоконсервативного ("демократического" и "республиканского", "европейского" и "американского").

ПЕРВОСТЕПЕННОЕ ЗНАЧЕНИЕ ФАКТОРА СИЛЫ

12. Ирак еще более заострил проблему, которую незадолго до начала войны сформулировал член Совета по международным отношениям и бывший сотрудник Совета национальной безопасности Чарльз Капчен в книге "Конец американской эры" (2002). Он, в частности, писал: "Pax Americana сейчас балансирует, чтобы уступить место значительно более непредсказуемому и опасному миру. Главная беда в этом мире будет исходить не от людей, похожих на Бен Ладена, а от возвращения традиционного геополитического соперничества... в системе многополярных силовых центров (курсив мой. - В. М.)" 14 .

Такой, безусловно трезвый, взгляд на основную тенденцию развития международных отношений в начале XXI в. укладывается в концепцию перехода от одного геополитического порядка к другому, - переходу, ко времени второй войны в Персидском заливе еще не завершенному и принявшему всецело непредсказуемый характер.

13. После распада СССР творческое развитие внешнеполитической мысли в США неизменно сковывалось иррациональным страхом перед повторным явлением на евразийском континенте новой сверхдержавной силы. Источник этого страха - сознание недостаточности собственного энергетического ресурса Америки для решения задач глобального порядка (вывод о невозможности достижения Соединенными Штатами энергетической независимости стал в американском истэблишменте аксиомой).

С приходом в Вашингтон команды Джорджа Буша - Ричарда Чейни - Кондолизы Раис произошла существенная переоценка роли энергетики вообще и нефти в особенности во внешней политике США. Один из основных выводов доклада "Стратегические вызовы энергетической политики XXI века", подготовленного Советом по международным отношениям США в начале 2001 г., сводился к тому, что кончилось время, когда американские политики могли позволить себе видеть более важные цели, чем обеспечение энергетической безопасности. Практически это выразилось в рекомендациях обеспечить Соединенным Штатам доступ к новым источникам нефти и газа и устранить политические препятствия на мировых рынках энергоресурсов.

В американской концепции энергетической безопасности были выделены 11 участков возможного перекрытия мирового нефтяного транзита (World Oil Transit Chokepoints). Речь идет о сравнительно небольших, но наиболее важных уязвимых отрезках международных путей транспортировки нефти и других энергоносителей, которые могут быть блокированы минимальными силами и средствами. Это Ормузский, Бабэль-Мандебский, Малаккский проливы, Босфор, Суэцкий и Панамский каналы, а также четыре нефтетерминала для вывоза российской нефти - Вентспилс, Новороссийск, Одесса и Туапсе. Опыт временного закрытия одного только Суэцкого канала показал, что сколько-нибудь длительная блокада хотя бы одного важного для нефтетранзита морского пути может быстро увеличить фрахтовые ставки больше чем на 500%, перекрывая кислород главным потребителям нефтяного сырья.

Угроза перекрытия нефтяного транзита (в результате раскручивания спирали террор-контртеррор) и резкое сокращение рыночного предложения опасны тем, что отменить регулирующее действие биржевого механизма и дезинтегрировать глобальный рынок нефти может изъятие с него сравнительно небольших танкерных

стр. 80

или трубопроводных партий этого сырья, поскольку существует колоссальный разрыв между объемом торгуемых фьючерсов на нефть ("бумажной нефтью") и физическим объемом этого товара.

Идея американской интервенции в пространстве "Большого Ближнего Востока" (Афганистан, Ирак, далее по обстоятельствам) в том и состояла, чтобы, установив контроль над основными районами добычи и путями транспортировки нефти, сократить разрыв между объемами физической и "бумажной" нефти на рынке, устранить конкуренцию между производящими и потребляющими звеньями нефтебизнеса и вернуться к высокомонополизированному рынку доОПЕКовских времен под контролем США.

14. Для смены геополитических порядков на рубеже веков в первую очередь характерно то, что с возникновением на месте бывшего СССР "геополитического вакуума", в который устремились борющиеся внешние силы, на первый план в международных отношениях выдвинулся фактор военной силы. Применение силы носило и продолжает носить строго направленный характер. География войн в Боснии (1995), Югославии (1999), Афганистане (2001), Ираке (2003) подтвердила справедливость тех пространственных представлений, согласно которым вытянутый в виде дуги или полумесяца район "Балкан, средиземноморско-черноморского водного бассейна, Кавказа, Передней и Центральной Азии" представляет собой одно геополитическое целое и может выступать "как определяющий для всей системы международных отношений" 15 .

А. А. Улунян обозначил этот протяженный геополитический район в западной части евразийского "римленда" словом "Балказия" (термин 3. Бжезинского "Евразийские Балканы" представляется менее удачным). За вычетом некоторых несовпадений, не меняющих общий принцип организации данного пространства, речь идет о повторяющейся на протяжении веков одной геополитической конфигурации: пространстве эллинистической цивилизации, возникшей в результате военных походов Александра Македонского; пространстве "византийского сообщества наций", или Восточной Римской империи ("второго Рима"); территории и сфере влияния империи турок- османов.

С точки зрения геоисторических представлений, современная американская внешнеполитическая мысль вполне точно обозначила эту обширную зону как "Большой Ближний Восток".

НАЧАЛО ЭПОХИ ПОСТГЛОБАЛИЗАЦИИ

15. В 1997 г. "Великой шахматной доской" З. Бжезинский присягнул на верность трансатлантической связи. Он призвал хранить трансатлантическое партнерство как зеницу ока, полагая что пространство "новых независимых государств" на месте бывшего СССР является опасной для международного мира геополитической "черной дырой", закрыть которую можно путем расчленения России как исторической территории. Однако международный кризис вокруг Ирака обнаружил анахронизм позиции Бжезинского как человека со взглядами прошлого века, работающего в категориях стратегической культуры уходящего "ялтинского" порядка.

До войны в Ираке расширение военного присутствия США на такие районы, как Босния, Косово, Македония, Афганистан, Таджикистан, Киргизия, Узбекистан, Грузия, могло считаться поэтапным выполнением "программы Бжезинского". Программа экспансии, предложенная в "Великой шахматной доске", делала допущение, что две очень разные задачи - сохранение трансатлантической связи и "вход" Соединенных Штатов на "Евразийские Балканы" (первоначально для окончательного решения "русского вопроса") - могут быть непротиворечивым образом соединены в одно. Ирак показал, что это не так, что "программа Бжезинского" мертва: чем больше

стр. 81

США продвигаются по пути решения второй задачи (вход на "Евразийские Балканы") и чем больше острие союза государств Северной Атлантики входит вглубь Евразии, тем невозможнее становится решение первой задачи (сохранения и укрепления трансатлантического партнерства).

Захватив Ирак вопреки активным протестам франко-германского альянса, Америка Джорджа Буша-младшего действительно показала, что намного важнее держать руку на нефтяном кране, чем сохранять верность устаревшим союзническим обязательствам. Ставки, таким образом, сделаны и, по всей вероятности, "большая игра" века будет сыграна еще до истечения его первого десятилетия. "Ближайший по времени соперник Америки... - это Европейский Союз" 16 .

После Ирака сила европейского противодействия Соединенным Штатам на "Евразийских Балканах" и по всему пространству Великого континента станет, видимо, возрастать пропорционально двум величинам: 1) силе американского интервенционистского импульса; 2) скорости утраты Россией самостоятельной и независимой роли в мировой политике (если отказ аппаратного "нового класса" в России от функции государственного стратегического планирования примет необратимый характер).

16. Основное противоречие новой эпохи, возвещенной опереточной, на первый взгляд, войной в Ираке, - это противоречие между двумя частями новоевропейской цивилизации. Части уже не соединяются Атлантическим океаном (как при "ялтинском" геополитическом порядке 1945 - 1991 гг.), а разъединяются (как в национально-освободительной войне североамериканских штатов против британской короны в XVIII столетии). Однако противоречия, разделяющие два течения внутри "глобального директората", не носят абсолютного характера. Они могут быть преодолены. Случись так, это избавило бы мир от гонки за главным призом в новой мировой войне (как в 1870 - 1914 гг., затем в 1919 - 1939 гг.).

Перелом тенденции столкновения двух частей "трансатлантического мира" возможен, но уже не на путях реанимации трансатлантического партнерства. Единственный путь, который остается, - это путь восстановления "осевого" положения России в Евразии, материальной опорой чему могут служить те ресурсы (территориальный, коммуникационный, ядерный, космический), которыми до конца первого десятилетия XXI в. Россия, видимо, еще будет располагать.

17. Отсюда - современное значение "среднеазиатского вопроса" как очередного переиздания всемирно-исторического "восточного вопроса".

Еще в XIX в. войны с Турцией, Кавказская война, завоевание Средней Азии и поворот в сторону Восточной Азии (соединение Транссибирской магистралью европейской России с Тихим океаном) дали понимание необходимости не разъединять, а объединять западное, южное и восточное геостратегические направления в едином контуре российской внешней политики. Это стратегически целостное видение внешней политики России как политики мировой объективно перемещало силовые линии международно-политической борьбы на Восток. Накануне первой мировой войны видный представитель русской военно-стратегической мысли генерал-майор А. Е. Вандам (Едрихин) указал на два комплекса задач, которые прежде всего будет стремиться решать в отношении России англо-саксонская (атлантическая) геополитика: 1. "Ослабив ее (Россию. - В. М.) до пределов возможного, оттеснить от Тихого океана вглубь Сибири; 2. Приступить к овладению всею полосою южной Азии между 30 и 40 градусами северной широты и с этой базы постепенно оттеснить русский народ к северу (курсив мой. - В. М.)" 17 .

Взглянув на карту, нетрудно убедиться, что именно в этой южноазиатской полосе (между 30 и 40 o с.ш.), в соответствии с "доктриной Буша", были помещены объекты пресловутой "оси зла" и развернута "глобальная война с терроризмом".

стр. 82

К началу XXI в. борьба США за овладение этой полосой высокого геополитического напряжения стала практически тождественна борьбе за беспрепятственный доступ к главным источникам и путям транспортировки нефти. По данным ежегодного доклада "Бритиш петролеум" за 2003 г., собственной нефти США (30 млрд. баррелей) при нынешнем уровне добычи и разведки хватит всего-навсего на 11 лет. Запасов нефти во всем мире (1047 млрд. баррелей) хватит на 41 год. При этом, с одной стороны, на долю США приходится 25% мирового энергопотребления (больше, чем потребляют остальные шесть стран "семерки" вместе взятые), с другой стороны, 62% доказанных извлекаемых запасов нефти всего мира сосредоточены в пяти странах Персидского залива: Саудовской Аравии (262 млрд. баррелей), Ираке (112 млрд. баррелей), ОАЭ (98 млрд. баррелей), Кувейте (96 млрд. баррелей) и Иране (90 млрд. баррелей) 18 . Сопоставление этих цифр дает, можно сказать, графически точный рисунок геополитического соперничества в мире в первое и несколько последующих десятилетий XXI в.

18. Острота проблем энергетической безопасности одновременно для основных стран-потребителей и ведущих стран-производителей нефти не равнозначна неизбежности новой мировой войны.

Существует объективное единство интересов трех центров энергопотребления (в Северной Америке, Западной Европе и Восточной Азии), с одной стороны, производителей нефти и газа на Ближнем Востоке, в Африке, Латинской Америке - с другой, и России с ее уникальными свойствами крупнейшей транзитной державы мира -с третьей. Альтернативой медленному погружению США в иракскую трясину может стать политика многостороннего энергодиалога, построенного на понимании того, что в мире глобальных процессов энергетическая безопасность неделима.

Средняя (Центральная) Азия -это район, который открывает выход Волжско-Каспийского торгового пути (интермодального транспортного коридора "Север-Юг") к Мировому океану. С XVI в. этот путь мировой торговли действовал в той мере, в какой Россия выступала территорией европейско-азиатского транзита.

Именно это положение России осмыслялось как "осевое". В 50 - 70-х гг. XIX в. эффект завершения строительства "осевого" государства был усилен всемирным переворотом в средствах сообщения, когда вследствие железнодорожного бума морские державы утратили свои ярко выраженные преимущества в мировой торговле. В то время переворот в средствах коммуникации стал сигналом подготовки мировой войны, но сегодня возможны другие международные сценарии.

В контексте геополитической мысли различим треугольник "Америка-Европа- Россия", который некогда рисовал Н. Я. Данилевский. Треугольник - прочная геометрическая фигура. У каждой из сторон есть своя, в разной степени ослабленная, но не забытая связь с истоками единого для всех трех христианского мира. Если предпосылки противостояния двух ветвей новоевропейской цивилизации были созданы раздроблением исторической России как удерживающей силы мирового равновесия, то естественно, что преодолеть угрозу крупномасштабного конфликта в "трансатлантическом семействе" возможно только на путях восстановления России и выдвижения мирового проекта, альтернативного планам "глобального директората".

19. В ходе смены геополитических порядков на рубеже XX-XXI вв. обнаружилось, что "Запад" перестал быть единым целым, что "мир культурных различий между Европой и США почти бесконечен" 19 . Основной тенденцией развития становится кристаллизация в мировом хозяйстве национально и регионально обособленных "воспроизводственных комплексов, отличающихся друг от друга по тем или иным параметрам" 20 .

Перестройка мировой экономики на основе восстановления этих комплексов и торгово-инвестиционных связей между ними определит, видимо, характер эпохи

стр. 83

постглобализации и нового "кондратьевского цикла", в рамках которого в первой трети-половине XXI в. произойдет переход к будущему технологическому способу производства, способному дать толчок поискам всечеловеческого единства на новом витке истории.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М., 2003. С. 338.

2 Там же. С. 79,110.

3 Там же. С. 110.

4 Там же. С. 459.

5 Там же. С. 458.

6 Там же. С. 458 - 459.

7 Там же.

8 Mackinder H. J. The Round World and the Peace // Mackinder H. J. Democratic Ideals and Reality. N.Y., 1962. P. 277.

9 Todd E. Apres l'empire. Essai sur la decomposition du systeme americain. P., 2002. P. 149.

10 Ibid. P. 150.

11 Ibid. P. 169 - 170.

12 Ibid. P. 152.

13 Ibid. P. 154.

14 Kupchan С. A. The End of the American Era: US Foreign Policy and the Geopolitics of the Twenty-first Century. N.Y., 2002. P. XVII.

15 Улунян Ар. А. Балказия и Россия. М., 2002. С. 10.

16 Kupchan С. A. Op. cit. P. 62.

17 Вандам А. Е. Наше положение. СПб., 1912. С. 100.

18 См.: Statistical Review of World Energy 2003. L., 2003.

19 Todd E. Op. cit. P. 203.

20 Широков Г. К. Облик будущего мира // Глобальное сообщество: новая система координат. СПб., 2000. С. 190.

Permanent link to this publication: