Автор: Б.М. БАБАДЖАНОВ
Казань: Академия наук РТ, 2009 (568 с.)
Рецензируемая книга наиболее полное на сегодняшний день и систематизированное исследование, посвященное истории уникального религиозного национального движения второй половины XIX - первой четверти XX в., широко (а порой скандально) известного в Поволжье и Средней Азии. Речь идет о "Ваисовцах", название которых происходит от фамилии основателя и эпонима Баха' ад-дина (Багаутдина) ибн Хамза ибн Вайиса (Ваисов, 1810-1893). Движение не вполне корректно именуется в русскоязычных документах как "Ваисовский божий полк староверов-мусульман", однако Д.М. Усманова сознательно включила в заглавие своей монографии это необычное название, прилагаемое к ваисовцам и заимствованное из православного словаря ("секта/сектантство", "староверы-мусульмане" и пр.), что и прокомментировано во Введении. Из комментариев и впервые публикуемых автором оригинальных документов, имеющих отношение к движению ваисовцев, следует, что православный "сектантский" словарь в официальных письмах последователей Баха' ад-дина не только являлся продуктом записок и статей российских экспертов, но охотно использовался самими "сектантами". Как справедливо полагает Д.М. Усма-
стр. 182
нова, подобные наименования были поддержаны (в русских переводах своих воззваний, писем и хутб) самими ваисовцами в качестве понятной для русскоязычной аудитории самопрезентации новоявленных "сектантов", подчеркивающей их приверженность первородному ("старообрядческому") исламу (с. 5-6).
По теме монографии опубликовано значительное число работ, краткий анализ которых (более чем за сто лет) вместе с обзором архивных и опубликованных источников автор приводит во Введении. В этом ряду публикаций работы самой Д.М. Усмановой тоже достаточно широко известны (с. 30-33). Однако она отказалась от их буквального калькирования, а серьезно их переработала и дополнила. Мне очень импонирует критический обзор использованных источников, приведенный Д.М. Усмановой. Здесь она предлагает учитывать исторические, политические, психологические (личностные), социальные, отчасти религиозные и прочие контексты, которые сказались на формах и содержании источников, показывая, что только такой подход позволяет более корректно реконструировать историю и идеологию ваисовского движения. Авторы большинства прежних исследований по данной теме часто воспринимали буквально идеологические аллюзии и пристрастия составителей разных документов и рукописей.
Монография состоит из двух больших разделов, первый из которых является исследовательской частью, второй содержит большой корпус архивных документов, значительная часть которых опубликована в виде набранных текстов и частью в виде фоторепродукций оригинальных текстов на русском и татарском языках, с обычными вставками благопожелательных молитв и фрагментов из Корана на арабском.
Исследовательский раздел (с. 3-150), кроме введения, включает в себя две главы, в первой из которых Д.М. Усманова подробно освещает раннюю историю ваисовского движения. Здесь она пользуется не только известными публикациями и документами, но и погребальными эпиграфическими материалами, изученными исследовательницей на кладбище в Старой Кулатке, а также материалами, предоставленными в ее распоряжение проф. М. Кемпером (с. 36-39).
Реконструкция биографии и духовных связей Баха' ад-дина Ваисова выглядит полной, по крайней мере на сегодняшний день. Хотя вопрос о его действительных и мнимых связях с шейхами накшбандиййа-Муджаддидиййа через шейха Джа'фара ал-Кулатки/Кулаткы; ум. в 1862 г.), остался открытым. Интересно описано "кавказское турне" последнего в передаче Баха' ад-дина Ваисова, которому особенно импонировал имперский конформизм своего духовного учителя. В частности, шейх Джа'фар был настроен крайне негативно к объявленному Имамом Шамилем джихаду, поддерживая оценку некоторых богословов, считавших территорию Российской империи в качестве Дар ал-ислам или Дар ал-ахд (Территория ислама, Территория согласия). Важно также то, что сам Ваисов презентовал себя прямым наследником конформистской идеологии Джа'фара Кулатки. Отсюда апелляция, славословия и даже хутбы в адрес императоров (с. 46-48) или позиционирование себя в качестве "лояльного подданного царя". По выражению М. Кемпера, Ваисов "искал кооперации с монархом" [Кемпер, 2008, с. 528, 537].
Этот политический конформизм (независимо от формы власти "неверных") наследовали все ваисовцы, включая период до и после русских революций 1917 г., легко приняв даже идеи социализма. Подчеркнутая политическая лояльность необходима была Ваисову для компенсации своего статуса порицаемого "дервиша-самозванца", отчужденного от Духовного управления. Как известно, это учреждение получило от властей право на религиозную власть, обладая статусом легитимного "имперского представительства".
Д.М. Усманова тщательно реконструирует биографию Баха' ад-дина Ваис-заде, его жен, многочисленного потомства и преемников, предлагает историю возникновения движения на основе критического анализа прежних публикаций и нового материала. Биографическая реконструкция мне представляется важной, поскольку добавляет "живые штрихи" к портретам ваисовцев, прежде всего самого Ваисова, позволяет понять природу его конфликта с современными ему именитыми богословами (например с Ш. Марджани), с исполнительными властями и "указным духовенством". Из таких деталей (на первый взгляд малозначащих) складываются поведенческие модусы отцов-основателей движения, причины их конфликтов, социального отчуждения, поиски возможных союзников и противников (или отказ от них), а в итоге причины эксцентричности и даже известного радикализма большинства лидеров движения. Описывая откровенно хулиганские и в чем-то даже бунтарские поступки Ваисова, автор показывает, что внимательное отношение к воспоминаниям современников таких деталей может помочь исследователям восстановить психологический портрет "сумасшедшего святого", неутомимого сутяжника.
стр. 183
Насколько можно понять Д.М. Усманову, сведения о духовном образовании самого Ваисова (как о семейном, так и официальном) очень скудны и извлечены только из кратких упоминаний Риза ад-дина б. Фахр ад-дина (Фахретдинова). Между тем такие сведения были бы очень полезными, ведь Ваисов сам писал сочинения, в которых видно, что "формальным слогом", необходимым для такого рода сочинений, он владел. Правда, мне показалось, что не в полной мере, отчего он часто прибегал к компиляциям необходимых молитвенных и прочих оборотов из прежних сочинений накшбанди-муджаддидийского круга и сочинений по фикху, а самое главное допускал ошибки. В этом отношении интересен также список сочинений (автор привела его почти полностью), изъятых властями из библиотеки Ваисова. И хотя в опубликованном списке в транслитерации названий (особенно арабских и персидских сочинений) встречаются ошибки (иногда восходящие к ошибкам оригиналов, что тоже примечательно), сам список, уверен, станет очень полезным исследователям, которые займутся (гораздо более подробно, чем это сделано у Д.М. Усмановой, А. Франка или М. Кемпера) особенностями формирования религиозных взглядов Баха' ад-дина Ваисова, степенью его образованности и т.п.
В 4-м параграфе 1-й главы кратко рассмотрены социальные аспекты волнений 1870-1880 гг. и разные формы участия в них ваисовцев. Следующий (5-й) параграф посвящен в основном анализу сочинения Баха' ад-дина Ваисова, написанного им в психиатрической клинике. Проблема психической адекватности самого Ваисова остается непроясненной. Если я правильно понял Д.М. Усманову, Ваисов был определен в больницу для душевнобольных не столько из-за своего "буйного нрава", неадекватного поведения в миру, сколько в силу традиции - отправлять в такого рода клиники "социально опасных людей", которых хотели изолировать от общества. Именно в клинике он пишет еще одно свое произведение с персидским названием "Джавахир-и хикмат-и дарвишан", но на татарском языке, которое было проанализировано Д.М. Усмановой вместе с М. Кемпером.
Наиболее интересными в произведении Баха' ад-дина Ваисова мне показались обзор и анализ эсхатологических представлений. Особенно примечательно обращение к образу Махди (Мессии), приход которого многие мусульманские авторы связывали с завершением 13-го столетия мусульманского летосчисления. Последний день этого (1300) года - 30 зу-л-хиджжа соответствует 19 или 31 октября 1883 г. по Григорианскому и Юлианскому календарям соответственно. Добавлю, что эта дата воспринималась в качестве начала "Судного дня" и некоторыми авторами религиозных (особенно суфийских) сочинений, написанных в Средней (Центральной) Азии.
В целом эта традиция ожидания Даджжала (Лжемессии) и Махди в исламе именно в последний день (иногда в течение последнего года) каждого столетия хиджры довольно давняя и обычно возрождалась как эсхатологическая идея в сложные периоды жизни общины, в том числе столкновений с "неверными" [Бабаджанов, 2010, с. 33 34]. Тем более что сам Баха' ад-дин Ваисов в своем Духовном завещании именует себя Муджаддид ал-ислам ("Обновитель ислама") (с. 320, конец первой строки пункта 59). Это очень сходно с идеей "Обновителя нового столетия" (вариант - тысячелетия), также связанной с эсхатологическими представлениями многих мусульманских авторов, в первую очередь ответвлениями муджаддидийа [Кюгельген, 2004, с. 5-7, 110-117 и сл.], к которой принадлежал Ваисов. Во всяком случае, Д.М. Усманова, выделив эту идею "махдизма" в упомянутом сочинении Ваисова, сочла возможным связать с ней один из этапов развития движения, назвав его "сугубо эсхатологическим" (с. 89).
Предпринятые далее исследования автором судьбы ваисовского движения и анализ дошедших до нас сочинений и документов представляются важными для понимания этого этапа (условно - "пост-бахауддиновского") в их истории, особенно в контексте других важных событий в жизни мусульман Поволжья, их сложных отношений с властями. Важен вывод о том, что ваисовцы, будучи отверженными властями, так называемым официальным духовенством и значительной частью верующих, остались верными делу своего учителя, искреннего запала которого в попытке "исправить мусульман" хватило на долгие годы.
Вторая глава исследовательской части монографии посвящена истории ваисовского движения в начале XX в. Здесь мы видим новые биографии последователей и потомков Баха' ад-дина Ваисова (в первую очередь Гайнана (Сардара) и Газияна) и, как ожидалось, оспаривание "единоличного преемства" в общине, заметки о среднеазиатской саге знаменитого "Ваисовского полка" в составе Красной армии и т.д. Сложные отношения с гражданскими властями и "официальным духовенством" не наладились, а скорее еще больше накалились. Однако ваисовцы уже имели опыт приспособления к самым неблагоприятным условиям, многосторонним конфликтам и иногда, кажется, нуждались в них как в важном стимуле стойкости собственной общины и
стр. 184
квазиидеологии. Одновременно оспаривание лидерства привело к разногласиям и даже расколам внутри общины. Не прекращались и преследования со стороны властей, хотя община вновь возрождалась (особенно в 1905-1909 гг.) и даже расширялась. Автор скрупулезно исследует эти этапы истории движения, вплоть до 1917 г. Ее вывод примечателен: "...в ваисовском движении религиозные мотивы и аргументы не играли определяющей роли, значительно уступая по остроте социальным и национальным проблемам" (с. 150).
В документы ваисовской канцелярии того времени все больше вторгается русский канцелярский язык, посредством которого (часто совершенно неуклюжими определениями) ваисовцы пытались представить, как им казалось адекватно, свою общину. Само это явление можно понять как один из аспектов постепенного вхождения русского языка в жизнь мусульманской общины Российской империи.
Особого внимания заслуживает приведенная Д.М. Усмановой в ее книге своеобразная фотогалерея лидеров движения, их потомков, других известных лиц, исторических памятников и т.п. Эти фотографии очень оживляют монографию и даже позволяют воочию увидеть образ ваисовского движения и, если угодно, "живой лик" эпохи.
Что касается второго раздела книги, то, как было сказано, это приложение в виде публикации документов из разных архивов РФ. Документы систематизированы, пронумерованы и внутри каждого блока расположены в хронологическом порядке, титулы точно указывают места их хранения и т.п. Мне представляется, что подход Д.М. Усмановой к публикации данного корпуса документов совершенно корректен: она практически не вторгается в форму оригинальных текстов (исходя из принципа "презумпции правоты текста"), даже в случаях, когда предложены компьютерные наборы этих текстов. Единственное неудобство - мелкий масштаб некоторых текстов, особенно арабографичных, что затрудняет их чтение. И конечно, совсем нелишне было бы дать краткое описание (кодикологическое или, скажем, особенностей стилистики) оригинальных документов в Предисловии к издаваемым текстам. Впрочем, сам факт публикации этих документов, осуществленный впервые в практике "ваисоведения", весьма важное и полезное явление для тех исследователей, кто возьмется за дальнейшее изучение других аспектов истории или способов религиозной аргументации лидеров движения.
В целом я полагаю, что Д.М. Усмановой удалось полностью справиться с поставленной перед собой задачей. Подкупает ее критическое и строго объективное отношение к изученному материалу (публикациям и документам), которое сопровождается беспристрастным анализом и весьма интересными наблюдениями и заключениями.
У рецензента есть несколько замечаний. В первую очередь меня как исламоведа интересовали религиозные аспекты аргументации ваисовцев, хотя автор (в силу своей профессиональной подготовки) обращает основное внимание на политические, социальные, национальные или исторические аспекты поднятых ею проблем. Конечно, религиозный аспект истории ваисовцев (например, намеренно подчеркиваемый пуризм и приверженность сунне, ритуальные практики и пр.) еще предстоит изучить более подробно, чему будет способствовать представленная монография, а также работа М. Кемпера, на которую автор рецензируемой монографии часто ссылается.
Позволю себе сделать некоторые поправки и высказать свои соображения по представленному Д.М. Усмановой материалу:
На с. 33 автор предлагает изучить весь комплекс источников, что позволит, по ее мнению, установить, "на каком из этапов доминировал тот или иной аспект движения (религиозный, этнический, социальный или политический"). Мне кажется, что такое утверждение не вполне удачно; может создаться впечатление, что на каких-то этапах движение превращалось в чисто "политическое" (например, при сыне эпонима движения - 'Инан ад-дине), а социальный или религиозный "аспекты" забывались и игнорировались, и наоборот.
На с. 61 в названии параграфа слово "соплеменниками" представляется неудачным; точнее было бы сказать "единоверцами".
На с. 62 термин "фетва" (фатва) переведен неточно как "наставление"; точнее было бы богословско-правовое решение. Речь идет о фетве (которая была подписана муфтием), о правомерности требования властей к муллам учить русский язык. Там же термин "магометанское общество" (заимствованный из словаря европейского и русского ориентализма) некорректен; должно быть "мусульмане", "мусульманская община" и т.п.
стр. 185
На с. 67-68 с сожалением приходится отмечать не вполне точную передачу названий известных сочинений по фикху, или суфийских компендиумов, например: известный тюркский перевод и комментарий "Китаб ан-нукайа 'Мухтасар ал-викайа"'.
На с. 70 "Шараит-и иман" не является оригинальным сочинением Баха' ад-дина Ваисова. Под таким названием известно множество сочинений (упрощенных компендиумов), восходящих к анонимным образцам эпохи Тимуридов (возможно, и более ранним образцам постмонгольского времени). Ваисов скорее всего компилировал и адаптировал тюркские (чагатайские) и татарские переводы.
Некоторые русские переводы (в первую очередь С. Еникеева), насколько я успел сравнить, неполные либо представляют весьма вольное переложение основного смысла (например, сравните док. № 26 и 26а, с. 227-236). Между прочим, в преамбуле основного текста этого документа, как и в других сочинениях Ваисова (либо приписываемых ему), в вводной части имеется знаменитая формула "... " в разных вариациях. Эта формула используется преимущественно в начальных клаузулах особых документов, которые в традиции Средней Азии и Поволжья получили название ривайа (ривайат), т.е. в выписках из авторитетных сочинений по юриспруденции (фикх) для обоснования того или иного богословскоправового решения. Ривайа чаще всего предоставлялись муфтиями тяжущимся или дискутирующим по какому-либо вопросу сторонам. Уже к середине XIX в. ривайаты фактически заменили собой фетвы. Похоже, что составитель (составители?) пользовался этой формулой сознательно, как бы демонстрируя свой статус муфтия, имеющего право вынесения богословских и правовых решений.
В арабских и реже в татарских частях оригинальных текстов встречаются ошибки. Эти важные детали желательно было бы отметить, тем более что такое обстоятельство вносит определенный штрих в понимание уровня теологического образования как самого Ваисова, так и его последователей. Среди опубликованных документов для исследователей интересны арабские молитвы (ду'а) и татарские тексты, предпосланные «свидетельствам» на русском языке (док. № 109, с. 513-515). В типографских бланках они не переведены на русский язык, похоже, намеренно, поскольку могли бы внести нежелательный рефрен в целом нейтральный русский текст (например, формула "" - "Ислам есть истина, неверие - ложь"). Похоже, что подобные сокращения и адаптации предназначены для русскоязычной аудитории, перед которой составители такого рода документов (из канцелярии ваисовцев) явно желали предстать лояльной и "благоверной общиной".
Надеюсь, что своими замечаниями я не испортил хорошего впечатления от полезной и качественно написанной монографии Д.М. Усмановой, чей вклад в исследование этого и других аспектов истории Российской империи позднего периода хорошо известен и по достоинству оценен научной общественностью не только современной России, но и стран СНГ.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бабаджанов Б.М. Кокандское ханство: власть, политика, религия. Токио-Ташкент, 2010.
Кемпер М. Суфии и ученые в Татарстане и Башкортостане (1789-1889). Исламский дискурс под русским господством. Казань, 2008.
Кюгельген А. Легитимация среднеазиатской династии Мангитов в произведениях их историков (XVIII-XIX вв). Алматы, 2004.
1 Написано:
стр. 186
New publications: |
Popular with readers: |
Worldwide Network of Partner Libraries: |
Contacts | |
About · News · For Advertisers |
Digital Library of Tajikistan ® All rights reserved.
2019-2024, LIBRARY.TJ is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Tajikistan |