С древнейших времён до начала XVI века. Под редакцией С. П. Толетова, В. Ю. Захидова, Я. Г. Гулямова и Р. Н. Набиева. Академия наук Узбекской ССР. Институт истории и археологии. Изд-во АН УзССР. Ташкент. 1950. 472 стр.

За последние годы появился целый ряд трудов по истории народов Средней Азии, свидетельствующих о значительных успехах советской исторической науки и, прежде всего историков наших среднеазиатских республик. Достаточно указать на "Историю народов Узбекистана", т. II (1947 г.), "Историю Казахской ССР", т. I (1948 г.), т. II (1950 г.), первый том работы Б. Г. Гафурова "История таджикского народа" (1949 г.) и некоторые другие труды. Большинство этих работ, несмотря на имеющиеся в них недостатки, получило одобрение советской общественности.

Разбираемый ниже труд - первый том "Истории народов Узбекистана", - безусловно, займёт почётное место среди книг, посвященных истории народов Средней Азии. В книге собран и суммирован огромный новый материал, добытый советскими историками за последние годы, - особенно по истории народов Средней Азии в древние века. В этой области мы до последних лет ещё не имели, да и не могли иметь, обобщающих работ. Книга отражает большую теоретическую работу наших историков-востоковедов по изучению характера общественного строя, по созданию научной периодизации взамен устаревшей, строившейся преимущественно на основе чисто внешних признаков.

Рецензируемый том состоит из семи частей: I. Первобытно-общинный строй, II. Переход от первобытно-общинного строя к рабовладельческому (VI - IV вв. до н. э.), III. Раннерабовладельческое общество (III - I вв. до н. э.), IV. Развитое рабовладельческое общество (I - VI вв.), V. Переход от" рабовладельческого к феодальному строю (VI - X вв.), VI. Раннефеодальное общество в Мавераннахре XI - XII вв.,VII. Рост и развитие феодализма в Мавераннахре в XIV - XV вв.

Первая часть написана М. Э. Воронцом, II, III, IV и первая глава V части - К. В. Тревер, остальные главы части V и части VI и VII - А. Ю. Якубовским, которому принадлежит также и общее предисловие к тому. К книге приложен обширный список источников и литературы, хронологический, именной, географический и предметный указатели.

Первая часть представляет собою сжатый очерк развития первобытного общества на территории Средней Азии, в основном Узбекистана. Автор использовал в своей работе богатые материалы, добытые советской археологической наукой за последние годы. Очерк ясно показывает, как обогатились наши представления о ранних этапах развития человеческого общества в Средней Азии Можно прямо сказать, что ещё 15 - 20 лет назад написание подобного очерка было бы просто невозможно.

Однако очерк М. Э. Воронца не свободен от недостатков. Так, на стр. 17 дана неправильная оценка географического фактора в развитии общества (ср. стр. 35, где автор высказывает прямо противоположную точку зрения). Чрезмерная осторожность заставляет автора ставить общепринятые термины археологической периодизации в кавычки (например, "средний палеолит" на стр. 17. Не следовало ли в данном случае сказать более определённо - мустьерское время?). В целом ряде случаев допущены отдельные ошибки и неточные формулировки, дезориентирующие читателя. Отметим некоторые из них.

Неверно утверждение автора, что из тщательного исследования пещеры Тешик-таш можно заключить, что Средняя Азия пережила несколько фаз оледенения (стр. 18). Археологический материал всех пяти слоев принадлежит к одному и тому же археологическому периоду - мустье. Неправильным является предположение о наличии человека в Кызыл-кумах и Каракумах в ледниковое время (стр. 18). Находки из Аман-кутана не атипичны (стр. 20), По мнению авторитетных специалистов, это - мустье.

Ряд неточностей вкрался и при описании Тешик-таша. Охота для жителей пещеры отнюдь не была "совершенно случайна", как пишет М. Э. Воронец (стр. 20). Достаточно указать, что в пещере обнаружено около 600 определимых костей горного козла. В пещере не было очага, обложенного камнями, как утверждает автор (стр. 20). Обугленное дерево было найдено не в Тешик-таше (стр. 21), а в Амир-темире. "Древнейшее погребение человека на территории СССР" (стр. 22), повидимому, всё же не Тешик-таш, а Киик-коба в Крыму. Тешик-ташский череп является пока что единственным неандертальским черепом, найденным на территории СССР.

Имеется также ряд небрежных формулировок, которые могут порой привести к серьёзным недоразумениям. На стр. 35, вводя понятие "культурного комплекса", объединяя под этим термином древне-ямную, афанасьевскую, трипольскую культуры, автор пишет: "При наличии многих общих черт в характере и уровне развития хозяйства, в ассортименте и технике обработки орудий труда, в развитии производства и т. п. каждый такой комплекс разбивался, в свою очередь, на локальные, повидимому, родо-племенные группы". Здесь автор разделяет археологический комплекс на этнические комплексы, не объясняя, какую же форму этнического

единства он видит за понятием "культурного комплекса".

Разумеется, работа в области изучения первобытного общества в Средней Азии ещё только разворачивается, и ближайшие годы позволят нам значительно дополнить и разъяснить картину, намеченную М. Э. Воронцом в первой части, разбираемой книги. На основании этого очерка можно видеть, какие периоды истории первобытного общества наиболее слабо изучены. В Средней Азии, несомненно, наименее изучена эпоха бронзы. Особенно хотелось бы обратить внимание исследователей на интереснейший комплекс вопросов, связанный с так называемой "культурой Анау". До сих пор мы пользуемся результатами ненаучных раскопок американской экспедиции Пампелли (начало XX в.). Кстати сказать, М. Э. Воронец недостаточно критически оценил эти раскопки (стр. 18), им следовало дать значительно более определённую и резкую характеристику. Исследования ряда советских археологов и, в частности, М. Е. Массона в южной Туркмении показали, что так называемая "культура Анау" представляет значительно более сложный, богатый и важный комплекс явлений, чем это нам представлялось до сих пор.

Жаль, что М. Э. Воронец не всегда указывает на авторство того или иного открытия в области истории доклассового общества Средней Азии.

Прежде чем перейти к рассмотрению частей книги, посвященных истории рабовладельческих обществ на территории Узбекистана, остановимся на некоторых общих вопросах, возникающих в связи с периодизацией этой эпохи, предложенной авторами и редакторами разбираемой книги.

В предисловии к книге, принадлежащем перу А. Ю. Якубовского, сказано: "Ввиду того, что редактор книги С. П. Толстов и автор настоящих строк поместили в "Кратких сообщениях ИИМК АН СССР" (вып. XXVIII, 1949 г.) статьи по вопросам периодизации древней и средневековой истории народов Средней Азии, авторы настоящей книги сочли нецелесообразным вновь ставить этот вопрос в настоящем предисловии". Однако там же указывается на наличие некоторых расхождений предлагаемой в книге схемы с ранее предложенной схемой С. П. Толстова и выражается совершенно справедливая мысль о том, что "вопрос о деталях периодизации древней истории Средней Азии... потребует ещё дальнейшего обсуждения и уточнения" (стр. 14).

При внимательном рассмотрении периодизации истории рабовладельческой эпохи в Средней Азии, предложенной С. П. Толстовым в указанной статье, и периодизации, принятой в первом томе "Истории народов Узбекистана", становится ясным, что разница между ними не так уж незначительна и заслуживает специального рассмотрения.

Большой заслугой советской исторической науки и, прежде всего академика В. В. Струве является установление того факта, что древневосточное общество было рабовладельческим. Это открытие нанесло серьёзный удар по теории "извечного феодализма" на Востоке реакционных буржуазных историков типа Ростовцева и Тарна - теории, удобной для современных колонизаторов и поработителей народов Азии. В отношении истории народов Средней Азии новые воззрения определились лишь в самые последние годы. Впервые С. П. Толстов в 1936 - 1938 гг., а затем А. Н. Бернштам, М. Е. Массон, К. В. Тревер и другие исследователи доказали существование в древности в Средней Азии рабовладельческой формации.

Сейчас эта точка зрения может считаться общепринятой в советской науке. Сложнее обстоит дело с решением вопроса о хронологических рамках рабовладельческой формации в Средней Азии и её внутренней периодизации. Здесь ещё имеется много сомнений и неясностей. Да оно и понятно. Слишком ещё мало прошло времени с тех пор, как начался пересмотр под новым углом зрения всего известного материала по древней истории народов Средней Азии, слишком мало ещё накоплено нового материала, несмотря на огромные успехи советской археологии за последние годы.

Поэтому все попытки более детальной периодизации рабовладельческой формации в Средней Азии либо ещё слишком общи, либо слишком гипотетичны.

Сравним, прежде всего, периодизацию, предложенную С. П. Толстовым в упоминавшейся выше статье, с периодизацией, принятой в "Истории народов Узбекистана"¹ . На основании изучения ирригационной сети Хорезма, опираясь на аналогичные работы В. А. Шишкина в Бухарском оазисе, С. П. Толстов относит создание великих ирригационных систем к VIII - VII векам до н. э., вполне обоснованно полагая, что создание такой сети орошения невозможно без наличия: а) оторванного от средств производства непосредственного производителя, то есть (в условиях той эпохи) раба, и б) сильного, централизованного государства.

Следовательно, если признать правильной эту часть построения С. П. Толстова (а у нас есть хотя и довольно смутные, но всё же заслуживающие внимания указания древних авторов о существовании на территории Средней Азии и, особенно в Бактрии государств ещё до возникновения ахеменидской державы), то древнейший - по терминологии С. П. Толстова, архаический - период рабовладельческой формации в Средней Азии следует начинать с VIII - VII вв. до н. э. К. В. Тревер, соглашаясь как будто с выводами С. П. Толстова и В. А. Шишкина по этому вопросу (см. стр. 44) и даже называя два "мощных государства в доахеменидский период" - Хорезм и Бактрию, - тем не

¹ См. С. Толстов. Периодизация древней истории Средней Азии. "Краткие сообщения ИИМК", вып. XXVIII, стр. 26 - 28. 1949. Другие, менее чёткие системы периодизации см. М. Массон. Южно-Туркменистанская археологическая комплексная экспедиция. "Труды ЮТАКЭ". Т. I, стр. 108 - 109. Ашхабад. 1949. Б. Гафуров. История таджикского народа. Т. I, стр. 37 - 100. 1949.

менее, считает, что "переход от первобытнообщинного строя к рабовладельческому" приходится на VI - IV вв. до н. э., т. е. на ахеменидское время. Тем самым зарождение классового общества в Средней Азии ставится в зависимость от ахеменидского завоевания. Это никак нельзя согласовать с упомянутым выше утверждением самой К. В. Тревер о существовании мощных рабовладельческих государств ещё в доахеменидское время.

Колебания авторов и редакции в вопросах периодизации сказались, далее, в том, что первоначальное название части III, "Формирование рабовладельческого общества (III - I вв. до н. э.)", было изменено затем на "Раннерабовладельческое общество" (см. вкладку между стр. 82 и 83). Смена названия не изменила существа дела, так как вряд ли рассматриваемое в этой части (стр. 90 - 100) греко-бактрийское царство по своей общественной структуре может быть названо "раннерабовладельческим".

С. П. Толстов, называя в своей статье этот период "эллинистическим"² , считает его временем наибольшего расцвета рабовладельческой формации в Средней Азии, что, как мне кажется, больше соответствует известным нам фактам, правда, относящимся главным образом к области надстроечных явлений.

Едва ли справедливо также считать I - VI вв. временем "развитого рабовладельческого общества" (таково внутренне противоречивое название части IV), не выделяя из него IV - VI вв., история которых нам мало известна, но о которых можно судить по археологическим материалам. Последние с неопровержимой ясностью указывают на то, что это время, несомненно, было периодом кризиса рабовладельческой формации, характеризующимся захирением городов, сокращением ирригационной сети, упадком городского ремесла. Эти явления для IV - VI вв. н. э. наблюдаются в Средней Азии повсеместно: в Хорезме и в Парфии, в Согде и в Семиречье, в Фергане и в Бактрии. Они неоднократно отмечались и в литературе - в работах С. П. Толстова, В. А. Шишкина, М. Е. Массона, А. И. Тереножкина, Г. В. Григорьева и других исследователей.

Разумеется, в настоящее время при недостаточной изученности вопроса ещё чрезвычайно трудно дать законченную и во всех отношениях подкреплённую надёжными фактами периодизацию развития рабовладельческого общества, тем более, что, как уже упоминалось выше, мы имеем дело с фактами в основном из области надстроечных явлений. Однако мне, казалось бы, возможным принять следующую периодизацию развития рабовладельческого общества в Средней Азии, приложимую, повидимому, и к некоторым другим рабовладельческим обществам Азии:

1. Древнейший период (VIII - IV вв. до н. э.), характеризующийся созданием великих ирригационных систем, существованием наряду с сохранившим огромное значение трудом свободной сельской общины больших масс непосредственных производителей, оторванных от средств производства и понуждаемых к труду (главным образом на ирригационных системах) внеэкономическим принуждением. В связи с этим - создание первых государственных образований - деспотий, территориально ограниченных, повидимому, ареалом той или другой ирригационной системы.

Во второй половине этого периода происходит насильственное включение ряда областей Средней Азии в состав обширной монархии ахеменидов, состоявшей из разных племён и рас, включение, кратковременное для одних районов (Хорезм) и более длительное для других (Бактрия), но равным образом чуждое естественному внутреннему развитию общества Средней Азии, а потому и неустойчивое.

2. Период подъёма (III - I вв. до н. э.)³ , характеризующийся развитием производительных сил, ростом городов, городского ремесла и торговли, причём городов полисного типа, самоуправляющихся городских общин, возникающих независимо от Средиземноморья, но принимающих в известной степени под влиянием греко-македонских завоевателей греческие организационные формы, как наиболее современные для того времени. Для этого периода характерны складывающиеся прочные межплеменные и международные связи. В сельском хозяйстве продолжает господствовать труд сельской общины. Основной производственной и общественной единицей как внутри городской, так и сельской общины является большая патриархальная семья, включающая в свой состав и рабов. В области политической отмечается создание более или менее обширных государств, представляющих дальнейший этап развития деспотии.

3. "Имперский" период (I - III вв. н. э.)⁴ , органически развившийся из предшествующего, характеризующийся созданием на обширных пространствах всего тогдашнего культурного мира четырёх могущественных, огромных империй (две из которых зарождаются на территории Средней Азии) - Римской, Парфянской, Кушанской и Ханьской. Эти четыре империи определяют всю политическую жизнь того времени.

4. Период кризиса (IV - VI вв. н. э.), общий для всего Средиземноморья, Передней и Средней Азии. В Средней Азии характерными его признаками являются сокращение ирригационных систем, упадок городского ремесла, нарушение торговых и культурных связей, общая "варваризация" культуры.

Как может видеть читатель, предлагаемая периодизация аналогична периодизации, данной С. П. Толстовым⁵ , но вносит некоторые уточнения основных признаков

² На этом термине мы остановимся несколько ниже.

³ "Эллинистический период", по терминологии С. П. Толстова. Указ. соч., стр. 26.

⁴ Термин этот впервые употреблён С. П. Толстовым в указ. соч., стр. 27. Быть может, следует найти другой, более удачный термин для обозначения этого периода.

⁵ См. С. Толстов. Указ. соч., стр. 26 - 27.

отдельных периодов, особенно периода второго.

В противоположность С. П. Толстову, последовательно употребляющему термин "общинно-рабовладельческий" для обозначения общественного строя древней Средней Азии, К. В. Тревер употребляет привычный термин "рабовладельческий". Мне кажется, что К. В. Тревер и редакция "Истории народов Узбекистана" поступили правильно, отказавшись от терминов "общинно-рабовладельческий" и "патриархально-рабовладельческий".

Введение терминологических ограничений ("общинно-рабовладельческий") заставляет читателя полагать, что "общинно-рабовладельческая" формация представляет собою нечто принципиально отличное от просто рабовладельческой формации. На деле такого отличия, конечно, нет. А патриархальные, общинно-родовые пережитки, сохраняющиеся даже в виде уклада, имеются в большей или меньшей степени во всех рабовладельческих обществах, в том числе и в самых "классических". Здесь разница может быть только количественная, но не качественная.

Марксистско-ленинская наука не знает никакой особой "общинно-рабовладельческой" формации. "Истории известны, пять основных типов производственных отношений: первобытно-общинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический, социалистический"⁶ . Всё конкретно-историческое многообразие, все особенности развития отдельных обществ не меняют основного - типа производственных отношений.

В этом пункте, таким образом, имеется существенное различие между периодизацией С. П. Толстова и периодизацией, предложенной авторами и редакцией "Истории народов Узбекистана", и, мне кажется, в предисловии следовало не ограничиться ссылкой на статьи в "Кратких сообщениях ИИМК", а дать развёрнутое разъяснение взглядов авторского коллектива на этот важный вопрос, тем более что оба автора упоминавшихся статей (С. П. Толстов и А. Ю. Якубовский) являются членами этого коллектива: один как редактор, а другой как ведущий автор. Нужно было объяснить читателю эволюцию этих взглядов.

К. В. Тревер в своей периодизации в противоположность С. П. Толстову нигде не употребляет термина "эллинистический". В советской исторической науке за последние годы установилось в противовес идеалистическому, буржуазно ограниченному толкованию термина "эллинизм", принятому сейчас в западной науке, понимание эллинизма как определённого закономерного этапа в развитии рабовладельческой социально-экономической формации⁷ . Несмотря на то, что определённые закономерности, характерные для периода эллинизма в Средиземноморье и Передней Азии, могут быть прослежены и для Ирана и для Средней Азии III - I вв. до н. э., сам по себе термин "эллинизм" вызывает столь нежелательные ассоциации, что, может быть, во избежание недоразумений следовало бы им не пользоваться. Так, например, К. В. Тревер, употребляя термин "восточно-эллинистический" (стр. 99, 100) и "эллинистический" (стр. 100), вкладывает в него старый, принятый буржуазной наукой смысл. К. В. Тревер пишет: "Для культуры и искусства этого периода характерным является их гибридность - переплетение черт местных и черт греческих с элементами культур смежных стран (Индии, Китая и Ирана)" (стр. 99). "Начавшийся ещё со времён, предшествовавших походу Александра Македонского, процесс греческой колонизации, в результате которого в городах Согда и Бактрии появились греческие купцы, художники и ремесленники, привёл к синтезу греческой и восточной культуры - к восточному эллинизму" (стр. 100). В. В. Тарн, известный английский историк эллинизма, тщетно пытается дать общее определение эллинизма. Но среди предлагаемых им возможных, с его точки зрения, определений эллинизма, не являющихся, как он считает, "полной истиной", но "содержащих долю истины", на первом месте стоит определение эллинизма, как "новой культуры, состоящей из греческих и восточных элементов"⁸ .

Таковы соображения по общетеоретическим вопросам, возникающие в связи с рассмотрением тех частей "Истории народов Узбекистана", которые посвящены рабовладельческой эпохе.

Главы, посвященные рабовладельческой эпохе, занимают в книге около одной четверти текста. Они написаны, очень сжато, со строгой рубрикацией внутри каждой главы. В главе "Греко-Бактрийское царство" автор привлекает буквально всё, что известно о стране и народах, населявших её в древности. Приведены сведения древних авторов, новейшие данные археологии, памятники искусства. Интересно и совершенно по-новому изложены такие разделы, как "Низвержение греко-македонского владычества" (часть III, глава III), "Кушанское царство" (часть IV, глава I). В них хорошо показана роль местных племён и народов в важнейших событиях II в. до н. э. - I в. н. э. Так, например, падение Греко-Бактрийского царства определяется, как "завершившееся победой восстание народов Средней Азии против иноземного владычества". Много интересного и нового заключается в главах посвященных самому неразработанному периоду в истории Средней Азии - V - VI вв. н. э. (часть IV, глава II - "Эфталитское государство"). Чрезвычайно ценно, что К. В. Тревер во всех главах вводит разделы, посвященные культуре: языку, литературе, искусству, памятникам материальной культуры.

⁶ "История ВКП(б). Краткий курс", стр. 119.

⁷ В этом смысле понимает этот термин и С. П. Толстов, вводя его в свою периодизацию. См. также предисловие С. И. Ковалёва к книге В. Тарна "Эллинистическая цивилизация", стр. 9. 1949.

⁸ В. Тарн. Эллинистическая цивилизация, стр. 19 - 20. М. 1949.

Нужно сказать, что мы до сих пор еще не имели в советской научной литературе столь подробного и тщательно составленного очерка древней истории народов Узбекистана и соседних областей Средней Азии.

Необходимо всё же отметить мелкие ошибки и недочёты, вкравшиеся в текст разбираемых глав. Их нетрудно будет устранить при переиздании книги. Прежде всего, отметим несколько ошибок в области истории языка.

После выхода в свет работ И. В. Сталина по вопросам языкознания (они упоминаются в списке литературы в конце книги и, следовательно, были уже авторами учтены) кажется несколько странной такая фраза: "Этнический характер термина "скиф" подвергнут сомнению: ещё в XIX в. высказывалось предположение, что "скиф" - термин социально-экономический (Гейгер. 1881), а Н. Я. Марр усматривает в этом слове термин стадиальный" (стр. 45). Отношение автора к вышеуказанным, явно неверным точкам зрения остаётся неизвестным. Столь же странным является упоминание без всяких объяснений, что Н. Я. Марр относит языки скифские, в том числе и язык саков, к языкам "яфетической системы, и видит в них значительный пласт, общий с языками Северного Кавказа и Абхазии" (стр. 61). К. В. Тревер не только не опровергает ложного положения Н. Я. Марра, но и сама ставит под сомнение принадлежность сакского языка к североиранской группе якобы за полным отсутствием у неё подтверждающих эту принадлежность данных. Однако справедливость требует сказать, что у нас есть все данные утверждать, что сакский язык вместе с хорезмийским и согдийским составляет североиранскую (чаще менее удачно называемую восточноиранской) группу языков. До нас дошла целая литература на сакском языке, правда, более позднего времени, имеется даже грамматика сакского языка, составленная С. Коновым на основе изучения этой обширной литературы. Среди существующих ныне языков имеются потомки сакского языка - афганский (пашту) и припамирские языки. Все они относятся к североиранской группе языков.

В свете указаний И. В. Сталина совершенно ошибочным является также данное в книге определение эфталитского языка: "Насколько можно судить по весьма малочисленным данным, в нём налицо были и тюркские и иранские элементы, а также элементы, несводимые ни к тюркским, ни к иранским. Всё это, повидимому, свидетельствует о крайней смешанности эфталитского языка" (стр. 133). Таких языков вообще в природе не существует. Редакция "отела здесь примирить две существующие в науке точки зрения о принадлежности эфталитского языка к иранской или к тюркской языковой семье. Проще было сказать, что мы пока не располагаем достаточными данными для окончательного решения этого вопроса, чем давать фантастическую гипотезу, противоречащую основам марксистского языкознания.

На стр. 43 говорится, что река Зарафшан в определённый период, вероятно, называлась Нами, что греками обозначалось, как Политимет, т. е. Многочтимая. В подкрепление этой гипотезы, высказанной ещё в конце 70-х годов прошлого века Томашеком, К. В. Тревер добавляет, что и по-древнеперсидски существовало слово "немахья" с тем же значением. Это - заблуждение. В древнеперсидском языке такого слова нет, оно гипотетически (и притом неверно) восстанавливалось Томашеком. Отметим также необоснованную этимологию слова "тиграхауда", где в первом элементе К. В. Тревер видит слово "тигра" - стрела (стр. 47). Между тем есть засвидетельствованное текстами древнеперсидское слово "тигра" - острый (Бисутунская надпись V, 22). По-древнеперсидски слово "сатрап" звучало "хшатрапава" (Бисутун, III, 14. 56), а не "хшатрапа", как сказано на стр. 57. Золото по-древнеперсидски называлось не "дари" (стр. 59), а "дараниям" (Сузы, надпись I, 35, 49 - 50).

Отметим также некоторые другие неточности и ошибки.

Современной наукой доказано, что ассирийцы никогда не ходили за Соляную пустыню, а среднеазиатские области не входили в состав Ассирийской державы. Не следовало приводить эти легендарные сведения, даже оговаривая их сомнительность (стр. 49).

Думается, что у нас нет оснований, сомневаться в том, что золото ахеменидам шло из Бактрии (стр. 54 - 55). Целый ряд данных средневековых авторов, в частности Бируни, говорит нам о богатых золотых разработках по верхнему течению Аму-Дарьи.

"Иската" в Авесте никак нельзя сопоставить с "Ишкузаи" (стр. 64).

Неверно, что "греко-персидские войны закончились после битвы при Платеях, в 479 г. до н. э." (стр. 68). На самом деле они продолжались в течение V и IV веков. Походы Александра были прямым продолжением, можно сказать, завершением греко-персидских войн.

На мелких серебряных монетах, найденных в Тали-Барзу, нет ни согдийских, ни каких-нибудь иных надписей (стр. 107). Васишка и Васудева - это два разных кушанских царя, а не одно и то же лицо (стр. 119).

"Согдийские старые письма", как показали исследования Хеннинга, относятся к началу IV в., а не ко II в., как считалось раньше (стр. 121).

Сосуды кушанского времени никогда не покрывались лаком (стр. 123). Они просто покрыты ангобом, а потом лощены.

Неверно, что штуковые рельефы Барахши совпадают по стилю с сасанидскими рельефами Шапура, Киша и Дамгана (стр. 135), тем более, что и между этими последними нет единства.

Часть V посвящена "Переходу от рабовладельческого к феодальному строю (VI - X века)".

В последние годы многие советские исследователи, в том числе и А. Ю. Якубовский, стали вводить в периодизацию истории Передней и Средней Азии между кризисом рабовладельческого строя (IV - VI вв.) и окончательным формированием феодализма (X - XI вв.) период, который

называют "переходным" (в данной книге) или "дофеодальным" (в других работах А. Ю. Якубовского). Думается, что этот "переходный" период следует всё же относить к феодальной эпохе. Особые сомнения вызывает правомерность включения в такой "переходный" период X века - века существования Саманидского государства.

Как бы ни были скупы наши сведения о характере общественных отношений в Саманидской державе, всё же целый ряд косвенных данных позволяет нам говорить об этом государственном образовании, как о феодальном. При существующей периодизации можно придти к заключению, что феодальный строй в Среднюю Азию принесён завоевателями (тюрками-караханидами и сельджуками), а не развивался самостоятельно внутри среднеазиатского общества. Между тем такой вывод противоречит основным установкам самого автора. Как видно, и сам А. Ю. Якубовский испытывает колебания в этом вопросе. Так, на стр. 223 он считает IX в. уже веком господства феодальных отношений. На стр. 232 господствующий класс Мавераннахра IX - X вв. прямо назван классом феодалов (см. также стр. 235 и другие). В разделе "Переход от рабовладельческого к феодальному строю" (глава V) имеется параграф, посвященный сложению феодального города.

Согласно принятой в книге периодизации феодальной эпохи в Средней Азии (до начала XVI в.), она делится на период раннего феодализма (XI - XII вв.) и на период его роста и расцвета (XIV - XV вв.). Совсем не отражён периодизацией XIII век, повидимому, в связи с тем, что он, был веком монгольского завоевания, нарушившего нормальное развитие феодального общества в Мавераннахре.

Начиная со II главы V части характер изложения в книге, существенно меняется. Это объясняется отчасти тем, что этот текст принадлежит другому автору, А. Ю. Якубовскому, но главным образом тем, что, начиная со времени арабского завоевания, исследователь обладает уже большим количеством фактов из области политической истории.

Начиная с указанной главы и до конца книги, мы имеем подробное, пожалуй, самое подробное в существующей литературе изложение политической истории Мавераннахра иногда даже по годам (походы Кутейбы ибн Муслима, стр. 160 - 161). Правда, изложение это далеко не равномерно. Так, например, политическая история времени саманидов изложена весьма скупо (часть V, глава V).

Главная заслуга А. Ю. Якубовского заключается, конечно, не в этой тщательности и подробности изложения исторических событий и фактов - в этом отношении большая работа была уже проделана В. В. Бартольдом, на труды которого в ряде случаев опирается А. Ю. Якубовский. Ценно то, что А. Ю. Якубовский много внимания уделил вопросам классовой борьбы в Мавераннахре в раннее средневековье и социальной структуре общества того периода, в частности города.

А. Ю. Якубовскому принадлежит заслуга правильной постановки в советской науке вопроса об этногенезе узбеков и таджиков. Ещё в работе "К вопросу об этногенезе узбекского народа", написанной в 1941 г., он правильно наметил вехи на пути к решению этого важного и сложного вопроса. В разбираемой книге эти мысли получили дальнейшее развитие; они в значительной мере определили основной тон всей книги и нашли своё место в предисловии, имеющем исключительно большое теоретическое значение.

А. Ю. Якубовский совершенно по-новому, с привлечением новых материалов трактует и рассматривает под углом зрения ленинско-сталинской исторической науки такие сложные и противоречивые народные движения, как движение Абу-Муслима в середине VIII в., как восстания Шарика, Сунбада, Муканны. Очень хорошо показана связь народных, в основе своей крестьянских, движений с маздакизмом и вскрыта социальная природа последнего. А. Ю. Якубовский первый дал научное истолкование движению Махмуда Тараби.

Большое внимание уделяет А. Ю. Якубовский вопросам социальной структуры общества, формам эксплуатации, налоговой системе и системе управления, особенностям сельской и городской жизни в разные периоды феодальной эпохи.

Особенно подробно и тщательно, во многом совершенно по-новому изложены разделы, посвященные времени Тимура и тимуридов (часть VII, главы I и II).

Читая главы, написанные А. Ю. Якубовским, видишь, как далеко шагнула советская наука по сравнению с тем, что оставил нам В. В. Бартольд - крупный русский учёный, первым начавший научное изучение прошлого народов Средней Азии.

Приходится пожалеть, что А. Ю. Якубовский слишком мало внимания уделил вопросам материальной и духовной культуры.

Если в пятой главе V части, посвященной истории Мавераннахра при тахиридах и саманидах, есть специальные разделы: "Культурная жизнь", "Литература", "Наука", "Архитектура, орнаментальное и изобразительное искусство", то в других главах подобные разделы отсутствуют (глава о караханидах и сельджуках, о хорезмшахах, о монголах и др.). Нет таких разделов и в VII части, "Рост и расцвет феодализма", в главе "Тимур и его время", хотя, казалось бы, обширное строительство конца XIV в. в Мавераннахре заслуживало специального рассмотрения. В главе второй этой части, "Мавераннахр и Хорасан в эпоху Тимуридов", имеются разделы, посвященные культурной жизни в Самарканде и Герате, однако и здесь этим вопросам не уделено достаточного внимания. Почему, например, под рубрикой "Хорасан при Султан-Хусейне" рассказывается

о культурной жизни в Герате при Шахрухе (часть VII, глава II, § 6)?

Такое неравномерное изложение вопросов культуры даёт неправильную общую картину развития науки, литературы и искусства в Мавераннахре. Так, получив довольно полное представление о культурной жизни X в., читатель совершенно не поймёт причин расцвета культурной жизни при Шахрухе, Улугбеке и Султан-Хусейне, поскольку ему останутся совершенно неизвестными факты, относящиеся к XI - XIV векам.

Неясно, почему А. Ю. Якубовский, подробно рассказывая о жизни Алишера Навои, о его взаимоотношениях с Султан-Хусейном, о его строительной деятельности в Герате, чрезвычайно мало говорит о том, чем особенно дорог нам всем Навои, - о его литературной деятельности. Ни слова не сказано о творчестве Джами, не говоря уже о менее крупных писателях.

Нельзя согласиться с оценкой творчества художника Бехзада. Напрасно А. Ю. Якубовский вслед за искусствоведами-эстетами XIX в. называет этого замечательного живописца "Рафаэлем Востока". Не говоря уже о претенциозности такого определения, это неверно и по существу. В творчестве этих двух великих художников нет ничего, что давало бы основание для такого сопоставления.

Эти отдельные замечания, касающиеся главным образом вопросов культуры и искусства, не мешают общей высокой оценке частей книги, посвященных феодальной эпохе.

В целом первый том "Истории народов Узбекистана" представляет собою весьма ценный вклад в дело изучения истории народов Советского Союза. Наибольшие возражения, как видно из вышеизложенного, вызывают некоторые вопросы принятой в книге периодизации, страдающей непоследовательностью. Однако варианты периодизации истории Средней Азии, предложенные за последние годы рядом исследователей (Б. Г. Гафуров, М. Е. Массон), также грешат неясностями, колебаниями, а иногда и прямыми ошибками. Так, например, и М. Е. Массон⁹ и Б. Г. Гафуров¹⁰ относят период разложения феодализма к XVI в., хотя для этого нет никаких оснований.

Периодизацию, предложенную авторским коллективом "Истории народов Узбекистана", следует признать определённым этапом на пути создания научно обоснованной, подлинно марксистско-ленинской периодизации истории народов Средней Азии. Обсуждение её в нашей печати будет только способствовать скорейшему достижению этой цели.

В заключение особенно хочется отметить предпосланное книге предисловие А. Ю. Якубовского. В нём поставлены вопросы исключительного принципиального значения. Оно как бы определяет всё направление книги. В предисловии поднят вопрос о возможности написания истории каждого из народов Средней Азии в отдельности. "Вопрос о написании истории отдельных народов Средней Азии перестал быть предметом дискуссии. Сама жизнь решила его. В настоящее время уже вышли в свет истории казахского народа, таджикского народа, второй том "Истории народов Узбекистана" (стр. 7).

Самый факт появления этих работ, несмотря на имеющиеся в них недочёты, стремление авторов написать марксистскую историю народов Средней Азии нельзя не признать большим успехом советской исторической науки. "Уже этот сравнительно небольшой опыт показывает, что можно писать историю не только Средней Азии в целом, но и её отдельных народов. Характерно, что сама возможность написания истории отдельных народов Средней Азии появилась лишь в обстановке нашей великой советской эпохи" (там же).

Авторы прекрасно представляли себе все трудности такого первого опыта написания истории народов Узбекистана, особенно трудности размежевания истории узбеков и таджиков.

Специалистам известно, насколько велики эти трудности. В частности, автор настоящей рецензии ещё совсем недавно, убоявшись этих трудностей, отстаивал ту точку зрения, что историю таджиков и узбеков, во всяком случае, для древности и средневековья, следует писать вместе, а не раздельно¹¹ . Однако, как сказано в разбираемом предисловии, сама жизнь решила этот вопрос. Но трудности, несомненно, остались.

Авторы разбираемой книги справедливо подчёркивают всю важность правильного решения вопросов этногенеза народов Средней Азии для разрешения вопроса о размежевании истории этих народов.

Нужно сказать, что книга проникнута сталинской идеей дружбы народов. Отрадно отметить, что той же высокой принципиальностью отличается и упоминавшаяся уже не раз книга Б. Г. Гафурова по истории таджиков.

С большим мастерством на нескольких страницах сжато и ясно изложена в предисловии А. Ю. Якубовского сложная картина этногенеза узбеков и таджиков, правильно показана их многовековая совместная жизнь в степях и оазисах Средней Азии, приведшая к тому, что "ныне таджики и узбеки живут в Средней Азии как два народа, две социалистические нации, образуя две республики, входящие в великий Советский Союз, - Таджикскую ССР и Узбекскую ССР" (стр. 12).

В предисловии дана резкая и справедливая критика пантюркизма и паниранизма - реакционных течений буржуазной науки, отголоски которых порою слышались и в сочинениях некоторых советских востоковедов.

⁹ См. М. Массон. Указ. соч., стр. 108 - 109.

¹⁰ См. Б. Гафуров. История таджикского народа. Т. I, стр. 339.

¹¹ См. "Доклады и сообщения исторического факультета МГУ", вып. I. 1945.

Авторы разбираемой книги ясно определили свои позиции и в отношении "европоцентризма" буржуазной науки, показав всю самобытность и значительность культуры народов Средней Азии.

Книга показывает тот большой вклад в сокровищницу человеческой культуры, который был сделан народами Узбекистана в древности. В ней по-новому, с марксистско-ленинских позиций, освещаются большие и важные проблемы истории народов Узбекистана. Вместе с другими трудами по истории народов Средней Азии эти работы представляют ценный вклад в советскую историческую научную литературу.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - М. ДЬЯКОНОВ:

Comments: