Т. П. Кн. 1. Путь к обновлению. М.: Гуманитарий, 2007. 455 с.

Рецензируемая монография представляет собой интегральную часть фундаментального исследования автора под общим названием "Джихад без войны. Тунисский опыт модернизации и политическое наследие Хабиба Бургибы (1903 - 2000)", первый том которого увидел свет в 2005 г.¹

Чем в первую очередь интересен данный опыт? Ответ на этот вопрос во многом предопределен тем, что Тунис, бывший протекторат Франции (1881 - 1956), явился одной из немногих стран мусульманского Востока, где становление суверенной государственности обошлось без затяжных кровопролитных войн с метрополией, где вполне мирным образом совершался переход от монархической формы правления к республиканской, где был преодолен тот "кризис модернизации", который дал о себе знать вспышкой исламизма с его притязаниями на "возрождение" государственно-правовых устоев и образа жизни времен пророка Мухаммада. Наконец, будучи

¹ Рец. Р. Г. Ланды см.: Восток (Oriens). 2005. N 5.

стр. 188

максимально приближенным к современным общемировым стандартам по структуре организации политической системы, Тунис сравнительно стабильно продвигается по пути формирования современной нации "из пыли и песка старого социума с его локальными уровнями лояльности (принадлежностью индивида к разрозненным большесемейным, соседским и клановым сообществам патриархального типа)" (2005, т. I. кн. 1, с. 13).

В центре рецензируемой монографии - анализ двух параллельных процессов: строительства тунисского национального государства и борьбы за укрепление его внешнего суверенитета в 1956 - 1963 гг. Однако теоретический диапазон данной работы много шире того, на который можно было бы рассчитывать, исходя из оговоренной автором проблематики исследования. И не только потому, что события, происходившие в Тунисе, рассматриваются в непосредственной связи с ситуацией в иных странах арабского мира. Многочисленные и весьма обстоятельные экскурсы в историю борьбы Алжира, Марокко, Египта, Сирии и других государств за суверенную государственность даны на фоне дипломатических битв, которые были связаны как с соперничеством колониальных держав с их политикой в отношении национально-освободительных движений, так и с поддержкой этих движений со стороны Советского Союза и т.д.

Впечатляет профессиональное мастерство М. В. Видясовой, с которым она подводит читателя к глубинному пониманию и широкомасштабному восприятию процессов мирового развития, осложненных не только внутренней неоднолинейностью и несинхронностью событий, но и тем, что отдельные участники этих процессов - страны и даже регионы - обнаруживают разную степень готовности к конструктивному использованию и своих внутренних духовно-культурных и материальных ресурсов, и общезначимых достижений современной цивилизации. При этом тунисская специфика охарактеризована таким образом, что высвечены не всегда видные с внешней стороны и далеко неординарные проявления общих для всего афро-азиатского мира закономерностей и дилемм. Все это стало возможным благодаря реализации методологии многофакторного, системно-комплексного подхода к проблематике мусульманского Востока, т.е. благодаря тому, что рассмотрение местных событий исключало их одностороннюю оценку по параметрам достижений индустриально развитых стран Запада. Принималось во внимание то, как данные события оценивались их непосредственными участниками, приверженными традиционно-мусульманской политической культуре или же объективно вынужденными считаться с ее требованиями².

Обращаясь к весьма актуальной для многих афро-азиатских государств проблеме роли политического лидера в модернизации государственно-правовой системы, М. Ф. Видясова сконцентрировала основное внимание на деятельности Хабиба Бургибы, по праву находящегося в одном ряду с такими выдающимися государственными лидерами Востока, как Мустафа Кемаль Ататюрк, Ганди, Джавахарлал Неру, Гамаль Абдель Насер, Сукарно и др. Анализ деятельности Бургибы логически продолжает предшествующее изложение его политической биографии как первого президента Тунисской Республики (1957 - 1987), где охарактеризованы этапы его восхождения к руководству национально-освободительным движением. Выделены личностные свойства, позволившие Бургибе создать и возглавить Новый Дустур - партию, которую он "сделал орудием освободительной борьбы, а также своего рода "школой модернизации общества", более того - "инструментом", который работал еще по ходу борьбы за независимость, не отсекая то положительное, что было привнесено объективным процессом колониальной модернизации" (2005, т. I, кн. 2, с. 432).

Рассматриваемая монография содержит обстоятельный и аргументированный ответ на вопрос, поныне актуальный для большинства афро-азиатских стран: каковы главные слагаемые строительства государства современного типа в условиях неподготовленности основной массы населения к демократическим преобразованиям? Анализ тунисского опыта, осуществленный М. Ф. Видясовой, содержит убедительные доказательства того, насколько важно правящим режимам учитывать инерционную приверженность большинства соотечественников устаревшим представлениям и косным традициям времен мусульманского средневековья; сочетать современные (светские) и традиционные (религиозные) способы политической мобилизации масс; сопрягать апелляцию к исламским традициям и символам с их реформаторско-обновленческой ин-

² О теоретическом обосновании такого подхода и необходимости соответствующей категориально-терминологической корректировки см., например: [Данилов, 1999, с. 6 - 16; Игнатенко, 2004, с. 11 - 37; Малашенко, 2004, с. 34; Москаленко, 2005, с. 386].

стр. 189

терпретацией в интересах кардинального преобразования массового сознания и образа жизни в духе требований времени.

Из рецензируемой монографии явствует, что все эти компоненты политики Хабиба Бургибы в немалой мере способствовали стабильности и устойчивости возглавляемого им строительства нового Туниса. Имея перед собой пример Ататюрка, первый тунисский президент считал необходимым избегать излишней жесткости "драконовских мер" своего предшественника по ускоренной модернизации государства и общества.

Вряд ли бы это могло случиться, если бы к моменту обретения Тунисом независимости в арсенале бургибизма числилась не только крупная, массовая партия с 20-летним стажем, сформировавшая мощную коалицию из рабочих, организованных в профсоюзы, служащих, интеллигенции, торговцев, фермеров и т.д. Сам Бургиба имел высокочтимое в мусульманской среде звание Великого борца (аль-муджахид аль акбар), т.е. лидирующего участника джихада ("священной войны во имя ислама"). Таково было общенародное признание его заслуг в руководстве национально-освободительной борьбой и свидетельство популярности, приобретенной в битве за отстаивание тунисской национально-культурной идентичности, которую он выиграл у шейхов университета аз-Зейтуна, одного из старейших очагов исламской учености. В последнем случае речь идет о далеко не ординарном для Бургибы как юриста (выпускника Сорбонны) поступке: во время массовых волнений, разыгравшихся вокруг погребения на мусульманских кладбищах тунисцев с французским гражданством, в отличие от шейхов, представлявших высшую прослойку тунисских богословов-улемов, он решительно взял сторону противников подобных захоронений. Однако за этим выступлением стояла не религиозная мотивация, а протест против попыток колониальной администрации разъединить тунисский народ, равно как и сопротивление действиям, ведущим в перспективе к утрате страной "тунисского лица".

Считая опасным "забегание вперед" с демократией в неподготовленном к ней обществе, Хабиб Бургиба не составлял исключения из тех руководителей афро-азиатских стран, которые шли по пути установления авторитарного режима. Но в 1956 - 1959 гг. тунисскому лидеру не было равных по стратегии и искусству психологической подготовки соотечественников к реформам в секуляристском духе. Он начал с мер, которые должны были убедить народ в отсутствии у новых властей каких бы то ни было поползновений в отношении ислама. Так, сразу же после провозглашения независимости правительство развернуло антиалкогольную кампанию, в разрабатывавшемся проекте конституции значилось: "Тунис - свободное, независимое и суверенное государство, его религия - ислам". Подобно Ататюрку, Бургиба "поставил вопрос о народном суверенитете", хотя и встретил возражения со стороны тех участников разработки конституционного проекта, которые настаивали на монархической форме правления.

С 1 мая 1956 г. Хабиб Бургиба ввел за правило еженедельно выступать с речами, разъясняя народу важнейшие правительственные решения, а вместе с тем побуждая его к новому миропониманию. Свой концептуальный подход к религии, как подчеркнуто в рассматриваемой монографии, Бургиба обосновывал учением мусульманских реформаторов в той его части, где у них, особенно у Мухаммеда Абдо (1849 - 1905), речь шла о величии человеческого разума и познаваемости мира, а таклиду (следование религиозным авторитетам мусульманского средневековья) противопоставлялся иджтихад (букв.: "старание", "усердие ума") в самостоятельном постижении вопросов веры. Вровень с призывами преодолеть покорность судьбе, забыть суеверия, доставшиеся от прошлого, изменить традиционный быт, сократить рождаемость, относиться по-новому к воспитанию детей, перед людьми ставилась задача ценить земное бытие и постигать науку "радоваться жизни", понимая, что без свободомыслия нет и свободы. Выступая, как правило, по четвергам, т.е. накануне пятничной молитвы, Бургиба вполне резонно рассчитывал на то, что его суждения повлияют на разговор в мечети. В дополнение ко всему его голос также звучал в арабских кофейнях, где собирались у радиоприемника старики и молодежь, потом этот голос входил почти в каждый дом и каждую семью.

Бургиба следовал курсу мусульманских реформаторов и тогда, когда повел наступление на позиции религиозно-традиционного консерватизма, ревностно охраняемые улемами и прочими мусульманскими духовными лицами. Значение такого наступления трудно переоценить, если учесть, что "именно духовенство формулирует и внедряет в сознание верующих предписания религиозной доктрины как религиозно мировоззренческого и ценностно-нормативного комплекса", именно оно переводит статику религиозной догмы в динамику поведения верующих [Левин, 2005, с. 30].

стр. 190

Уже в апреле 1956 г. по инициативе властей был назначен новый ректор аз-Зейтуны, а министерство юстиции произвело персональные изменения в составе шариатских коллегий. В принципе "все это соответствовало настроениям Бургибы", считавшего корпус тунисских улемов доктринерами и "носителями отсталого, косного мышления". А потому "прилагательное кадым приобретало однозначно негативный оттенок в политическом лексиконе тунисского лидера" (2005, т. II, кн. 1, с. 57).

31 мая 1956 г. был брошен первый вызов официальным служителям ислама: специальным декретом было положено начало ликвидации вакуфного (хабусного) имущества, доходы с которого играли важную роль в материальном обеспечении мусульманского духовенства. Летом 1956 г. началась судебная реформа, к осени следующего года были ликвидированы шариатские и смешанные суды, создана единая государственная (светская) система судопроизводства. Одновременно проводилась реформа семейного законодательства. Хабиб Бургиба "проявил политическую волю, чтобы осуществить те замыслы, которые вынашивал первый тунисский феминист Тахар аль-Хаддад, автор книги "Женщина в шариате и нашем обществе", подвергнутый при жизни остракизму шейхами аз-Зейтуны, сочтенный ими еретиком и вовсе не одобренный из тактических соображений инициативной группой создателей Нового Дустура (2005, т. II, кн. 1, с. 49).

Обратив на пользу дела мощный ресурс личной популярности и всенародного признания, 13 августа 1956 г. Хабиб Бургиба опубликовал Закон о личном статусе. Согласно этому акту, запрещались ранние браки, требовалось обоюдное согласие будущих супругов, отменялись талак (развод исключительно по инициативе супруга), а также полигамия, которая приравнивалась к уголовному преступлению, вводились судебная процедура развода, обязательная государственная регистрация брака и т.д. Одним словом, закладывались основы для освобождения мусульманки от действия шариатских норм, удерживавших ее в приниженном положении в семье.

Мимо внимания М. Ф. Видясовой не прошли два важных свидетельства того, что законодатель не преминул озаботиться подстраховкой своего начинания, беспрецедентно смелого для его страны, в которой, в отличие от реформаторов в Египте, например, он не мог рассчитывать на массовую поддержку в виде женского движения. Так, будучи республиканцем в душе и учеником французских энциклопедистов, Хабиб Бургиба инициировал принятие Закона о личном статусе именно тогда, когда страна пребывала под монаршей властью, традиционно окружаемой в исламе ореолом благословенности свыше. Декрет о введении этого акта открывала преамбула, начинавшаяся со слов "Хвала Господу! Мы, Мухаммед Ламин, паша-бей, владыка королевства Тунис..." и заканчивалась фразой "по предложению нашего премьер-министра и председателя совета правительства приняли следующий декрет"; внизу же стояла подпись одного Хабиба Бургибы (2005, т. II, кн. 1, с. 61). К тому же закон не был "списан с европейских образцов, а представлял собой пересмотренный свод правил шариата и даже получил при издании одобрение некоторых улемов" (2005, т. II, кн. 1, с. 60).

Как показано в монографии, Закон о личном статусе дал старт последующим правительственным мерам по повышению социального статуса женщины и формированию "новой семьи" как первичной ячейки общества, основанного на равенстве гражданских и политических прав мужчин и женщин.

В заслугу М. Ф. Видясовой следует поставить уяснение весьма сложного, практически не изученного явления: перевод тунисской государственно-правовой структуры на светские основы и легитимизация этого процесса в глазах традиционно настроенных масс. В связи с этим представляет особый интерес предпринятый автором анализ тезиса Хабиба Бургибы о "малом и великом джихаде". Под обоими терминами, пишет М. Ф. Видясова, "подразумевалась отнюдь не война (по-арабски для нее основное слово - харб), а борьба, в том числе усилия, приложенные участниками национально-освободительного, антиколониального движения ("малый джихад"), и созидательная деятельность, направленная на подъем благосостояния и модернизацию тунисского общества и государства ("большой джихад")" (2005, т. II, кн. 1, с. 397). В устах самого Бургибы призыв к джихаду служил мобилизующим лозунгом, последовательно направлявшимся на борьбу во имя решения очередных задач строительства Нового Туниса. Приступая к "великому" или "большому" джихаду, отметила М. Ф. Видясова, он "выбрал не апробированный в Турции лаицизм, а собственную модель секуляризации "в исламских рамках", неустанно агитируя за "ислам свободомыслия", "ислам свободы совести", "рациональный ислам"... Действуя в русле традиции, он наполнял ее новым содержанием" (2005, т. II, кн. 1, с. 412).

стр. 191

В очерке, посвященном так называемому Бизертскому кризису, М. Ф. Видясова отметила, сколь пагубной может быть дань традиционно-религиозным настроениям масс, пусть и вынужденная, со стороны государственного руководителя такого ранга, как Хабиб Бургиба. Речь идет о том, что он стал заложником идеи заведомо непобедоносной войны во имя ликвидации последнего "осколка колониальной эры" на тунисской земле (французской военной базы в Бизерте) в ситуации, когда стал ощущать рост сопротивления снизу его светским реформам и убывание силы собственной харизмы. Правда и то, что по множеству причин переговоры де Голля и Хабиба Бургибы относительно эвакуации базы являлись "диалогом глухих". Данный очерк особо интересен для читателя еще и тем, что основан на обширной мемуарной литературе и документальных источниках, многие из которых впервые введены в научный оборот. Таковы, например, материалы "тунисского" фонда N 563 Архива внешней политики Российской Федерации. Содержащаяся там запись беседы А. А. Громыко с тунисским министром иностранных дел С. Мокаддемом (август 1961 г.) проливает свет на столь малоизученный вопрос, как особенности развития советско-тунисских отношений в эпоху "холодной войны".

В заключение следует отметить немаловажное по современным запросам достоинство рассматриваемой монографии: обладание несомненным литературным даром вкупе с глубокими познаниями высокопрофессионального политолога-арабиста позволило М. Ф. Видясовой создать полнокровную, многосюжетную и динамичную картину современного политического бытия Туниса. Что не менее важно, читающая российская публика получила возможность приобщиться к искусству различения внешне формальных и сущностно глубинных феноменов и этого бытия, и политической культуры мусульманского Востока в целом, к умению видеть подтекст многого, о чем говорится, но что зачастую умалчивается в силу восточной культурной традиции.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Данилов В. И. Эссе о демократии // Эволюция политических систем на Востоке (Иран, Пакистан, Турция: традиции и демократизация). М., 1999.

Игнатенко А. А. Изучать верблюда, а не "Корабль пустыни" // Ислам на современном Востоке. М., 2004.

Левин З. И. Реформа в исламе. Быть или не быть?: опыт системного и социокультурного исследования. М., 2005.

Малашенко А. Демократия посреди ислама // Трудности перехода: демократия в России. М., 2004.

Москаленко В. Н. Пакистан. Политический ислам или ислам в политике // Ислам и общественное развитие в начале XXI века. М., 2005.

Постоянный адрес данной публикации: