Сборник I. Редакция истории таджиков и Таджикистана. Институт истории, литературы и языка ТФАН СССР. Сталинабад, 1945. 144 стр. 10 руб.

Рецензируемая книга "Материалы по истории таджиков и Таджикистана" состоит из четырёх статей: акад. В. В. Струве "Родина зороастризма", чл. -корр. АН СССР М. С. Андреева "О таджикском языке настоящего времени", Н. А. Кислякова "История Каратегина, Дарваза и Бадахшана" и А. Е. Маджи "К истории феодального Ходжента".

Робота акад. Струве является кратким содержанием его большого цикла работ по истории и истории культуры Ахеменидского Ирана. Пересматривая ранее изданные древнеперсидские надписи, вплоть до находок последнего времени (Персепольская надпись, обнаруженная Э. Херцфельдом), и широко привлекая античных авторов (Геродот, Страбон и др.), акад. Струве ставит ряд кардинальных вопросов не только по истории Ирана, но и по истории народов нашей страны и их древних международных историко-культурных связей.

Путём остроумного и тонкого анализа древне персидских надписей В. В. Струве убедительно показывает, что зороастризм (и в связи с этим священные книги Авесты) с его ярко выраженными чертами древнего демократизма рождён на Востоке. Однако акад. В. В. Струве не даёт более точного определения несколько расплывчатого географического термина "Восток".

Обратив внимание на тот факт, что ни Дарий, ни Ксеркс не упоминают имя Заратустры, пророка религии Ахурамазда, и с другой стороны, что Авеста не упоминает в свою очередь имён первых Ахеменидов, акад. В. В. Струве делает первый, весьма важный вывод о том, что "абсолютное игнорирование Заратустры Дарием и Ксерксом являлось тяжёлым их преступлением в глазах составителей Авесты" (стр. 30).

Это положение автор объясняет тем, что сами ахеменидские цари подменили личность пророка Заратустры своей царственной персоной. Так, например, делал Ксеркс, называя себя "саошиантом" (спасителем), каким являлся в представлении Авесты Заратустра. Автор формулирует этот тезис в следующих словах: "Отсутствие имени Заратустры в надписях Дария и Ксеркса, а также в трудах Геродота, Ксенофонта и Страбона не является случайностью, но обусловлено тем фактом, что в религиозной системе первых Ахеменидов Заратустра, пророк Ахурамазды, отсутствовал и был заменён личностью царя" (стр. 35). О том, что эти элементы не являются ни случайностью, ни результатом неполного освещения исторической действительности источниками, которыми располагает современный исследователь, свидетельствуют и такие факты, как замалчивание в Авесте роли магов (в Авесте жрецы именовались "атраван" - жрец огня) и коренное различие в способах погребения у ахеменидов и зороастрийцев. Всё это, вместе взятое, даёт полное право акад. В. В. Струве сделать третий, решающий вывод о том, что "религиозная концепция Дария I и его сына Ксеркса не была тождественна с учением Зороастра, несмотря на ряд моментов, которые являются общими и для той и для другой системы" (стр. 39). Объяснение различия этих концепций автор видит в различной социальной основе: в одном случае религиозная концепция Дария I и Ксеркса восходит к "религии магов опоры рабовладельческой знати Мидии" (стр. 42), в другом, в зороастризме, он согласен признать идеологию "бедных слоев в племени, эксплоатируемых вождями и знатью" (стр. 43).

Общность ряда религиозных мотивов акад. В. В. Струве выводит из общего источника происхождения - из религии населения древней Армении и Азербайджана.

Таковы основные выводы работы акад. Струве о родине зороастризма. Заключая свою работу, автор пишет: "Запад Ирана - Мидия и Персия - предал полному забвению демократические моменты законов Дария I, восходящие к наследию, полученному во время пребывания персидских племён на севере - в Армении и Азербайджане, - и бесславно погиб в борьбе с внешним врагом. Восток же, сохранивший религию труда Зороастра, оказал упорное и длительное сопротивление внешнему врагу и смог накопить в себе силы, чтобы сбросить иноземное иго и возродить самостоятельность Ирана" (стр. 44).

Нельзя не согласиться с основной линией развития мысля автора статьи, доводы ко-

торого нам представляются весьма убедительными. Более того: как мы попытаемся показать ниже, они объясняют и ряд более поздних явлений, связанных с зороастризмом.

Но, прежде чем на этом остановиться, мы отметим два момента в работе В. В. Струве, которые, с нашей точки зрения, недостаточно убедительны.

Как мы указали выше, акад. В. В. Струве не уточнил места происхождения зороастризма, не локализовал часто употребляемое географическое понятие "Восток". Быть может, автор и не ставил перед собой эту задачу, хотя эта недоговорённость, мы бы сказали, несколько ослабляет чрезвычайно интересные и политически важные для нас выводы. В советской литературе уже проскальзывали мнения ряда авторов о родине зороастризма и Авесты. Так, исходя из того факта, что наиболее чистый культ зороастризма документирован на территории Согда, например астоданами, а в последнее время и рядом других данных, все советские исследователи, касающиеся вопроса происхождения зороастризма, локализуют его в Средней Азии (К. Тревер, А. Борисов, Г. Григорьев, С. Толстов), большинство - в Согде, часть, как, например, С. Толстов, - в Хорезме. Убедительным в концепции последнего автора является (вслед за Марквартом) хорезмийская локализация составления Авесты, реалии которой имеют совершенно идентичные аналогии в памятниках материальной культуры Хорезма. Напомню хотя бы поселения типа австрийского "вара", открытые С. Толстовым в развалинах Хорезма и неизвестные для Ирана, ни Западного, ни Восточного. Акад. В. В. Струве обошёл молчанием эти факты, выявленные советскими археологами, очевидно, в силу того, что этот элемент не являлся для него основным. Однако тот факт, что Средняя Азия была и территориальной родиной зороастризма, по-моему, объясняют не только северные походы Ахеменидов в Среднюю Азию, в районы земледельческих оазисов, но и походы против скифов. Кочевая среда Средней Азии являлась носительницей и хранительницей старых, родоплеменных традиций. Она являлась той варварской периферией, которая ещё много веков спустя оказывала земледельческому населению Средней Азии помощь в борьбе против западных агрессоров. Укажем, например, что в борьбе с Александром Македонским саки оказывают поддержку Спитамену и фактически наносят один из первых, решающих ударов Александру, за Яксартом. Напомню, что много веков позднее тюрки-кочевники оказывают поддержку согдийцам (например, Ихшиду Гуреку Самаркандскому) в борьбе против арабов. Кочевая среда Средней Азии всегда выступала как союзная сила земледельческих оазисов в борьбе против иноземцев. Если социальный смысл этого союза с веками изменялся, то, во всяком случае, в глубокой древности он имел истинно демократический характер. Не случайно поэтому в кочевой среде Семиречья уже в V-VII вв. (да и позднее, в VIII-IX вв.) в связи с арабским завоеванием и победой ислама изгои-зороастрийцы нашли себе приют в веротерпимой среде тюрков Тяньшаня.

Исследуя многочисленные памятники зороастризма на территории Семиречья, мы пришли к следующим важным выводам: 1) основная масса согдийских переселенцев была сельского происхождения, 2) на территории Семиречья зороастрийская религия нашла себе общий язык с шаманистскими воззрениями тюрок, создав новые, синкретические формы культа.

Из этого следует, во-первых, подтверждение основной концепции акад. В. В. Струве о демократическом характере зороастрийской религии и Авесты и, во-вторых, что родину зороастризма следует искать не на востоке Ирана, а, точнее, на территории Средней Азии.

Но в свете сказанного тезис о североиранском (или, точнее, закавказском) происхождении религии древних Ахеменидов остаётся открытым. Огнепоклонничество с его зороастрийским культовым ареалом имеет весьма большую базу для своего возникновения. Ряд черт ритуала свойственен широкому кругу племён, в том числе даже кочевникам (напомним, например, монгольский обычай захоронения). Не случайно согдийцы в Семиречье нашли скоро общий язык в среде кочевников, создав новые, синкретические формы культа. То общее, что характерно для Ирана Западного и Восточного, есть лишь локальное религиозно-политическое оформление древнего культа, основы которого несравненно шире.

Наши замечания ни в коей мере не должны умалять значение исключительно интересной работы акад. В. В. Струве, дающей богатейший материал для пересмотра ряда традиционных представлений, способствующей правильному вскрытию путей исторического развития народов нашей страны.

Помещённая в сборнике статья М. Андреева имеет отношение к истории постольку, поскольку на языковых примерах убедительно иллюстрирует постепенный процесс втягивания таджиков, начиная с арабского завоевания, в исторический процесс, охватывающий всю Среднюю Азию и несущий исчезновение отдельных древнетаджикских языков.

Большому историческому вопросу посвящена статья Н. А. Кислякова "История Каратегина, Дарваза и Бадахшана". Автор, этнограф по специальности, взял на себя труд дать сводку литературных известий по упомянутым трём областям Таджикистана.

В первых главах, "О географических особенностях указанной территории" и "Древней истории", автор широко пользуется личными наблюдениями, удачно интерпретируя фольклорный материал. Несравненно слабее третья глава, посвящённая доарабской истории. Во-первых, автору остался неизвестным ряд важнейших работ по кушанотохарской проблеме и взгляды по этому вопросу советских исследователей (С. Толстов), отмеченные в обстоятельной рецензии

И. Умнякова в "Вестнике древней истории". (3 - 4, 1940).

В связи с этим автором допущены неточности. Так, например, ошибочно безапелляционное отнесение восточных саков к иранцам (стр. 82), неправильно утверждение, что китайцы так же сильно влияли на дела Средней Азии, как и в Восточном Туркестане (стр. 83). Из-за неточности изложения может создаться впечатление, что индоскифы - особая от кушан этническая масса, хотя это разновидность их политического названия (стр. 82). Бань Чао (китайский полководец) действовал не в 70 - 80-е годы, как пишет автор, а позднее (стр. 84). Вряд ли сражение китайцев (Судинфана) на р. Или "отдало в руки китайцев Тохаристан" (стр. 87). Здесь действовали другие причины, ибо Судинфану не удалось закрепить свой успех в Семиречье, о чём свидетельствует коалиция Семиречья с Тибетом при хане Дучжы 679 года. Как раз наоборот: то, что туркам удалось создать своеобразный барьер (Семиречье, Тибет) для китайской экспансии в Среднюю Азию, облегчило в известной мере завоевание Средней Азии арабами.

По нашему мнению, автор переоценивает роль Памира как транзита в Среднюю Азию из Китая. Даже в Фергане, судя по археологическим материалам и предварительным обследованиям, связи с Востоком выступают менее явственно, чем в Северном Семиречье и на Тяньшане. Для построения этой главы автор широко пользуется известным трудом Э. Шаванна, оставляя французскую транскрипцию собственных имён и географических названий, что было бы оправдано, если бы Э. Шаванн расходился в транскрипции с общепринятой у нас русской транскрипцией И. Бичурина. Этих расхождений в приведённых названиях нет, и оставление французской транскрипции лишь утяжеляет чтение легко написанного тексте, рассчитанного скорее на массового читателя, чем на специалиста.

Наиболее оригинальной является глава V, где авторам использованы доступные ему в подлиннике источники. Несколько удивляет чисто политическое изложение истории Каратегина, Дарваза и Бадахшана, совершенно обойдены вопросы социально-экономической периодизации, в большинстве случаев отсутствует анализ классовой природы исторических явлений.

Заявление автора о трудности решения ряда вопросов ввиду отсутствия археологических данных в Восточном Таджикистане и Северном Афганистане (стр. 81), несомненно, справедливо. Если в Афганистане трудами умерших Стайна и Акэна кое-что сделано, то Таджикистан отстаёт в археологическом изучении своей территории от других союзных республик Средней Азии, где постоянно действующие археологические экспедиции дали немало для построения истории и истории культуры народов Средней Азии.

Несмотря на указанные недочёты всё же сводка известий по истории Каратегина, Дарваза и Бадахшана, этих почти не изученных районов Таджикистана, несомненно, полезна.

Весьма благоприятное впечатление производит статья А. Е. Маджи "К истории феодального Ходжента", обнаруживающая блестящее знание автором фактического материала и умелую его интерпретацию.

Попытка автора без археологических раскопок (что оговорено и самим автором) найти дату основания цитадели Ходжента, конечно, крайне гипотетична (между датами поселений типа Анау и древнесогдийскими). Поскольку автор пользуется аналогиями, он мог бы учесть ферганские поселения типа Эйлатан на Нарыне в Фергане, а не Анау в Туркмении или результаты археологических наблюдений на строительстве Большого Ферганского канала и раскопки на Мунчак-Тепе. Кстати отметим, что для ферганской и восточноосрушанской группы городов надо искать не согдийский, а собственно ферганский генезис (см. стр. 115, 118). Ряд соображений автора в отношении древнего Ходжента высказан без должной аргументации и слишком догматически, например крайними пределами согдийцев на востоке, о которых якобы говорят греки, где была сооружена Александрия Эсхата, именно и был Ходжент (стр. 118), и через него проходил ещё торговый путь на север в Шаш (Ташкент и в сторону кангюйцев - в Нижнюю Сыр-Дарью (стр. 119).

О распространении согдийцев греки прямо ничего не говорят, отождествление Ходжента с Александрией Крайней (Эсхата) всегда было гипотезой; о том, что одна из трасс великого шёлкового пути шла через Ходжент, тоже можно только предполагать.

Вообще ту часть суждений автора, в которой он связывает топографию города со временем Александра Македонского, без опоры на археологические данные, следует признать слабым местом работы, поскольку здесь его положения совершенно бездоказательны. Здесь явно выступает желание автора, а не объективные факты. Наиболее ценную часть работы составляет анализ отдельных частей Ходжента, сохранившихся доныне и, несомненно, отражающих топографию феодального Ходжента. Дополнения к статье в виде "Перечня кварталов города" в местных наименованиях с переводом на русский язык и план города увеличивают ценность статьи А. Е. Маджи.

В целом рецензируемый сборник показывает, что в Таджикистане серьёзно занялись вопросами истории. Вместе с тем сборник показал и слабые стороны исторической работы в Таджикистане - отсутствие специальных исследований по истории древнего и средневекового периодов и достойных внимания археологических обследований и раскопок.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - А. БЕРНШТАМ:

Комментарии: