Позиционирование Ирана как государства, развивающего ядерные технологии, в сохраняющейся ядерной биполярной системе международных отношений позволяет трансформировать ирано-американское взаимодействие на уровень паритетного субъектно-субъектного контактирования. Такого рода взаимодействие подкрепляется особым экономическим положением Ирана как страны - топливного центра силы, на долю которого приходится не менее 10% общих мировых запасов нефти и который занимает второе место в мире по запасам природного газа. Если согласно принципам доктрины "оси зла" Иран представляет фактор угрозы национальным интересам США, то суммарное позиционирование Ирана в качестве регионального политико-экономического и военного центра силы позволяет зафиксировать ирано-американские отношения на уровне свернутого конфликта, что не предполагает открытого вооруженного противостояния сторон.

Структура политической деятельности включает в себя ряд базовых элементов. Во-первых, это разнотипные политические акторы, которые взаимодействуют друг с другом в рамках генеральной коммуникации, представленной в виде системы "власть-подчинение". На основе такого типа коммуникаций данные акторы статусно разделяются на субъектов и объектов властно-подчинительного взаимодействия. Во-вторых, к структуре политической деятельности относятся цели политики: внутри- и внешнеполитические. В-третьих, в нее включаются средства и инструменты достижения политических целей.

Поскольку социальные и политические системы отличаются от механических систем содержательной многомерностью и дискретностью своего развития, а также необратимостью происходящих в них процессов, в рамках политического процесса происходит постоянная смена ролей, смена позиционирования субъектов и объектов по отношению друг к другу. В результате внешнеполитический процесс может идти как по линии субъектно-субъектного паритетного взаимодействия, так и по линии зеркального первому варианту субъектно-объектного взаимодействия.

Любой политический институт есть не что иное, как определенная группа людей, которых общество уполномочило выполнять какие-либо социально значимые, причем безличные функции. Кроме того, это также совокупность материальных и идеологических средств деятельности. Понимая политический институт как обезличенную форму деятельности конкретных индивидов, необходимо осознавать, что данная деятельность есть отражение в рамках формирующегося политического процесса собственных позиций элиты по конкретным вопросам внутренней и внешней политики.

Поэтому, когда речь идет о политической составляющей ирано-американского взаимодействия, то в первую очередь следует подвергнуть анализу ряд внешнеполитических концепций, разработанных представителями правящей элиты США.

стр. 123

На протяжении последних 15 лет после распада биполярной системы мироустройства США пытаются сформулировать адекватную их национальным интересам внешнеполитическую доктрину. Основные проблемные зоны подобного интеллектуального поиска можно выявить, рассматривая полемику республиканцев и демократов по поводу позиционирования США на международной арене. Некой установочной программой по разработке концепции американской внешней политики на современном этапе стала предвыборная программа республиканцев от 2000 г., изложенная нынешним госсекретарем США К. Райс в статье "Компания 2000: продвигая национальные интересы" [Rice, 2000].

Центральная тема данной публикации - попытка определить место и роль США в современной постбиполярной системе международных отношений и признание факта "несовершенства" существующей внешнеполитической доктрины. Подобная позиция выстраивалась на основе критики внешнеполитического курса, проводившегося администрацией Б. Клинтона. Сомнению была подвергнута доктрина так называемой гибкой гегемонии или политика гуманитарных интервенций, обязывавшая правительство США обосновывать свои решения на уровне межправительственных консультаций в рамках работы международных надправительственных организаций, например ООН. В качестве альтернативы ей предлагалась концепция "жесткой гегемонии", согласно которой для защиты национальных интересов США необходимо проводить жесткий оборонительный курс без многосторонних консультаций с международными организациями. Последние (консультации) предполагают возможность компромиссов, а, значит, вынуждали бы США идти на определенные уступки. Тем не менее, несмотря на продолжавшуюся в течение нескольких лет полемику между республиканцами и демократами, можно выделить общее и особенное в их позициях. Если особенным является разное понимание характера американской гегемонии, то общим - уверенность в необходимости широкого распространения западных демократических ценностей как универсальных и понимание того, что в современных международных условиях, в отличие от периода "холодной войны", первостепенным фактором становится экономическая, информационная, но никак не военная мощь государства. "Президент должен помнить, что армия - это особый инструмент. Это не силы гражданской полиции, и она вполне очевидно не создана для построения гражданского общества" [Rice, 2000].

Нельзя не видеть, что подобная позиция несет на себе печать политико-философских представлений об идеальном политическом миропорядке. Однако политическая элита США не может не учитывать существующих реалий и поэтому, наряду с идеальной моделью американской внешней политики, разрабатывается соответствующая стратегическая внешнеполитическая доктрина.

Показателем подобной двойственности внешнеполитического курса США служит реакция администрации в Вашингтоне на развитие ядерной программы Ирана. Продолжающиеся дискуссии вокруг нее ставят под сомнение серьезность утверждений об уменьшении значимости военной силы после окончания периода "холодной войны". Напротив, осуществление в США работ по созданию ПРО фактически привело к прекращению действия договоров СНВ-1 и СНВ-2, вызвало ужесточение режима "ядерной биполярности" и выдвинуло на первый план проблему отсутствия четко разработанных законодательных и дипломатических принципов и подходов к решению вопросов, связанных с развитием ядерных вооружений. В конечном счете все это привело к необходимости признать относительность успехов США после 1991 г.

Таким образом, именно фактор наличия у того или иного государства ядерного оружия в ряде случаев, например в случае Ирана, переводит взаимодействие США с этим государством на уровень паритетного субъектно-субъектного взаимодействия. Этот тезис можно подтвердить путем анализа внешнеполитической доктрины Дж. Буша,

стр. 124

именуемой "ось зла", которая стала, по существу, развитием упоминавшейся концепции "жесткой гегемонии".

ПРОБЛЕМА СУБЪЕКТНО-СУБЪЕКТНОГО ПОЗИЦИОНИРОВАНИЯ ИРАНА И США

В концептуальном плане современная внешняя политика США зиждется на ключевых положениях доктрины "ось зла" и других идеологических обоснованиях этой политики, общим положением которых является в первую очередь фактор террора как угрозы национальной безопасности. Основными объектами давления, как известно, являются Иран и Северная Корея (в недавнем прошлом Ирак), т.е. страны, которые, с точки зрения Вашингтона, во-первых, поддерживают терроризм и, во-вторых, пытаются обладать или обладают оружием массового уничтожения (ОМУ). Подобная характеристика стран "оси зла", данная президентом США Дж. Бушем, не обеспечивает объективного представления о степени приоритетных и второстепенных видов опасностей, которым могут подвергнуться США. В системе причинно-следственных связей фактор ядерного оружия является причиной, а никак не следствием угрозы терроризма с возможным применением оружия массового уничтожения. Однако в рамках доктрины "ось зла" происходит видимая подмена причин и следствий, и именно терроризм признается базовой причиной и угрозой безопасности Северной Америки. В частности, указывается на то, что одна из ключевых целей внешней политики США заключается в необходимости "не дать режимам, поддерживающим террор, угрожать Соединенным Штатам оружием массового уничтожения" [Bush, 2002]. Напротив, как представляется, только позиция блокирования возможности создания и распространения ОМУ, чтобы не спровоцировать появление ядерного терроризма, может дать объективное представление о реально существующих причинно-следственных связях.

Таким образом, позиционирование Ирана как государства, развивающего ядерные технологии в сохраняющейся ядерной биполярной системе международных отношений может трансформировать ирано-американское взаимодействие в сторону военной конфронтации, но не вооруженного конфликта, т.е. на уровень паритетного субъектно-субъектного контактирования. В свою очередь, такого рода взаимодействие подкрепляется особым экономическим положением Ирана в рамках системы международных отношений. Стратегия ядерного сдерживания, которая, согласно позиции К. Райс, может быть применима США в отношении новых государств - обладателей ядерного оружия, и которая предполагает ответный военный удар, в случае Ирана может принести нулевой выигрыш, даже несмотря на серьезный количественный перевес США в сфере обладания ядерным оружием. Сдерживающим фактором в этом случае выступает то обстоятельство, что реализация такой стратегии может сделать недоступными углеводородное сырье, которое находится на территории Ирана.

ПРОБЛЕМА СУБЪЕКТНО-ОБЪЕКТНОГО ПОЗИЦИОНИРОВАНИЯ СТОРОН

В целом следует отметить, что роль Ирана как страны - топливного центра силы, на долю которого приходится не менее 10% общих мировых запасов нефти и который занимает второе место в мире по запасам природного газа [Iran Country Analysis...], гарантирует ему сохранение положения геоэкономического центра силы в системе международных отношений. Несмотря на применение в отношении Ирана американских санкций - (Executive Orders 12957 и 13059 от 1995 и 1997 гг. и "закона д'Амато", запрещающего торговые сделки по закупкам иранской нефти и вводящего эмбарго на контракты американских и иностранных фирм в нефтегазовой отрасли на сумму более 20 млн. дол.), дефицит доступного углеводородного сырья, который испытывают ведущие и развивающиеся мировые экономики, в частности США, ЕС и страны АТР, нейтрализует их на практике. Стоит отметить, что уже в 1995 г., сразу после введения

стр. 125

санкций против Ирана, представители 40 иностранных нефтяных, газовых и инженерно-технических корпораций приняли участие в проходившей в Тегеране конференции по вопросам заключения инвестиционных контрактов на общую сумму в 6 млрд. дол. Свидетельством прямой углеводородной зависимости европейских стран и АТР от Ирана служит также и то, что ведущими импортерами иранских углеводородов являются Япония, Китай и страны ЕС. При этом основными рынками экспорта для Ирана являются ЕС - примерно 25 - 26% общего объема экспорта энергоносителей, Япония - 21% и Китай - 10% соответственно [Iran Country Analysis...].

В свою очередь Иран, 80 - 90% доходов которого от экспорта составляют поступления от продажи нефти и газа, также заинтересован в сотрудничестве с иностранными компаниями. Такая взаимная заинтересованность инвесторов и иранского правительства в развитии нефтегазовой отрасли страны привела к необходимости снятия инвестиционных рисков "внутреннего происхождения", т.е. к либерализации иранского законодательства в сфере экономического сотрудничества.

Говоря о рисках "внутреннего происхождения", необходимо учитывать специфику системы государственного управления в Иране, основывающейся на нормах мусульманского права. Отсюда проистекает заметное отличие иранского подхода к предпринимательской деятельности от общепринятого. Так, согласно статье 81 Конституции ИРИ "категорически запрещается предоставление концессий иностранцам..." [Текст конституции ИРИ, 1994, с. 83], а это минимизирует какую-либо возможность заключения обычных для деловой практики в других государствах соглашений о разделе продукции. Однако подобное правовое препятствие преодолевается посредством договоров типа buy-back или соглашений об обратном выкупе продукции, когда иранская сторона расплачивается за инвестиции в нефтегазовую индустрию поступлениями от последующей нефтедобычи. Данное положение соответствует принципам мусульманского права, которое признает прибыль, поделенную между партнерами в зависимости от вклада в дело. Указанные схемы договорных отношений стали одной из моделей либерализации иранского инвестиционного законодательства. В этом случае прибыль не именуется как избыток, так как не исчисляется в процентах, а разделяется на доли, соответствующие вкладу каждого из участников коммерческого предприятия в уставный капитал, что полностью соответствует принципу исламской справедливости.

В структурно-содержательном плане соглашение buy-back "состоит из двух отдельных частей: 1) контракта на предоставление услуг в период разработки и развития месторождения; 2) долгосрочного экспортного соглашения о продаже нефти (LTEOSA), основанного на ценности добытого, которое регулирует возмещение вложенных средств по цене (при падении оговоренных контрактом цен), через возврат в форме нефти или газа, но не прямыми деньгами" [США вынуждены...].

Сначала о положительных сторонах соглашений типа buy-back.

Если инвестором на месторождении не сделано открытие чего-либо имеющего коммерческую ценность или между ним и Национальной иранской нефтяной компанией не заключен договор, то он вправе "расторгнуть исходные обязательства и получить возмещение расходов и некий бонус от ИНК". В рамках действующего соглашения "подрядчику будет выплачиваться оговоренная сумма, которая включает в себя уплаченные налоги, его расходы, расходы по банковскому кредиту, а также некое дополнительное вознаграждение", в виде прибыли в размере порядка 15 - 20% на сумму инвестиций. В течение 5 - 8 лет, подрядчик получает как возмещение собственных расходов и прибыль на сумму инвестиций, так и компенсацию, включающую процентную ставку LIBOR + 1% и определенное ежемесячное вознаграждение. В случае падения цен на углеводородное сырье, инвестор не несет убытков, так как ИНК берет обязательство по выплате компенсации, размер которой оговорен в действующем соглашении. Деятельность иностранных инвесторов, в частности, на основе соглашений buy-back, в значи-

стр. 126

тельной степени защищена от каких-либо рисков, связанных с внутриполитическими колебаниями, ввиду устойчивого развития институтов религиозно-политической системы Ирана.

В то же время отрицательные стороны соглашений типа buy-back для инвесторов состоят, во-первых, в краткосрочности действия подобных соглашений, рассчитанных примерно на десятилетний период, что создает трудности для иностранных контрагентов, "которые надеются на сохранение долговременных позиций в иранском нефтегазовом секторе". Правда, подрядчик может подписать серию соглашений buy-back, увеличив, таким образом, свое календарное присутствие на иранском рынке [Brexendorff, 2004, р. 16 - 19; Dobrovitsky, 2005]. Во-вторых, инвестор не получает прибыли от незапланированного в тексте контракта роста цен на нефть или газ.

Вместе с тем некоторые минусы контрактов buy-back отчасти могут компенсироваться новыми партнерскими инвестиционными схемами, например за счет привлечения иностранного капитала на условиях разработанной контрактной схемы "строительство-эксплуатация-передача объекта заказчику" (ВОТ). Данные контрактные схемы целесообразно применять "в отношении трубопроводных проектов, в продвижении которых крайне заинтересовано иранское правительство. Речь идет прежде всего об использовании территории Ирана для транспортировки нефти и газа из Каспийского региона на внешние рынки". При этом срок работы инвестора по условиям проекта составляет уже не десятилетний период как происходит с контрактами buy-back, а примерно 15 - 20 лет [Крутихин].

Если говорить в целом о либерализации иранского инвестиционного законодательства, то необходимо отметить, что серьезным шагом в направлении модернизации данного законодательства стало принятие в 2003 г. закона "О привлечении и защите иностранных инвестиций" (FIPPA), в котором были учтены инвестиционные схемы, не подпадающие под действие прежнего закона от 1956 г. "Нормы настоящего закона регулирует практически все виды деятельности зарубежных инвесторов, будь то прямые инвестиции, либо миноритарное участие; он также регулирует деятельность юридических лиц, схемы (ВОТ) и контракты по обслуживанию типа "buy-back"" [Brexendorff, 2004].

Указанная инвестиционно-экспортная взаимозависимость сторон в топливно-энергетической области, с учетом фактора реальной и потенциальной военной силы Ирана, обеспечивает политику "мирной экспансии" стран-импортеров нефти и газа на иранский рынок в рамках инвестиционных контрактов типа buy-back. Кроме сугубо экономической значимости, применяемая правительством Ирана инвестиционная схема обладает реальной внутри- и внешнеполитической значимостью, являясь одним из инструментов поддержания многоакторного равновесия сторон - синхронной деятельности в области иранского ТЭК нескольких государств, представленных ТНК, которая создает конкуренцию и столкновение интересов, а значит минимизирует возможность монопольного распоряжения иранскими углеводородными ресурсами каким-либо одним внешнеполитическим актором, например США.

Между тем "в течение двух последующих десятилетий, т.е. к 2020 г., потребности Америки (например, в сырой нефти. - И. Д.) возрастут на одну треть, из чего следует, что США будут нуждаться в увеличении импорта потребляемой нефти на две трети. Потребность в природном газе увеличится на 50%, а это создаст необходимость в импорте более двух третей газа от общего объема прироста потребностей" [Oil in the American Foreign Policy..., 2003]. Приведенные данные предполагают увеличение зависимости США от стран-импортеров нефти и газа в ближайшие десятилетия. В связи с этим Вашингтону предстоит осуществить ряд необходимых внешнеполитических акций, направленных на минимизацию возможного дефицита нефтяного и газового топлива. Тем самым, в случае с Ираном, попытка установить контроль над топливно-энер-

стр. 127

гетическим комплексом страны путем военной экспансии или ужесточения режима санкций представляется маловероятной.

Применяемая Ираном схема многоакторного равновесия сторон уже обеспечила паритетное двухстороннее внешнеполитическое позиционирование США и Ирана. Так, несмотря на действие ряда санкций, министерство финансов США "выдало разрешение двум американским компаниям - "Шарон" и "Кастол" - на импорт сырой нефти из Ирана" [США вынуждены...], то есть было вынуждено признать Иран как суверенное государство, негибкость предложенных США санкций, их реальную зависимость от поставок иранского углеводородного сырья и необходимость решения данной проблемы с помощью дипломатического инструментария.

Еще одним важным фактором современного ирано-американского взаимодействия является проблема решения иракского кризиса, а именно обеспечение доступа американской стороне к нефтяным богатствам Ирака. С одной стороны, послевоенная легализация иракского политического режима, в частности, гарантирование конституцией Ирака режима наибольшего благоприятствования для иностранных инвесторов в сфере добычи, переработки и транспортировки нефти и нефтепродуктов, позволяет США занимать лидирующие позиции в ТЭК Ирака. Однако, с другой стороны, практическое осуществление указанных в статье 109 иракской конституции мер, которые приносят наибольшую выгоду для иракского народа и основываются "на самых современных принципах маркетинга, и стимулируют инвестиции" [Текст конституции Ирака] в нефтяную промышленность, может реализовываться только при условии политической стабильности. В то же время сохраняющаяся в Ираке внутриполитическая нестабильность ставит сохранность американских инвестиций в ТЭК Ирака, а значит и обеспечение энергетической безопасности США, в прямую зависимость от политических акторов, которые способны обеспечить управляемость иракской ситуацией, позволив снизить высокие инвестиционные риски.

В связи с этим заметно возрастает роль Ирана, способного влиять на политическую и социально-экономическую ситуацию ближайшего сырьевого центра силы - Ирака, и тем самым оказывать воздействие на внешнюю политику самих США. В частности, так можно трактовать смысл официального заявления тогдашнего президента Ирана Мохаммада Хатами, сделанного им в ноябре 2004 г. в связи с иракской проблемой: "Американские эксперты заявляют, что их страна находится в тяжелом положении и погружена в пучину проблем, созданных самими же США в Ираке, и в настоящий момент стремятся преодолеть их. Мы (Иран) готовы помочь им выйти из этого положения" [Аль-Хайат, 2004].

Последующие политические шаги американского руководства, в том числе поддержка федеративного устройства Ирака (что может привести к сближению наиболее богатых запасами нефти "шиитских районов страны с соседним шиитским Ираном" [Сапронова, 2005]), а также непротивление активному налаживанию Тегераном ирано-иракского политического и экономического сотрудничества¹ свидетельствуют о косвенном согласии США принять условия Ирана по иракскому вопросу в рамках модели взаимодействия "региональная безопасность - иракская нефть".

Нестабильность и инвестиционные риски, характерные для ситуации, сложившейся в Ираке, при условии возможности Ирана серьезно влиять на его политическое и экономическое развитие, в том числе используя фактор шиитской религиозной идентичности, таким образом, переводят взаимодействие Ирана и США на уровень субъектно-

¹ Так, по словам министра торговли Ирака, объем торговли между Ираком и Ираном уже к марту 2006 г. мог составить в денежном измерении 1 млрд. дол.

стр. 128

объектного взаимодействия, то есть приводят к перестановке звеньев внешнеполитической иерархии. Если согласно принципам доктрины "ось зла" Иран предстает как фактор угрозы национальным интересам США, то есть понимается как объект американской внешней политики, то практические политические реалии меняют его статус. Суммарное позиционирование Ирана в системе международных отношений в качестве регионального политико-экономического и военного центра силы позволяет зафиксировать ирано-американские отношения на уровне свернутого конфликта, что не предполагает открытого вооруженного противостояния сторон [Bush, 2005].

Тем самым, трансформация объектно-субъектной схемы ирано-американского взаимодействия (объект Иран - субъект США) в сторону субъектно-субъектного и субъектно-объектного контактирования позволяет говорить о декларативном характере и несостоятельности доктрины "ось зла" применительно к Ирану. Изменение роли и усиление значимости Ирана по отношению к США создают благоприятные условия для позитивной трансформации взаимодействия данных государств, сводящей к минимуму возможность кардинальных изменений политической системы Ирана путем внешнего вмешательства во внутриполитические процессы.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Аль-Хайят //http://www.daralhayat.com/world_news/asiastralia/11-2004/Item-20041117-48 450c35-c0a8-10ed-003a-92db7e22377d/story.html

Крутихин М. И. Сотрудничество или запреты? Почему Иран не хочет приоткрываться для иностранных инвестиций // http://www.centrasia.ru/newsA.php4?st=1035878460

Сапронова М. А. Конституция Ирака, одобренная на всеобщем референдуме 15 октября 2005 года: структура, основные положения, особенности // http://www.iimes.ru/ras/stat/2005/30-10-05.htm

США вынуждены закупать иранскую нефть // http://www.oilra.com/news/20740

Текст конституции Ирака // http://www.sotaliraq.com/iq/article_Iraqi_Constitution.html

Текст конституции ИРИ // Весна свободы: к годовщине победы исламской революции в Иране. М., 1994.

Brexendorff A., Ule C. Changes Bring New Attention to Iranian Buyback Contracts // Oil&Gas Journal. 2004. Vol. 102. N41. Nov. 1

Bush G.W. Interview of the President by Israeli Television Channel 1 // http://www.whitehouse.gov/news/releas-es/2005/08/20050812-2.html

Bush says Iran a "real threat" // http://today.reuters.com/News/newsArticle.aspx?type=topNews&story-ID=2005- 12-15T012626Z_01_SPI505073_RTRUKOC_0_US-IRAN-BUSH.xml

Bush G. W. President Delivers State of the Union Address, January 29, 2002 / http://www.white-house.gov/news/releases/2002/01/20020129-11.html

Dobrovitsky I. Harbingers of Spring: Iranian Oil Projects May Become Easier to Access Soon (20.01.2005) // http://www.rusenergy.com/eng/markets.htm

High Economic Council // Iran daily / http://www.iran-daily.com/1383/2117/html/focus.htm

Iran Country Analysis Brief // http://www.eia.doe.gov/emeu/cabs/iran.html#oil

Oil in the American Foreign Policy: Oil Calculations in the War on Iraq. Abu Dabi, 2003.

Remarks as delivered by President William Jefferson Clinton Georgetown University November 7, 2001 //http://www.georgetown.edu/admin/publicaffairs/protocol_events/events/clinton _glf110701.htm

Rice C. Campaign 2000: Promoting the National Interest // http://www.foreignaffairs.org/20000101faessay5-p60/condoleezza-rice/campaign -2000-promoting-the-national-interest.html

Постоянный адрес данной публикации: