В текстах X-XIV вв. используются три варианта местоимения 1-го лица ед. ч. - азъ,  Появление этих вариантов обусловлено сферами употребления. Вариант азъ имеет официальный характер. Формаиспользуется в неофициальных, житейских ситуациях, часто в противительных конструкциях. Вариантявляется элементом быстро развивающегося бюрократического стиля.

In texts of the eleventh-fourteenth centuries, there are three variants of the first person pronoun: азъ,  and  Their emergence was determined by spheres of their usage. The form азъ has an official character, the form  is used in unofficial, everyday-life situations and often in adversative constructions. The variantbelongs to the rapidly gaining ground bureaucratic stile.

Ключевые слова: местоимения, деловые тексты, официальная речь, функциональный фактор.

Древнерусское местоимение первого лица единственного числа унаследовало все основные признаки индоевропейского рефлекса и очень широко использовалось в текстах X-XIV вв. Это обусловлено тем, что тексты того периода имели тесную связь с коммуникативным актом, и авторство в них актуализировалось теми языковыми средствами, которыми обычно пользовался говорящий. В разных текстах это достигалось разными способами. Так, в "Повести временных лет" (ПВЛ) автор эксплицитно себя не выражает, хотя в некоторых фрагментах летописи заметно пристрастное отношение хрониста к отдельным личностям и событиям. В "Слове о полку Игореве" (СПИ) позиция автора прямо выражается в оценках событий и героев, но в тексте он не репрезентирован посредством личного местоимения. Что же касается памятников делового письма, то в них существует насущная необходимость прямого обозначения лица.

Вместе с тем в славистике хорошо известно, что в период X-XIV вв. основными конструкциями устной речи были односоставные предложения определенно-личного типа, т.е. без выраженного местоименного подлежащего, и что эта синтаксическая особенность имела масштаб общей индоевропейской тенденции [1; 2; 3; 4]. А. Мейе по этому поводу пишет: "В предложении (индоевропейском) мы находим в основном только один существенный элемент, сказуемое, и, кроме того, в известных случаях, подлежащее. В соответствии с индоевропейским употреб-

Урунова Раиса Джавхаровна - д-р филол. наук, профессор кафедры филологии Ульяновского государственного университета.

лением для предложения достаточно личных форм глагола; форма типа  "я пью" вполне хорошо обозначает первое лицо единственного числа. Следовательно, славянское предложение, как и предложение индоевропейское, может состоять из одного глагола, сопровождаемого или не сопровождаемого определением" [2. С. 383]. Иными словами, с древнейших времен для индоевропейских языков, в том числе и для славянских, были характерны синтаксические конструкции с "опущенным" местоименным подлежащим при сказуемом, выраженном финитной глагольной формой.

Анализ самых разных по жанру древнерусских текстов позволяет заметить, что синтаксические конструкции с "опущенным" местоименным подлежащим особенно характерны для разговорного стиля. Эта черта последовательно проявляется в конструкциях берестяных грамот и в прямой речи героев в различных литературных памятниках, например в "Повести временных лет" и "Слове о полку Игореве": 1. (ПВЛ) "Но хочю вы почтити наутрия предъ людьми своими". "И посылаше къ странамъ  Хочю на вы ити". 2. (СПИ) "Хощю бо, - рече, -  приломити конець поля Половецкаго съ вами, русици; хощю главу свою приложити, а любо испити шеломомъ Дону". "А уже не вижду власти сильнаго и богатаго и многовоя брата моего Юрослава".

Для берестяных грамот, которые являются письменным отображением устной речи, определенно-личные односоставные конструкции фактически являются нормой: Коупилъ еси робоу плъскове (N 109). А продаи клеветьника того а оу сего смьръда възь (возьми) (N 247). Да пришли сороцицю.  забыле (N 43). А се ти хочоу (а вот тебе велю) (N 109) и т.д. Очевидно, эту особенность можно объяснить тем, что в прямой речи нет необходимости вербального обозначения участников коммуникации, поскольку в процессе непосредственного общения осуществляется прямой дейксис.

Местоименное подлежащее первого лица единственного числа в древнерусских текстах выражается лишь в тех случаях, когда на него падает логическое ударение или это продиктовано правилами речевого этикета, например в обращении князя или княгини к своим подчиненным или в речи родителей, обращенной к детям: 1. "Ни имамъ  Но станемъ  же предъ вами поиду".

"И  мьстіла уже обиду мужа своего". "И  оутро послю по вы" (ПВЛ). 2. "Се  отхожю  сего, сынове мои". "Поиди къ брату своему и рьчи ему. Что ми вдаси то  прииму" (ПВЛ).

Также местоимение в функции подлежащего употребляется в предложениях, в которых необходимо подчеркнуть особое участие говорящего в происходящих событиях: 1. "И рече единъ отрокъ.  преиду (необходимо пробраться к своим) иИди". "А неволя ми своее головы блюсти. и не  его  но Давыдъ". "Со слезами  другъ другу глаголюще.  сего города. и други.  сея вси (село)" (ПВЛ).

Несмотря на распространенность конструкций с "опущенным" местоименным подлежащим, уже в самых ранних древнерусских текстах используются три местоименных варианта со значением первого лица единственного числа в именительном падеже -  рабъ бжии недостоиныи дъмъка написахъ кънигы  (Новгородские служебные минеи). 2. Во  и сна и стого дха се  худыи рабъ бжии Дмитрии иванови^ч пишю дшвную  свои^м оумомъ (Духовная грамота великого князя Дмитрия Ивановича Донского). 3.  съ данью домови а  похожю и еще (ПВЛ).

В славистике наличие этих вариантов объясняется главным образом фонетическими причинами сообразно тем историческим процессам, которые были характерны звуковому строю языка праславянского и восточнославянского периодов [5. С. 280]. Такое объяснение вполне соответствует традициям Лейпцигской лингвистической школы, которая оказала значительное влияние на историческую

русистику. Все варианты номинатива местоимения первого лица, согласно этой интерпретации, появляются в результате определенных фонетических процессов и сменяют друг друга в процессе эволюции языка. Так, вариант  является славянизированной формой общеевропейского  который подвергся третьей палатализации. Затем от этого варианта под влиянием закона восходящей звучности образуется русифицированная форма  с протетическим  в начале слова. Вариант  появляется как результат усечения формы  после падения редуцированных  [5. С. 280]. Данная интерпретация является вполне убедительной с точки зрения традиционной концепции, по которой рефлексы единиц языка рассматриваются как продукт фонетических процессов, однако последовательность появления номинативных вариантов местоимения первого лица в текстах не соответствует хронологии фонетических изменений. Так, согласно этой концепции, последний вариант  должен был появиться не ранее XII в., т.е. после того, как произошло падение редуцированных. Между тем уже в самых ранних восточнославянских текстах варианты  используются параллельно, и следовательно, фонетические процессы, хотя и являются механизмом внешней переработки местоименных слов, не могут быть причиной появления современного варианта этого местоимения. На данный факт обратил внимание Г. А. Хабургаев, который считает, что  бесспорно являются двумя вариантами одной формы, а вот "вариантследует рассматривать как очень древнюю, видимо праславянскую диалектную черту, объединяющую восточнославянские языки с западнославянскими" [4. С. 218].

На наш взгляд, появление трех вариантов номинатива одного местоимения в древнерусском языке было обусловлено функциональным фактором, т.е. разными сферами употребления.

Анализ самых ранних текстов русских летописей показывает, что в них чаще всего используется официальный славянизм  преимущественно в речи социально значимых лиц и в первую очередь в речи князей. Вариант  в значении первого лица в текстах встречается гораздо реже. Позже, предположительно в XII в., он используется все чаще, являясь, безусловно, разговорным русским. Часто он используется в противительной конструкции. На наш взгляд, этот вариант восходит к нейтральному безличному местоимению  которое довольно часто употреблялось в течение всего древнерусского периода в качестве синонима всех лично-указательных местоимений для выражения разного рода отношений. Можно предположить, что сначала вариант  использовался не в качестве номинатива личного местоимения со значением первого лица, а в качестве нейтрального указательного местоимения. Безличные нейтральные  используются в древнерусских текстах очень широко. Их семантика гораздо абстрактнее, чем у других указательных местоимений, поэтому они используются в качестве дублетов-синонимов основного личного местоимения после того, как оно уже было использовано в тексте для обозначения объекта коммуникации.

Как показывает анализ текстов, употребление местоимения  говорящим для обозначения самого себя было допустимо в тех случаях, когда этикет позволял не называть говорящего, а просто указать на него. Этот же прием обозначения самого себя в коммуникации характерен для речи социально незначимых людей. Это предположение подтверждается и случаями употребления варианта  в текстах некоторых документов. Так, в Мстиславовой грамоте, одном из древнейших русских текстов, пишется распоряжение о пожертвовании от лица великого князя Мстислава Владимировича Юрьевскому монастырю под Новгородом: "се  мстиславъ володимирь снъ дьржа роусьскоу землю въ  Великий князь, как и положено, по форме и по положению называет себя  Ниже в грамоте есть приписка от лица сына Мстислава князя Всеволода: "а се  всеволодъ далъ  блюдо серебрьно". В этой приписке Всеволод как лицо социально ме-

нее значимое пишет о себе  к тому же союз  подчеркивает противительную семантику данных фрагментов текста. Такие текстовые тонкости вполне объяснимы социальными условиями феодального периода, когда создавались правила и законы, укреплявшие княжескую власть, и естественно, что они обязательно должны были проявиться в речевом этикете. Отсюда и разнообразие обозначений говорящего в текстах.

Вариант  является наиболее употребительной словоформой именительного падежа единственного числа в деловых текстах и в первую очередь в устойчивых юридических выражениях [3; 4]. Он также характерен для поздних церковных письменных памятников.

Характер текстов, в которых используется вариант  отсутствие его следов в восточнославянских диалектах и почти полное его отсутствие в текстах после XIV в. противоречат утверждению, что он является восточнославянским вариантом праславянского местоимения первого лица, функционировавшим в живой речи одновременно с Скорее всего, его использование является особенностью церковнославянского языка русской редакции, откуда он и перекочевал в деловые грамоты. Это также подтверждает его явно книжный характер. Еще раз отметим, что форма  начинает использоваться в текстах гораздо раньше формы  и, следовательно, происходить от нее не может.

Выбор местоименного варианта для роли подлежащего в предложении в большой степени определяется функциональным фактором, поскольку он используется как элемент определенного стиля. Так, в ПВЛ, являющейся хроникой государства, в функции подлежащего чаще всего используется вариант  В большинстве случаев его употребление обусловлено двумя условиями: 1) вариант используется в официальной речи князей, обращенной к подданным; 2) вариант необходим для соблюдения логической стройности и последовательности речи. Следует отметить, что первое условие является характерным только для  причем соблюдается довольно последовательно во всех соответствующих случаях. Второе условие является общим для всех вариантов номинатива первого лица.

В исследованных нами десяти текстах ПВЛ (по Лаврентьевскому списку) из древнейшей редакции таких, как "Месть Ольги", "Поучение Владимира Мономаха", "Испытание вер" и других, было зафиксировано всего 15 случаев употребления варианта  в роли подлежащего. Вариант  использован лишь в пяти случаях. Следует обратить внимание на то, что если  используется исключительно в официальных условиях, то форма  используется для называния говорящим самого себя в более житейских обыденных ситуациях и преимущественно в противительных конструкциях. Так, например, в тексте "Смерть Олега":  же  и оукори кудесника река то ти неправо глють вол^ъсви но  - местоимение  используется князем в мыслях и к тому же в противительной конструкции. В тексте "Смерть Игоря" из ПВЛ в предложении:  съ данью домови, а  похожю и еще - вариант  используется в противительной конструкции. Кроме этого, его использует князь, обращаясь к старшей дружине, с которой он был вынужден поддерживать дипломатические отношения, так как его положение зависело от поддержки старших дружинников. К тому же в случае, описанном в данном фрагменте, князь хитрил, пытаясь избавиться от "мужей", решив завладеть данью, на которую они имели такое же право, как и он. В такой ситуации было неразумно использовать вариант  напоминающий о его высоком княжеском положении.

Два других случая употребления варианта  также отличаются в стилистическом отношении от случаев употребления местоимения  1. и рече имъ. послушаите мене. не  за 3 дни. и  вы что велю. створите ( - старец). 2. И

 возва Володимера и рече ему. выпусти ты свои мужь, а  свои. до  борета ( - князь печенежский). Во втором предложении необходимо отметить четко выраженное противопоставление, подчеркнутое употреблением местоимений  и противительным союзом 

В пятом случае вариант  используется в речи княгини Ольги, когда она хитростью выманивает деревлян из осажденного города: а  въ градъ, а  заутра отступлю отъ града. и поиду въ градо сьи. Следует отметить, что, вполне возможно, этот фрагмент текста является поздней вставкой, поскольку он имеется не во всех списках "Повести". Так, в тексте, опубликованном в 1872 г. (СПб.), этот же фрагмент приводится без варианта  "се оуже есть . и моему  въ градъ. и приду въ градъ сь". Таким образом, этот вариант остается под вопросом.

В результате анализа всех описанных выше случаев можно сделать вывод, что вариант  являлся более демократичным и разговорным, нежели этикетный и официальный славянский 

Что же касается варианта  то он появился позже двух других и является элементом быстро развивающегося бюрократического стиля. Хотя протетический  в его составе указывает на русское произношение, поскольку появился в результате фонетического процесса, этот вариант, несомненно, является исключительно книжным, так как получает широкое распространение в документах, язык которых никак не мог отражать живую речь. Это подтверждается и правилами церковнославянского письма, до сих пор актуальными в церковной практике: в русском церковнославянском языке буква  с протетическим  называется "начальная ", она противопоставляется "юсовой ", которая используется в середине слова.

С этой точки зрения представляет интерес использование формы  в одной из берестяных грамот (N 439):  ти олово продале и свинеце и клепание вьхо (Я же олово продал и свинец и кованье все). Во-первых, в грамоте используется не йотовый вариант  а юсовый. Во-вторых, вместо ъ употреблена буква о, что никак нельзя объяснить особенностями произношения, поскольку уже в праславянский период ъ на конце слова находился в абсолютно слабой позиции, и поэтому никогда не подвергался вокализации. Грамота же написана в XII-XIII вв., когда падение редуцированных уже произошло. Оба признака свидетельствуют скорее о нарочитом, надуманном использовании этой формы для придания письму солидности и характера документа.

Особенно часто вариант  встречается в памятниках XIV в. Он используется в них как стилистическое средство деловой письменности, со временем становится основным и прочно закрепляется в формулярной части правовых актов (договорных, дарственных, купчих и т.д.). Не только местоимение, но и вся конструкция текста в этих документах имеет явно церковно-книжное происхождение. К тому же, по наблюдениям В. И. Борковского, в великорусских грамотах XV-XVI вв. количество предложений без подлежащего, выраженного личным местоимением, сокращается примерно на 46 % [3. С. 90 - 94]. Оформление формуляра с использованием йотового  было обязательным и встречается в документах вплоть до конца XVII в.:

1. Се язъ князь великии Борись Александровичь  взялъесмь... (1427 г.).

2. Се  кнзь петръ дмитриеви^ч пожалова^л есмь игумена никона... (1423 г.). 3. Во  wца и сна и стго  пишу грамот^у дшевную... (до 1499 г.).

Таким образом, можно сделать вывод: из работ компаративистов (Ф. Бопп, О. Семереньи, А. Мейе и пр.) известно, что в индоевропейский период местоимение первого лица единственного числа не имело в своей парадигме именительного падежа. Эта форма появляется достаточно поздно из разных источников и

сразу в двух вариантах: 1)  - книжный письменный, заимствован из Западной Европы через церковнославянский язык (Г. А. Хабургаев считает его южнославянским по происхождению, восходящим к болгарскому и словенскому вариантам [4. С. 218]); 2) - разговорный, восходящий к указательному местоимению. Вариант  является русифицированной формой славянского  для письменного употребления, появляется позже двух первых.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М.; Л., 1938.

2. Мейе А. Общеславянский язык. М., 1951.

3. Борковский В. И. Синтаксис древнерусских грамот (Простое предложение). Львов, 1949.

4. Хабургаев Г. А. Очерки исторической морфологии русского языка. Имена. М., 1990.

5. Иванов В. В. Историческая грамматика русского языка. М., 1990.

Постоянный адрес данной публикации: