За последние годы мусульманская община Нижнего Новгорода, насчитывающая (по данным 2006 г.) более 150 тыс. человек, стала одним из важных центров культурно-религиозной активности российской уммы, т. е. мусульманского сообщества России. В городе функционируют три мечети: Соборная, "Тауба" и на улице Ижевской, а также медресе "Махинур" (перс. "Свет луны"), координирующее деятельность многих учреждений духовного образования, готовящее кадры имамов мечетей и преподавателей основ ислама. Библиотека медресе насчитывает 20 тыс. книг, включая репринтные издания XIX - XX вв., на татарском, арабском и персидском языках.

Руководящие деятельностью общины Духовное управление мусульман Нижегородской области (ДУМНО) и Региональная национально-культурная автономия татар Нижегородской области учредили в 2005 г. Нижегородский исламский институт им. Х. Фаизханова и Нижегородский центр мусульманской культуры. НИИ им. Х. Фаизханова (планируемый как вуз) уже функционирует как научно-исследовательский центр, организующий конференции, участвующий в просветительских проектах, в том числе в издании мусульманской литературы и периодики. В этом деле важную, если не решающую роль играет нижегородский издательский дом "Медина", официально зарегистрированный в 2007 г., но фактически существующий с 2004 г. Разнообразие и масштабы его деятельности заслуживают самого пристального внимания религиоведов, особенно исламоведов. Большой размах она приобрела за последние годы, чему способствовало, в частности, создание централизованных финансовых структур, которые ставят своей задачей ликвидацию зависимости мусульманских организаций от сомнительных источников и, по выражению ректора НИИ им. Х. Фаизханова Д. Мухетдинова, "от перетекания денег уммы в "частные карманы", как это нередко происходит с арабскими и турецкими деньгами".

В 2006 г. Советом муфтиев России, Центральным Духовным управлением мусульман (ЦДУМ) России, международной Исламской комиссией и координационным центром мусульман Северного Кавказа при содействии Администрации Президента России и Правительства Российской Федерации был учрежден Фонд поддержки исламской культуры, науки и образования. Его грантами воспользовались только в 2007 г. многие исламские религиозные исследовательские и издательские центры (в том числе "Медина"), а также учебные заведения в Казани, Москве, Нижнем Новгороде, Уфе и на Северном Кавказе. Тогда же, в 2006 г., возник Фонд поддержки и развития научных и культурных программ им. Ш. Марджани при участии бизнесменов-мусульман России и Средней Азии. В 2007 г. в основном бизнес-структурами Нижнего Новгорода был образован благотворительный Фонд им. имама Абу Ханифы (жившего в VII в.), основателя одного из четырех суннитских мазхабов - ханафизма. Этот фонд в еще большей мере, чем два предыдущих, сосредоточился на финансировании деятельности издательского дома "Медина". Почти все его публикации имеют грифы этого фонда, а так-

стр. 177
же по крайней мере одного из двух ранее упомянутых - ДУМНО и НИИ им. Х. Фаизханова.

"Медина" специализируется на издании литературы по исламскому богословию, исследованиям истории и культуры тюркских народов России, межцивилизационному и межэтническому диалогу, а также на выпуске специальных печатных изданий на русском и татарском языках. Можно сказать, что начало деятельности издательского дома было положено в 2000 - 2004 гг. изданием газет "Жихан" и "Нур аль-Ильм", бюллетеней ДУМНО "Атфаль", "Магрифат", "Ихсан". С 2004 г. ДУМНО стало выпускать ежемесячную газету "Медина аль-Ислам", ныне ставшей еженедельной. На состоявшемся в Москве 1 ноября 2007 г. Третьем Всероссийском мусульманском форуме директор издательского дома "Медина" и главный редактор газеты Д. В. Мухетдинов обещал превратить ее в ежедневную. Сейчас газета выходит на 20 полосах, регулярно помещая статьи о положении российской уммы, ее трудностях и достижениях, ситуации в мусульманских регионах России и мусульманских республиках СНГ, жизни мусульман за рубежом, взаимоотношениях ислама с другими конфессиями России, в первую очередь с православием, внутрироссийских и международных проблемах, непосредственно касающихся мусульман, мусульманских праздниках, обычаях, произведениях искусства. Почти в каждом номере есть материалы по истории ислама в России, рассказы о выдающихся мусульманских деятелях, политиках, литераторах, артистах. Регулярно печатаются интервью с политическими и религиозными деятелями России, беседы на интересующие мусульман темы, фрагменты из священных для мусульман текстов и сочинений мусульманских богословов.

Наряду с газетой издательский дом начал публиковать и другие периодические издания, в частности энциклопедию "Ислам на Нижегородчине", журнал "Минарет" (официально - "российский журнал исламской доктрины"), ежегодный богословский и научно-культурологический альманах "Мавлид ан-Набий" ("Рождение Пророка"), ежегодный сборник "Рамазановские чтения" (по материалам проводящегося в Нижнем Новгороде в священный месяц Рамадан научно-богословского семинара), литературно-философский журнал "Четки" (идея которого была высказана еще Львом Толстым, замышлявшим, но не осуществившим издание с таким названием и с задачей сближения разных культур). Издаются также сборники материалов различных научно-практических конференций и форумов, часто проводимых под эгидой ДУМНО, а также научный ежеквартальный альманах "Ислам в современном мире", сопредседателями редколлегии которого являются председатель ДУМНО, главный имам - хатыб Нижегородской соборной мечети Умар-хазрат Идрисов и декан факультета международных отношений Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского, проф. О. А. Колобов. Альманах регулярно освещает самые острые проблемы межэтнических и межконфессиональных отношений, актуальные вопросы развития мусульманской уммы России и мирового исламского сообщества, а также их реакцию на глобализацию, внедрение новейших технологий и прочие вызовы современности.

Как отмечает руководитель отдела информации ДУМНО А. Давлятчина, совокупность всех перечисленных изданий, составляющих основу продукции издательского дома "Медина", "представляет собой совершенно новое явление в деле возрождения ислама в России и не имеет аналогов в масштабах мусульманской уммы нашей страны". Это становится особенно ясно, если познакомиться с книжной продукцией "Медины", выпустившей в свет за последние два года свыше 100 книг, учебных пособий и периодических изданий. С некоторыми из них можно было познакомиться на коллективном стенде "Исламская книга в России", впервые представленном на Международной книжной ярмарке в Москве (сентябрь 2007 г.) и на Третьем Всероссийском мусульманском форуме в Москве (ноябрь 2007 г.).

стр. 178
Отмечу прежде всего "Ислам на Нижегородчине. Энциклопедический словарь" (Сост. и отв. ред. Д. В. Мухетдинов. 2007. 210 с), представляющий собой 1-й выпуск серии "Ислам в Российской Федерации". Это - часть большого проекта, в рамках которого идет подготовка следующих выпусков: "Ислам в Москве и Подмосковье", "Ислам в Санкт-Петербурге", "Ислам в Касимове", "Ислам в Самаре", "Ислам в Центральной части России". При этом учитывается опыт предыдущих изданий энциклопедических словарей "Ислам на территории бывшей Российской империи" (вып. 1 - 4, М., 1998 - 2003) и "Ислам на европейском Востоке" (Казань, 2004). Что касается первого выпуска серии, то он содержит как статьи, относящиеся к региональным формам бытования ислама на Нижегородчине, так и сведения более общего порядка о движениях, терминах и деятелях ислама в России и за рубежом, о мечетях, медресе, органах мусульманской прессы, исторических памятниках, учреждениях мусульманской культуры, об ученых-исламоведах и деятелях русской культуры, проявлявших интерес к исламу (например, о Н. А. Добролюбове).

Заметное место среди публикаций издательского дома "Медина" занимает сборник "Суфизм как социокультурное явление в российской умме. Материалы Всероссийской научно-практической конференции (Казань, 21 ноября 2006 г.)" (Отв. ред и сост. И. К. Загидуллин, 2007. 268 с). Конференция была организована Российским исламским университетом (РИУ) и посвящена анализу самых различных сторон исторического, духовного и общественного бытия суфизма. Помимо статей о догматике суфизма, татарской суфийской литературе, ее поэтике и методике изучения, в сборнике публикуются исследования философских и эстетических аспектов суфизма, его социокультурной роли и влияния среди татар и народов Северного Кавказа. Их авторы - преподаватели и аспиранты университетов Астрахани, Казани и Москвы, а также главный редактор журнала "Минарет" Р. Б. Батров (имам-хатыб соборной мечети г. Ярославля).

Часть материалов сборника публикуется на татарском языке (в основном посвященных суфийской литературе и филологическим аспектам суфизма). Из статей на русском языке выделяются работы председателя Совета по делам религий при правительстве Татарстана Р. Набиева "Суфизм и духовное пространство Российской Федерации" (краткая история суфизма в России), Д. Мухетдинова "Традиции суфизма на Нижегородчине" и проф. Казанского филиала Российской академии правосудия А. Хабутдинова "Суфизм у татар как социальный институт". Очень интересна и весьма актуальна статья преподавателя РГГУ Г. Хизриевой "Вирдовые братства на Северо-Восточном Кавказе", представляющая собой хоть и небольшое (22 с), но солидно фундированное произведение, построенное в основном на полевых исследованиях автора в Ингушетии и Чечне и рукописных материалах архивов Дагестана.

Обращает на себя внимание опубликованная в сборнике статья казанских историков И. Минуллина и А. Минвалеева "Суфизм в советском Татарстане: к постановке проблемы", в которой путем использования ранее неизвестных архивных документов и новых методов их обработки убедительно доказывается, что прежние представления о полном искоренении суфизма в Татарстане за годы советской власти неверны. Авторы приходят к выводу, что даже в 1950 - 1970-е гг., несмотря на ожесточенные преследования, минимум две суфийские общины сохранялись в Татарстане.

Отмечу статью ректора РИУ И. Загидуллина "Институты суфизма в Крыму", а также статью представителей Казанского государственного университета Б. Ягудина и Н. Мамбетовой "Философия суфизма и российская практика конца XX - начала XXI в.", в которых (как и в работе И. Нафикова) затрагивается такое новое явление, как движение сторонников Саида Нурси - фактически аналога суфийского братства. Оно возникло в Турции в середине XX в., оттуда в 1990-е гг. проникло на территорию Российской Федерации, ныне контролирует ряд медресе (в Турции их - тысячи) и проповедует решительный отказ от всякой политической деятельности. Сегодня это движение, рас-

стр. 179
пространившись на Европу, Африку и Ближний Восток, насчитывает миллионы сторонников.

Весьма интересна монография И. К. Загидуллина и О. Н. Сенюткиной "Нижегородская ярмарочная мечеть - центр общения российских и зарубежных мусульман (XIX - начало XX в.)" (2006, 182 с.)- Это - богато документированный и иллюстрированный серьезный труд по истории Нижегородской ярмарочной мечети, более 100 лет бывшей центром взаимодействия и разнообразных связей мусульман России и зарубежья. Значительную часть работы (с. 119 - 175) занимают карты, схемы, планы, список первого состава (1804) мусульманского прихода ярмарки, сведения о товарах и ценах на них, об этнической принадлежности торговцев (1844 г., конец 1850-х гг.), расписки и другие документы мусульман - участников ярмарки, их списки 1885 г. и 1890 г., обращения к властям в 1912 - 1915 гг., протоколы коммерческих соглашений, рекламы, прошения, перечни товаров на ярмарке 1926 г. В качестве своеобразного эпиграфа книге предпосланы слова В. В. Путина: "Мусульманам России всегда были присущи такие качества, как добрососедство, веротерпимость, миролюбие и забота о ближнем. Последователи традиционного ислама в немалой степени способствовали упрочению в нашей стране гражданского мира, согласия и межрелигиозного сотрудничества. Это особенно важно сегодня, когда перед государством и обществом стоят серьезные задачи по противодействию любым проявлениям национального и религиозного экстремизма" (с. 3).

Во вступительном слове (с. 2 - 5) авторы монографии характеризуют значение ярмарок в Нижнем Новгороде XIX - XX вв. для экономической, социокультурной и общественной жизни российских мусульман и касаются межконфессионального диалога в Приволжском федеральном округе наших дней. А во введении (с. 6 - 9) они дают подробный разбор использованных ими источников - преимущественно малоизвестных или впервые вводимых в научный оборот документов местных и общероссийских архивов, а также литературы, включающей произведения, издававшиеся в Москве, Нижнем Новгороде, Казани, Оренбурге и Саранске с 1833 г. по 2004 г.

В основной части монографии рассказывается о "прообразе Нижегородской ярмарочной мечети" - мечети на Макарьевской ярмарке, которая продолжила традиции более ранних ярмарок, существовавших близ Нижнего Новгорода, начиная с 1366 г., и служивших местом регулярных встреч русских, татарских, армянских, бухарских и хивинских, а впоследствии также индийских, персидских, казахских и китайских купцов. В 1627 г. царь Михаил Романов сделал ярмарку подконтрольной местному монастырю, основанному в XV в. нижегородским чудотворцем Макарием. Обилие посещавших ярмарку и подолгу задерживавшихся на ней мусульман привело к созданию в начале XVITI в. молельного дома для приверженцев ислама, а с конца XVIII в. - и мечети. В царствование Александра I здесь появилась вторая мечеть - для иранских шиитов.

После пожара 1816 г. Макарьевский торг был перенесен в Нижний Новгород в Кунавинскую слободу (ныне - Канавинский район), где торговля возобновилась уже в следующем году. Нижегородская ярмарка стала главным "торжищем" империи, где начиная с 1830-х гг. встречались представители 50 народов Евразии. Причем азиатская торговля (т. е. привоз азиатских товаров) в России на 90% сосредоточивалась здесь и превышала европейскую в 1.5 - 3 раза, в то время как в целом по России объем азиатской торговли в XIX в. был меньше западноевропейской в 6 - 8 раз (с. 40). Неудивительно, что к концу XIX в. на ярмарку съезжалось до 200 тыс. человек (из них не менее 15 тыс. мусульман) из разных стран, причем, как писал наблюдатель, "русские азиаты... разнообразием своих типов и костюмов придают ярмарке отчасти восточный характер" (с. 47, 70). С середины XIX в. в ней активно участвовали не менее 300 торговцев-татар, а численность мусульман, занятых, помимо торговли, в различных работах, достигала 30 тыс. человек (с. 51, 55). Естественно, что на ярмарке с 1817 г. действовала временная деревянная, а с 1822 г. - постоянная каменная мечеть.

стр. 180
Подробно характеризуя Нижегородскую ярмарку как всероссийский и международный торговый центр, авторы детально показывают место торговцев-мусульман в ее механизме, их жизнь во время ярмарки (обычно с 15 июля до 15 августа, иногда до 25 августа), устройство их религиозного быта и роль ярмарочной мечети как главного места их общения, взаимодействия, обмена мнениями и т. п. Чрезвычайно информативен, изобилуя малоизвестными сведениями из архивов, раздел об имамах Нижегородской ярмарочной мечети, которые не только совершали богослужение, но и разрешали споры между купцами, составляли различные юридические документы по просьбе коммерсантов, исполняли обязанности шариатских судей. Иногда высший орган управления мусульман России Оренбургское магометанское духовное собрание (ОМДС) присылало в Нижний Новгород ахунов (перс, ахунд - "наставник") из Казанской, Симбирской и других губерний, причем они часто менялись (до 4 человек в год). Проживавшие в городе или прибывавшие сюда на заработки мусульмане долгое время были относительно немногочисленны, по этой причине не могли образовать самостоятельную общину и, дабы получить возможность выполнять свои религиозные обязанности, "становились членами мусульманского ярмарочного прихода".

Таким образом, Нижегородская ярмарочная мечеть объективно являлась связующим звеном между мусульманами Поволжья, центром консолидации их местной общины, и особенно мусульманами-предпринимателями от Москвы и Касимова до Казани и Сибири, с 1847 г. составлявшими общественный "приговор" с пожеланием назначения на должность имама мечети того или иного лица. Со временем социальная активность элиты мусульман неизбежно должна была принять политический характер, что и произошло на рубеже XIX - XX вв. В монографии даны портреты 33 общественно-политических деятелей мусульман России начала XX в., посетивших Нижегородскую ярмарочную мечеть или имевших к ней то или иное отношение. Среди них такие известные джадиды (мусульманские либералы-обновленцы), как знаменитый просветитель, реформатор и публицист Исмаил-бей Гаспринский (Гаспралы), будущий идеолог пантюркизма Юсуф Акчурин (Акчура-оглы), азербайджанский политик Али-Мардан Топчибашев, известный философ Муса Джарулла Бигиев, выдающийся татарский мыслитель, историк и богослов Шихабаддин Марджани, бесспорный лидер мусульман Поволжья в начале XX в. Садри Максуди, классик татарской литературы Гаяз Исхаки и многие другие.

Отмечая сильную политизацию верхушки прихода ярмарочной мечети к 1905 г., авторы подчеркивают значение предпринятых в то время лидерами этой верхушки общественных инициатив, например учредительного съезда Всероссийской мусульманской партии "Иттифак аль-муслимин" ("Союз мусульман"), делегаты которого летом 1905 г., кроме известной встречи на пароходе "Густав Струве" (после отказа им в предоставлении помещения в городе), собирались также и на ярмарке (где решили встречаться и в дальнейшем), о чем писал в своей книге в 1917 г. участник этого съезда М. Бигиев. В августе 1906 г. в Нижнем Новгороде был проведен 3-й Всероссийский мусульманский съезд, участники которого, пользуясь работой ярмарки в то время, собирались в ярмарочной мечети. В 1907 и 1908 г. 30 - 40 активистов движения джадидов также встречались в Нижнем Новгороде в дни ярмарок, но в силу малочисленности участников этих встреч они не были признаны 4-м и 5-м съездами, как было задумано. Тем не менее с сентября 1906 г. здесь действовало "Мусульманское благотворительное общество в Нижегородской ярмарке", учрежденное местными предпринимателями, а также купцами Казани, Касимова и Петропавловска. Но оно, несмотря на успехи в организации образования единоверцев и материальной помощи им, было запрещено царскими властями в 1910 г. под предлогом его будто бы "религиозного" характера.

В 1911 г. был избран "Комитет по устройству или ремонту Нижегородской ярмарочной мечети". Обветшавшее здание стало непригодным для богослужения. Однако

стр. 181
состав Комитета долго не утверждался, ибо 6 из 16 его членов оказались под подозрением в причастности к "революционной пропаганде". После многих проволочек и череды разрешений в 1915 г. строительство новой мечети в Кунавино было запрещено "по случаю военного времени", тем более что в марте 1915 г. была открыта мечеть "на горе" (т. е. в основной, верхней, части города - на правом берегу Волги). Что касается старого прихода в Заречной части, то там функции мечети перешли к молельному дому бывшего имама М. Ф. Х. Соколова, переданному в 1931 г. под "татарский деточаг" (ясли). Все предпринятые до этого (в частности, в 1926 г.) попытки построить новое здание ярмарочной мечети с помощью купцов из Ирана, Китая и Турции остались безрезультатными во многом из-за негативного отношения новых властей к Нижегородской ярмарке, окончательно закрытой в 1930 г. по причине ее неспособности "вписаться в государственное планирование" (с. 104).

История Нижегородской ярмарочной мечети, более 100 лет являвшейся центром жизни мусульманской общины города, - часть истории мусульманской уммы России, тем более что "ярмарка выступала местом встреч торговых и финансовых потоков, а мечеть... служила точкой соединения духовных интересов представителей различных составляющих исламского мира" (с. 110). Авторы монографии сумели достаточно выпукло показать многоаспектную роль Нижегородской ярмарочной мечети и в становлении городской общины верующих (махалля), и в деле развития коммерческого сотрудничества России с Востоком, и в постоянном с первой четверти XIX в. увеличении доли мусульман, особенно татар, в международной и внутренней торговле Российской империи. Став в XIX в. важным духовным центром торгово-промышленной элиты российских мусульман, мечеть объективно способствовала формированию социокультурной самоидентификации этой элиты и осознанию ею общности своих интересов в ходе встреч, общения и дискуссий как с соотечественниками, так и с мусульманами других стран. Важно было также, что мечеть действовала в специфических условиях международной ярмарки, где не только происходило знакомство с зарубежными единоверцами, но и имел место "межконфессиональный диалог представителей различных цивилизаций" (с. 112). А это ускорило и политизацию российской уммы, и ее консолидацию на внесословной основе.

Несомненно, самым крупным исследованием, изданным за последние годы нижегородскими востоковедами, стала монография проф. Нижегородского государственного лингвистического университета им. Н. А. Добролюбова, специалиста в области истории цивилизаций, тюркологии, истории России и краеведения, эксперта ДУМНО по научным вопросам, лауреата многих премий, в том числе премии им. Н. А. Островского "За значительный вклад в национально-духовное развитие татар Нижегородской области", О. Н. Сенюткиной "Тюркизм как историческое явление (на материалах истории Российской империи 1905 - 1916 гг.)" (2007. 520 с). Ее перу принадлежит более 100 опубликованных работ, в том числе монографии о 1-м и 3-м Всероссийских съездах мусульман, проходивших в 1905 - 1906 гг. в Нижнем Новгороде, главы и разделы коллективных монографий, посвященных истории мусульман Нижегородчины. "Исследуя жизнь татар - мусульман нижегородского Поволжья, - пишет в предисловии к монографии председатель ДУМНО Умар-хазрат Идрисов, - О. Н. Сенюткина логично пришла к осознанию необходимости понимания участия нижегородских татар-мусульман в политической жизни российского общества" (с. 4).

Монография О. Н. Сенюткиной вобрала в себя весь опыт предыдущих ее исследований и одновременно явилась новым словом в изучении важного периода в истории российского ислама и тюркоязычного населения России, самого феномена политического тюркизма, его внутрироссийских и внешних связей, его значения в жизни России и особенно ее мусульманского сообщества. Работа интересна и в теоретико-методологическом отношении, поскольку автор выдвигает свою трактовку тюркизма как полисе-

стр. 182
мантического проявления этнического сознания, имеющего социокультурный, политико-идеологический, цивилизационно-исторический аспекты. Особый упор при этом О. Н. Сенюткина делает на многообразие цивилизационного подхода к анализируемому материалу, не исключая при этом и других подходов, особенно СЕИ (социоестественной истории), а также синтезируя элементы концепций М. Вебера, А. Тойнби, Н. Я. Данилевского и др. Автор исходит из собственного (высказанного еще в 1997 г. в книге "История цивилизаций") представления о цивилизации и в дальнейшем распространяет его на "ценностные ориентации мусульманской части российской цивилизации". Думается, что эта концепция, в числе прочих, имеет право на существование, тем более что автор избегает крайностей в формулировках, весьма осторожно полемизируя даже с теми, с кем не согласен, и стараясь по возможности дать объективную характеристику своим предшественникам - от Б. С. Ерасова и В. А. Тишкова до Э. С. Кульпина и Д. М. Исхакова.

Выше всяких похвал источниковая база труда О. Н. Сенюткиной, включающая законодательные тексты, материалы разных ведомств (особенно полиции), документы центральных архивов РФ, а также Башкортостана, Татарстана, Нижегородской, Самарской и Ульяновской областей, отчасти Всероссийских мусульманских съездов и форумов, прессу начала XX в. на русском, татарском и других тюркских языках, сочинения мусульманских историков, писателей, теологов и политиков России того же времени, дающие достаточно яркое представление о взглядах, убеждениях, миропонимании и философии российских приверженцев ислама на стыке XIX - XX вв. Особое внимание уделено весьма репрезентативной публицистике А. Баязитова, И. Гаспринского, А. Агаева (Ага-оглу), Ю. Акчурина, Г. Газиза (Губайдуллина), Г. Исхаки, С. Максуди, Ф. Туктарова. Важным источником являются сочинения и мемуары видных фигур тюркского мира начала прошлого века - А. Валидова (З. В. Тогана), Г. Баруди, М. Кемаля (Ататюрка), М. Х. Султан-Галиева, Р. Фахретдина и менее известных.

Чрезвычайно богата использованная автором историография, разбор которой занимает большую часть введения (с. 52 - 113). Перед О. Н. Сенюткиной стояла непростая задача учесть специфику российской дореволюционной, советской и постсоветской литературы, со всеми ее особенностями содержательного и мировоззренческого характера. Эта задача усложнялась необходимостью дать объективную оценку произведений, созданных мусульманскими авторами до 1917 г., после революции и после 1991 г. Как пишет автор, "нельзя не считаться с тем, что есть традиции освещения истории у последователей тех или иных школ в тех или иных регионах" (с. 52 - 53). Эта проблема существовала всегда, но несколько неожиданно обострилась после 1991 г., когда на освещение буквально всех вопросов и прошлого, и настоящего бытия тюркских народов стали влиять местнические, регионалистские, партикуляристские и просто националистические настроения, свойственные как мусульманам, так и немусульманам. К тому же они по-разному освещаются и интерпретируются зарубежными авторами.

В целом с оценками О. Н. Сенюткиной можно согласиться. Хотя мне представляется некоторым перегибом восприятие всей отечественной литературы по истории тюрок, созданной в советское время, как осуждающей тюркизм, либо его замалчивающей. К основному блоку данной литературы это относится в полной мере. Однако как быть с трудами по тюркской истории и филологии упоминаемого в монографии В. В. Бартольда, а также В. А. Гордлевского, А. Е. Крымского, Д. Е. Еремеева и других ученых, которые, будучи, конечно, далеки от воспевания тюркизма по вполне понятным политико-идеологическим причинам, все же стремились дать объективную картину тюркского мира и бытия тюрок, обращая внимание на этнокультурные и этнолингвистические явления, межцивилизационные контакты, процессы тюркизации, исламизации и ассимиляции, в ходе которых, собственно говоря, и сформировались современные тюркоязычные народы?

стр. 183
Разумеется, эти работы не касались деятельности идеологов и лидеров политического тюркизма 1917 - 1991 гг., которые почти все были в эмиграции и считались политическими противниками нашего государства, что и подтверждается недавно раскрытыми связями некоторых из них с разведками Великобритании, Германии, Польши, Франции и Японии1. О. Н. Сенюткина пишет об этом (с. 108 - 110), критикуя Р. Б. Гайнетдинова, но не упоминает о том, что он - отнюдь не единственный в нашей литературе сторонник апологии эмигрантов-тюркистов. Автор очень серьезно и основательно (в то же время деликатно и сбалансированно) рассматривает столь непростые вопросы, как "имперский синдром" и "национализация истории", в трудах многих современных тюркологов, соотношение понятий "тюркизм" и джадидизм, "тюркизм" и "исламизм", закономерность возникновения самого явления тюркизма и идеи "казанского центризма", темы "ваисовства" (секты "Ваисова божьего полка"), взаимоотношений российских тюрок с Турцией и российскими властями в разных условиях и в разное время.

Отдав дань идеям евразийства и концепциям этногенеза в духе Л. Н. Гумилева, О. Н. Сенюткина стремится синтезировать достижения практически всех своих предшественников-тюркологов. Одновременно она одна из первых в нашей литературе делает верный вывод о необходимости "обратить внимание на то, как шел процесс усвоения российских и западных ценностей представителями тюркоязычного сообщества, и признать, что без этого усвоения не было бы политического тюркизма" (с. 135). На мой взгляд, этот вопрос заслуживает более углубленного подхода, тем более что некоторые российско-мусульманские авторы ставят вопрос о "евроисламе", т. е. об усвоении тюрками России западных ценностей, минуя саму Россию.

Наряду с этим заслуживает высокой оценки и всяческой поддержки трактовка О. Н. Сенюткиной тюркизма как феномена, формировавшегося и переживавшего сложную эволюцию в рамках развития исламской цивилизации, на раннем (VII - XIII вв.) этапе которого не существовали еще многие тюркские народности, включая самих турок, да и современных татар. Для евразийского пространства временем образования большинства тюркских этносов стала эпоха Золотой Орды XIII - XIV вв. С ее распадом началось политическое и социокультурное размежевание многих из них. Однако трудно согласиться с тем, что их "вживание... в российскую цивилизацию имело некую политическую конфликтность, но не цивилизационную", ввиду объединявшего обе стороны "монгольского наследства" и совпадения ценностных ориентации (государственности, коллективизма и т. п.) (с. 143). Думаю, правильнее было бы говорить не о совпадении, а о взаимовлиянии и взаимодействии российской и исламской цивилизаций в XIII - XIV вв., ибо при всем обилии заимствований (или полузаимствований) понятий, терминов, учреждений, обычаев, элементов архитектуры, быта, одежды, вооружения, военного строя, политических порядков и структур (Русью у ордынцев и постордынцев до XVI в., а тюрками у России - после этого рубежа) все же обе стороны сохраняли свое лицо и цивилизационную самобытность. Это не противоречит тому, что "без неправославных ценностных ориентации российская цивилизация не сможет развиваться в силу традиционной многоконфессиональности и многоэтничности сообщества" (с. 151).

Много новых сведений и соответственно ссылок на ранее неизвестные источники содержат разделы о формировании предпосылок специфически российского тюркизма (материальных, культурных, политических), настроениях тюркоязычных жителей России и действиях их элиты в 1900 - 1905 гг., о первых шагах политического тюркизма и его роли в революции 1905 г., об экономических, социальных и прочих последствиях которой также сообщается кое-что новое. Интересны и такие данные о жизни россий-

1 Подробно см.: Из истории российской эмиграции. Письма А. -З. Валидова и М. Чокаева (1924 - 1932) / Сост., предисл., примеч. С. М. Исхакова. М., 1999.

стр. 184
ской уммы того времени, как гибель во время русско-японской войны 400 мулл, призванных в армию (с. 215). Впервые дан список издателей, редакторов и даже некоторых ведущих сотрудников 13 (из 34) татарских национальных изданий, выходивших в 1905 - 1907 гг. (с. 302). Очень точно фиксируя разобщенность и неопытность тюркской политической элиты того времени, разделенной помимо региональных различий и персональных амбиций еще и, условно говоря, на "либералов", "умеренных" и "радикалов", автор тем не менее считает, в отличие от большинства других историков, что усилия элиты на рубеже XIX - XX вв. не были бесплодны, так как благодаря им "родился миф тюркизма" (с. 310). Процесс последующего размежевания политического тюркизма О. Н. Сенюткина объясняет не только репрессиями властей и бегством ряда лидеров за рубеж, но и тем, что "изначально в него были втянуты довольно разные социальные слои, различные этносы и представители весьма отличных друг от друга экономических зон России" (с. 319).

Изменения характера деятельности тюркистов в 1907 - 1909 гг., их жизнь в эмиграции и поиски возможностей политического ренессанса в 1909 - 1911 гг. автор увязывает с ростом торгово-промышленных кланов тюркских нефтяных, текстильных и хлопковых миллионеров, вокруг которых стали группироваться идеологи национализма. На действия тюркистов стали значительно влиять два фактора - экономический подъем в России и усиление пантюркистской пропаганды со стороны пришедших к власти в Османской империи младотурок. В то же время годы, предшествовавшие Первой мировой войне, были примечательны усилением преследований тюркистов со стороны царских властей, формировавших особые структуры для борьбы с их активностью, засылавших провокаторов в их ряды. С 1910 г. начинается возбуждение судебных дел по обвинению в "шпионаже", множатся донесения агентов о "протурецких объединениях" на Кавказе и в Поволжье. В этих условиях часть тюркской элиты, оставшаяся в России, сосредоточилась на культурной деятельности и поддержке мусульманской фракции в IV Государственной Думе. Всплеск сектантского движения Ваисова в 1905 - 1910 гг. -лишь свидетельство кризиса, переживавшегося в России всеми тюркистами - и джадидами, и кадимистами (приверженцами старых традиций).

Некоторое оживление тюркизма в России произошло во время войн Османской империи в Ливии и на Балканах в 1911 - 1913 гг., что было связано с сочувствием тюркистов терпевшим неудачи младотуркам (вплоть до отправки добровольцев им в помощь), с кампаниями в печати и попытками сплотить на националистической основе, а кое-где на базе эсеровских идей, мусульманскую молодежь, обучавшуюся в российских университетах. Очень интересны сведения (в основном из архивов) о малоизвестном 4-м съезде мусульман России в Петербурге (с. 453 - 457). То же самое относится к данным о реакции тюркоязычных россиян на вступление России в Первую мировую войну и о 5-м съезде мусульман России в декабре 1914 г. (с. 463 - 475). В разделе о тюркизме в России 1914 - 1917 гг. также много новых данных о деятельности тюркской эмиграции в Германии и Стамбуле (с. 476 - 482), о связи ее с антироссийски настроенными тюркистами, а также - о размежевании (идейном, политическом, этнокультурном) в рядах элиты и рядовых приверженцев тюркизма.

Монография О. Н. Сенюткиной - фундаментальное, богато документированное и учитывающее последние достижения научной литературы, глубокое и интересное исследование. Вне всяких сомнений, оно - новое слово в отечественной тюркологии, в изучении идейно-политической и социокультурной эволюции российских тюрок в тесной и неразрывной связи с российской цивилизацией, с другими этносами и этнокультурами России.

Важной публикацией издательского дома "Медина" явилась также книга Д. Ю. Арапова и Г. Г. Косача "Ислам и мусульмане по материалам Восточного отдела ОГПУ. 1926 год" (Москва - Нижний Новгород, 2007. 130 с). Оба автора хорошо известны сво-

стр. 185
ими работами об исламе в России. Ими собраны, подготовлены к печати и прокомментированы 10 совершенно секретных документов ОГПУ, характеризующих тактику органов госбезопасности СССР по отношению к исламу и особенно мусульманскому духовенству. В предисловии к книге Д. Мухетдинов и А. Хабутдинов рассматривают эволюцию отношений созданного в сентябре 1920 г. Центрального духовного управления мусульман (ЦДУМ) Внутренней России и Казахстана с властями СССР вплоть до рубежа 1930-х гг., особо отмечая при этом наличие фактической (хотя и постепенно уничтожавшейся) религиозной автономии мусульман в то время, влияние улемов (особенно Г. Буби и Х. Атласи) на систему мусульманского образования и значение съезда мусульманского духовенства в Уфе в октябре - ноябре 1926 г., в котором участвовали 437 делегатов и 265 гостей (с. 3 - 11). В своей вступительной статье (с. 12 - 36), следующей сразу за предисловием, Д. Ю. Арапов и Г. Г. Косач обращают внимание на то, что "российский ислам и его служители находились в более благоприятном положении" в 1920-е гг., чем РПЦ, и что желание использовать его как вероисповедание "угнетенного" Востока "определило гибкую и осторожную политику правящей партии и созданных ею органов власти... по отношению к мусульманским духовным кругам и рядовым последователям этого вероисповедания".

В целом соглашаясь с этой оценкой, хотелось бы сделать два замечания: 1) "осторожная политика" практически завершилась в 1926 г., сменившись грубым нажимом, преследованиями и ограничениями, хотя умелая тактика возглавлявшего ЦДУМ в 1921 - 1936 гг. Р. Фахретдина в какой-то степени продлила формальное сотрудничество мусульманского духовенства с властями СССР; 2) гибкость этой политики была весьма относительна, ибо не мешала скрытно, а с 1923 г. вполне открыто, преследовать внутри самой правящей партии Мирсаида Султан-Галиева и его единомышленников, выступавших за национальные и религиозные права мусульман России, за уважение их самобытной культуры и реальной (а не декларируемой) автономии.

Авторы книги подчеркивают ведущее место "исламского вопроса" в деятельности образованного в июне 1922 г. Восточного отдела ОГПУ, имевшего три отделения, из которых первое ведало "закордонными делами" (от Турции до Японии), второе - "всей работой" в Средней Азии, Поволжье, Приуралье и Крыму, а третье - делами на Кавказе. Исходя из того, что "и царский, и советский планы интеграции мусульман были чистейшей утопией" (с чем, откровенно говоря, можно поспорить, тем более что борьба за интеграцию продолжается), авторы подробно останавливаются на сложном положении в мусульманских регионах (басмачестве, коррупции, клановости, надежности "лишь немногочисленных сотрудников органов ОГПУ") внутри России, объясняя "сдержанный курс" в отношении мусульман, особенно в Поволжье и Приуралье, тем, что "советское руководство нуждалось в исламе" и его приверженцах для созидания "нового мира" и "социалистической цивилизации". В этой связи авторы цитируют неизвестный проект 1921 г. руководителя восточного отдела Исполкома Коминтерна (ИККИ) С. Брике-Бестужева об использовании в интересах ИККИ реакционной идеи халифата "во имя объективно революционных целей борьбы против Антанты" (с. 18 - 19).

Более половины вступительной статьи посвящено разбору обстановки 1920-х гг., во многом определившей появление помещенных в книге документов, которые "не только никогда ранее не публиковались, но и были практически неизвестны научному сообществу и широкому кругу читателей" (с. 24). Авторы концентрируют внимание вокруг трех ключевых, по их мнению, событий описываемого периода: всемирных конгрессов мусульман в Каире (май 1926 г.) и в Мекке (июнь 1926 г.), а также - съезда мусульман в Уфе (октябрь - ноябрь 1926 г.). Они дают политическую оценку значимости этих событий, а также - всего того, что им сопутствовало или предшествовало, рисуют политические портреты наиболее видных участников этих событий - королей Ибн Сауда и Хусейна Бен Али аль-Хашими, видного революционера, дипломата и раз-

стр. 186
ведчика К. Хакимова, выдающегося религиозного и общественного деятеля, богослова, историка и публициста Р. Фахретдина2. В оценках Д. Ю. Араповым и Г. Г. Косачем всего, что происходило тогда и с мусульманами внутри СССР, и в отношениях СССР с Хиджазом, Саудовской Аравией и вообще с зарубежным исламом немало нового, ранее не встречавшегося в нашей литературе. Вместе с тем сохранена в основном негативная оценка и деятельности арабских компартий, и политики Коминтерна, ранее обоснованная Г. Г. Косачом в его известной монографии 2001 г.3. Авторы сообщают также некоторые малоизвестные или вообще неизвестные детали составления документов ОГПУ или трактовки упоминаемых в них событий.

Далее идут тексты восьми документов, представляющих собой донесения, отчеты, аналитические справки, посвященные съезду в Уфе, характеристике состава, численности и направленности деятельности мусульманского духовенства разных регионов СССР, а также "наступлению мусдуховенства и мерам борьбы с ним" (преимущественно в 1925 - 1926 гг.). Девятый документ - интервью с Р. Фахретдином, возглавлявшим делегацию мусульман СССР на Всемусульманском конгрессе в Мекке. Последний, десятый, документ представляет собой обширный ("по материалам спецосведомления и инопрессы") отчет заместителя начальника Восточного отдела ОГПУ Н. Л. Волленберга зав. агитпропом ЦК ВКП(б) В. Г. Кнорину. В отчете обобщается и анализируется вся поступившая к концу 1926 г. информация о конгрессах в Мекке и Каире. Все тексты снабжены комментариями, биографическими и фактологическими справками, ссылками на литературу последних лет и на некоторые малоизвестные статьи 1920-х гг. (например, казыя К. Тарджмани, входившего в руководство ЦДУМ и описавшего состояние религиозных организаций мусульман СССР к 1925 г. в органе ЦДУМ "Ислам маджалласы"), а также на неопубликованные материалы российских архивов и Интернета.

Д. Ю. Арапов и Г. Г. Косач так характеризуют свое произведение: "Комплекс чекистских документов 1926 г., предельно ясно и откровенно освещающих стратегию и тактику поведения советской госбезопасности по отношению к "мусульманству", имеет огромное значение как принципиально важный источник по отечественной истории XX века и советской внешней политике" (с. 36). С этим можно согласиться, но стоит также добавить, что из содержания самих документов, а еще больше из авторских комментариев, дополнений и уточнений можно узнать кое-что новое и о положении самой мусульманской уммы СССР того времени, и особенно о ее элите. В этой связи важно, что на страницах книги в той или иной связи упомянуты (иногда и охарактеризованы) полузабытые и лишь выборочно извлекаемые за последние годы из небытия имена представителей этой элиты - Ф. А. Аитовой, Г. Баруди, Г. Баталова, М. Я. Бигиева, Мухлисы Буби-Бовинской, А. -З. Валидова, Г. Гумерова, Т. Ильясова, А. Кариева, Х. Мусляхеддинова и др.

В целом можно констатировать более чем заметный прогресс в работе нижегородских исламоведов буквально во всех сферах - научной, преподавательской, организационной. Объединяя усилия специалистов по исламу от Москвы до Приуралья, сотрудничая с религиозными, культурными и общественными учреждениями мусульман, они сумели добиться значительных результатов. Наилучшим свидетельством этого являются выпускаемые ими периодические издания и книжная продукция издательского дома "Медина", а также активное их участие в деятельности институтов и центров по изучению ислама в Нижнем Новгороде, всероссийских мусульманских форумов и фондов.

2 В книге Фахретдин везде именуется Фахретдиновым в соответствии с тем, как писалась его фамилия в документах 1920-х годов.

3 Косач Г. Г. Красный флаг над Ближним Востоком? Компартии Египта, Палестины, Сирии и Ливана в 20 - 30-е годы. М., 2001.

Permanent link to this publication: