Битов А. Пушкинский дом М.: Вагриус, 2007 Моление о чаше. Последний Пушкин М.: Фортуна ЭЛ, 2007

"В жилах русской литературы течет кровь Пушкина", - сказал Набоков.

В самом деле, число русских писателей, вдохновлявшихся Пушкиным, писавших о нем, не поддается учету - имя им легион. Но ни в ком "донорство" Пушкина не сказалось так победительно, как в Андрее Битове - одном из наиболее приметных русских прозаиков последней трети двадцатого века. Его пушкиниана, несомненно, занимает самую вершину соответствующей тематической пирамиды. По уровню письма его пушкинские работы стоят сразу за работами Цветаевой и Набокова. По глубине проникновения в тему, по разнообразию интеллектуальной игры с текстами Пушкина Битов не уступает никому.

Об этом свидетельствует подавляющее большинство его произведений. И его первый роман "Пушкинский дом" (закончен в конце семидесятых годов, опубликован уже "после советской власти"), и его прелестная фантазия "Фотография Пушкина" (1990). И десятки статей, впервые собранных в книге "Статьи из романа" ("Советский писатель", 1986), и два его чрезвычайно интересных по замыслу и исполнению сборника комментированных текстов Пушкина за два важнейших в биографии поэта года (1825 и 1836), с отменным изяществом изданные "Независимой газетой": "Вычитание Зайца" (1993 и 2001) и "Предположение жить" (1999).

"Моление о чаше" примыкает к этому ряду. Оно и выстроено как раздумье писателя над откликами на две упомянутые его книги. Он вступает здесь в диалог со своими оппонентами из числа энтузиастов "народной пушкинистики". Реальны эти корреспонденты писателя или выдуманы, нам неведомо. Однако это не имеет к делу прямого отношения: важно лишь, что возражения их в деле понимания тех или иных фактов биографии или творчества Пушкина могут возникнуть у многих почитателей поэта. Да и всё, пожалуй, непреходящее значение жизненного труда Битова зиждется как раз на том, что он сумел выразить взгляд на Пушкина всего своего поколения - то есть суммировать взгляды, в этом поколении преобладавшие. Нередко он ссылается на чужие мнения - и авторитетнейших специалистов, как Сергей Бочаров или Юрий Лотман, и безымянных (выдуманных?) оппонентов "из народа", и каких-нибудь своих приятелей, не имеющих прямого отношения к литературе. Реакция этих последних бывает, кстати, поразительной по своей прямо-таки художественной силе. Так, Битов сообщает о некоем друге по фамилии Жуков, который знает из Пушкина одну только строчку "Мороз и

стр. 101

солнце - день чудесный", и эта самая строчка настолько слепит ему глаза своим немыслимым совершенством, что он боится читать Пушкина дальше - чтобы не сойти сума.

Вновь и вновь возвращается Битов к сцене роковой дуэли и последним часам жизни Пушкина, вновь и вновь заставляет нас переживать все заново, нас, и без того, по слову Цветаевой, на всю жизнь раненных в живот пулей пустоголового заезжего красавчика. Казалось бы, все детали события настолько известны, что и добавить тут нечего. Кто же не помнит подробностей этой кончины, этого небывалого соединения прямо-таки античного мужества (реплике умирающего поэта, стойко переносившего непереносимую боль: "Смешно же, чтобы этот вздор меня пересилил", могли бы воздать восхищенное должное и Эсхил с Софоклом, и Плутарх со Светонием) с поистине православным смирением, восхитившим исповедовавшего его настоятеля ближайшей Конюшенной церкви. Однако Битову удается взглянуть на событие по-новому, увидеть в нем акт невероятного Тождества - личности поэта и его созданий. "Об этом нельзя писать. Тут не выкрутишься и не уточнишь. Кто мог поставить такую точную точку в конце ВСЕГО? Мало сказать - гений, надо сказать: Пушкин".

Последовательно и неотвратимо логично Битов подводит нас к мысли о том, что этот конец Пушкина на самом деле был Рубеж, попытка его прорыва к инобытию, к которому его не допустили, может быть, за прежние, особенно ранней молодости, прегрешения. Все произведения Пушкина самой поздней его поры - "Медный всадник", "Капитанская дочка", евангельский "каменноостровский" цикл лирики 1836 года - все это, по Битову, только Пролог того иного Пушкина, о котором нам остается только догадываться. Знатоку литературы о Пушкине это не может не напомнить предположение Владимира Соловьева о том, что если бы Пушкин остался жив, он непременно стал бы православным священником. Во всяком случае, трудно не согласиться с Битовым, что если бы Пушкин остался жив и творил бы еще лет тридцать-сорок, то вся русская история пошла бы по иному пути.

Роман "Пушкинский дом", бывший в свое время одним из забивных гвоздей Самиздата, ныне признан едва ли не классикой новейшей русской литературы. Он нередко переиздается как у нас, так и за рубежом. Последнее обстоятельство не случайно - роман Битова вполне "европейский" по всей своей художественной оснастке и легко вписывается в панораму европейской (и американской) литературы новейшего времени. Там ведь так называемые "кампус-романы", то есть те, что повествуют о жизни ученых, в основном, университетских или академических гуманитариев, в большом ходу, начиная с Томаса Манна, Гессе, Музиля, Хаксли, Апдайка.

Битов вплетает в эту устойчивую структуру вполне русские реалии в позднесоветских декорациях. Его герой Лев Одоевцев, сотрудник Пушкинского дома в Ленинграде семидесятых годов - это вполне привычный нам русский "лишний человек", только новейшей формации, запутавшийся в собственных комплексах обломок былой ренессансной русской культуры. Богемная среда эпохи брежневского застоя воспроизведена Битовым с яркой выпуклостью, то и дело приближающейся к гротеску: особенно в сцене пожара в святая святых - архиве Пушкинского дома, где положенное в те годы по праздникам ночное дежурство одного из сотрудников увенчивается его пьяным бунтом с поджогом. Своего рода фига, извлеченная из кармана, которую

стр. 102

кто только не держал там тогда из подсоветских интеллигентов, - вот одна из возможных интерпретаций этого романа, пронизанного пушкинскими ассоциациями и пушкиноведческими мотивами. Тема Пушкина освоена Битовым основательно. Иной раз кажется, что он и рожден был затем, чтобы найти слова, соответствующие нашему времени в его влечении к вечному кумиру России.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - Ю. Архипов:

Comments: