Продолжительная жизнь виднейшего представителя культурной и политической элиты российских мусульман Лхмета-Заки Валидова (1890-1970), или, как его стали позднее называть во всем мире, Заки Валиди Тогана, была полна превратностей, перемен, приключений, переездов, участия в войнах и революциях, политических и чисто военных битвах, идеологических дискуссиях. В то же время большая часть его жизни, а именно последние 47 лет, проведенные в эмиграции, были посвящены в основном научной деятельности, благодаря которой он стал ученым с мировым именем, крупнейшим историком-тюркологом, видным исследователем жизни тюркских народов и авторитетным знатоком истории ислама и Востока вообще. Позднее, подводя итоги своей бурной жизни, Валидов писал: "В дни моей молодости... никак нельзя было предположить, что я буду руководить большими политическими движениями в начале этого века на Урале и в Средней Азии, освободительной борьбой широких масс тюркских народов, что стану личностью, к словам которой будут прислушиваться исследователи-востоковеды мира" (1).

Действительно, как мы теперь знаем, деятельность Ахмета-Заки Валидова как политика и, особенно, как ученого получила всемирное признание. Его высоко ценили историки и коллеги-востоковеды России, Франции, Великобритании, Германии, США, Турции. Его имя неоднократно упоминалось в турецких энциклопедиях 80-х годов. Там же, в Турции, в 1989 г. была опубликована подробная биография Валидова, написанная одним из его учеников - турецким профессором Байкарой, составившим также подробную библиографию работ ученого. Известно также высказывание о Валидове его друга, немецкого ученого Герберта Янеки: "Он был действительно великим ученым, но он также был и великим человеком... Однако наряду с этими двумя качествами существует еще и третье, завершающее характеристику его личности: он - великий тюрк... Тюрк, в буквальном смысле своего имени рожденный для того, чтобы быть в первых рядах исследователей и знатоков тюркской истории" (2).

До 1990 г. в СССР имя Валидова находилось под запретом. Более того, еще в 20-е годы советскими политическими деятелями, прежде всего Сталиным, а затем и советскими историками, был изобретен ярлык "валидовщина", которым обозначалось "контрреволюционное буржуазно-националистическое движение" в Башкирии 1917-1920 гг., как об этом еще недавно, в 1987 г., было сказано в энциклопедическом издании "Гражданская война и военная интервенция в СССР". В вышедшем в 1989 г. сборнике статей "Революция и народы России: полемика с западными историками" утверждалось, что Валидов, как и прочие представители, так сказать,

стр. 122

"контрреволюционной эмиграции", просто фальсифицировал историю Октябрьской революции на Урале и в Поволжье (3).

Лишь в 1990 г. в нашей стране произошел перелом в отношении к Валидову. Было отменено направленное против него постановление Башкирского обкома КПСС от 1963 г. "Об ошибках в освещении истории Башкирской АССР". 20-21 декабря 1990 г. прошла научная конференция в Уфе, посвященная 100-летию со дня рождения Валидова. Ее материалы были изданы в 1992 г. (4) Тогда же впервые в Уфе были проведены "Валидовские чтения" на тему "История и культура народов Евразии", в изучение которых Валидов внес огромный, пока еще у нас не оцененный в полной мере вклад (5). На русском и башкирском языках стали публиковаться переводы вышедших в 1969 г. в Турции воспоминаний Валидова.

Как часто бывает в таких случаях, "враг народа" стал национальным героем. В 1997 г. Салават Исхаков писал, что "валидовщина" превратилась в "политизированную валидиану" (6). Страсти вокруг его имени не утихают. Поэтому трудно дать спокойную и непредвзятую оценку деятельности Валидова. Ниже я постараюсь по возможности объективно рассказать о крупном ученом и незаурядной личности.

Ахмет-Заки Валидов родился в ауле Кузян Стерлитамакского уезда Уфимской губернии на юге Урала в семье Ахметши (Ахметшаха), имама-хатыба местной мечети. "Жизнь башкир и татар, - вспоминал он на склоне лет, - здесь была простой, почти средневековой. Люди промышляли животноводством, отчасти хлебопашеством и лесоводством; эта жизнь могла и из меня сформировать бесцельно живущего и покорного крестьянина, наподобие моих родичей, живущих там, в условиях советских колхозов, и сейчас" (7). Эта полная горечи фраза, каковых очень много в мемуарах Валидова, написанных в эмиграции, ни в коем случае не должна восприниматься как какое-то высокомерие по отношению к своему народу. Наоборот, вся жизнь Валидова доказывает, что независимо от того, где он находился и что делал, он всегда был преисполнен любви к своему народу. Цитированные же слова вполне естественны для человека, с молодых лет стремившегося избавить своих родичей от того, что еще Максим Горький называл "идиотизмом деревенской жизни", а особенно от ненавистной Валидову покорности. Бунтарь и революционер в юности, лидер национального движения и автономии Башкурдистана в зрелые годы, а потом несмирившийся и непримиримый эмигрант, он не мог сказать иначе в 1967 г., когда стал подводить итоги своей жизни (8).

С детства Ахмет-Заки живо интересовался историей своего рода соклы-кай, хотя потом скромно умалчивал об этом и даже признавался, что он якобы "менее всего" знает "историю своего племени". Его всегда интересовали язык, обычаи, песни народа, чему способствовало и то обстоятельство, что коренным населением его родного аула были не только два башкирских рода (соклы-кай и унгут), но и переселившиеся в середине XIX в. татары-мишари и мусульмане- чуваши. Это приучило впечатлительного ребенка с младых лет видеть и различия, и сходство между народами, между особенностями их быта, хозяйственного уклада, диалектов и говоров (9). С 14 лет Ахмет-Заки ходил по соседним аулам и записывал сохранившиеся в памяти стариков фрагменты эпических поэм о знаменитом правителе Золотой Орды 1399 - 1419 гг. Едигее, а именно "Мурадым- батыр" и "Идукай и Мурадым"10. Сопоставляя их с тем, что знали и жители его родного аула, Ахмет-Заки, таким образом, еще в детстве стал собирателем фольклора, этнографического, исторического и языкового материала, на котором основывалась его будущая научная деятельность. Характерно, что одной из первых его научных работ как раз и явилась опубликованная в 1911 г. статья об эпосе "Мурадым" (11).

Многие старинные предания об эмирах и мурзах Золотой Орды, о ногайских биях и батырах, о полной опасностей жизни воинственных башкирских кочевий, о битвах, в которых они участвовали на громадных пространствах от Сибири и Поволжья до

стр. 123

Кавказа и калмыцких степей, Ахмет-Заки еще ребенком слышал от своего дяди муллы Вали, отца Ахметшаха и других родственников. От них он узнал имя своего предка в пятом поколении - Иш-Тогана. Ахмету-Заки понравилось смысловое значение этого имени ("сокол" на древнетюркском языке; "рожденный", "родной" - на татарском), и впоследствии, уже в эмиграции, он превратил его в свою официальную фамилию. Валидов на всю жизнь сохранил интерес к устным народным преданиям, песням и эпическим поэмам. Даже в конце жизни, уже будучи в возрасте 77 лет, он включил в свои воспоминания многие отрывки или целиком тексты, которые старики-башкиры напевали или рассказывали во времена его детства. Включил Валидов в свои воспоминания и сведения башкирских генеалогических летописей шежере о предводителях башкиров - Султан-Кучуке, Султан-Мурате, Султан-Гирее и Бахти-Гирее, имена которых он впервые услышал от народных сказителей (12).

Семья Валидовых была весьма известной и родовитой, хотя, как признавал потом Ахмет-Заки, "никто из нашего рода не снискал себе славу на поприще науки или культуры". Его отец, дядя, другие родственники и друзья служили унтер- офицерами и офицерами башкирских формирований русской армии и потому знали русский язык. О некоторых из них, например, о майоре Юсуфе Карамышеве, башкиры сложили песни, пользовавшиеся популярностью, причем настолько большой, что их тексты и нотные записи были впоследствии, в 1939 г., опубликованы в изданиях Венской академии наук учеником Валидова Гербертом Янеки и другом Валидова эмигрантом Галимджаыом Тагановым. Отец Валидова Ахметшах, служивший в Дагестане, и его дядя Вали, проходивший военную службу в Средней Азии, использовали это время не только для изучения русского языка, но и для совершенствования своих познаний в арабском и персидском языках, начальные знания о которых были ими получены в медресе. Ахметшах Валидов долгое время находился в ауле Гуниб, где раньше была ставка имама Шамиля, и подружился там с Дибром аль-Инди, некогда бывшим писцом у имама. Завершив военную службу, Ахметшах еще на год остался в Дагестане, продолжив там изучение арабского языка, а потом, уже уехав оттуда, вел переписку на этом языке с Дибром аль-Инди.

Все это свидетельствует о прочных связях семьи Валидовых с культурой и языком ислама, с миром ислама далеко за пределами их аула и даже Башкурдистана. В пользу этого говорят и достаточно тесные связи семьи с муллами, получившими образование в Бухаре и Хиве и даже принадлежавшими к бухарской общине суфийского братства Накшбандия. Ахмет-Заки Валидов потом оценивал башкирскую культуру как "среднеазиатскую по происхождению", что представляется некоторым преувеличением. Это объяснил впоследствии сам Валидов, указав на сильное влияние культуры Бухары и Хивы на семью его отца. Во всяком случае, влияние среднеазиатского ислама на его земляков было, судя по всему, очень сильным и доходило даже до копирования фасонов одежды и причесок. Да и вообще, позиции ислама в башкирской среде того времени были чрезвычайно крепки. Подтверждение тому - следующее высказывание Валидова: "Если с нами селились русские, скажем лавочники, кузнецы и т.п., они очень скоро овладевали нашим языком, и их дети в большинстве случаев находились под влиянием ислама, а иногда, несмотря на запрет русскими законами, принимали мусульманство" (13).

Родные Валидова со стороны матери, также учившиеся в Бухаре и Хиве, хорошо знали персидский язык. Его поклонницей была и Уммулхаят, мать Ахмета-Заки. "Отец, - свидетельствовал впоследствии Валидов, - учил меня арабскому языку, а мама - персидскому". Родители переписывались с известным татарским ученым, просветителем и общественным деятелем Ризаэддином Фахретдиновым, хорошо знали труды другого выдающегося казанского просветителя, философа и идеолога движения джадидов Шигабутдина ибн Багаутдина аль-Марджани (14). В доме почти

стр. 124

непрерывно общались родственники и знакомые, большинство которых были муллами, улемами, дервишами братств Накшбандийя и Ясавийя, звучали стихи персидских и тюркских поэтов. Всем этим интересовался Ахмет-Заки. Обладая хорошей памятью, он надежно хранил все, что понадобилось впоследствии историку и знатоку мусульманской культуры (15).

Начав учить русский язык в б лет, наряду с арабским и персидским, Ахмет-Заки в 11 лет сдал экзамен и получил свидетельство об окончании русской начальной школы. После этого он учился в ауле Утяк в медресе своего дяди Хабибназара, автора многих книг по философии, метафизике, биографии исламских авторов. Все эти книги были им написаны на арабском языке, а самая солидная из них - "Ключ к истории" ("Мифтаху-т-таварих") - была написана на татарском. Хабибназар был последователем известного мусульманского просветителя и общественного деятеля Исмаил-бея Гаспринского (Гаспралы), регулярно выписывал его газету "Терджуман" ("Переводчик"), а также прессу из Турции, придерживался, как и другие джадиды, современных взглядов на жизнь, интересуясь, в частности, астрономией и математикой (16). Естественно, он не мог не повлиять на воспитание и мировоззрение юного Ахмета-Заки. Хабибназар привил племяннику любовь к изучению биографий знаменитых людей, особенно мусульманских ученых, историков и суфиев.

Вместе с тем, усердно занимаясь хадисами Пророка, арабским языком и литературой, историей ислама, Ахмет-Заки продолжал занятия русским языком. Они шли достаточно успешно, ибо, занимаясь в медресе, Ахмет-Заки, еще, в сущности, подросток, смог перевести на чагатайский язык (который башкиры тогда под влиянием хивинцев и бухарцев употребляли в качестве литературного) "Историю Пугачевского бунта", "Подражания Корану" и "Арапа Петра Великого" А.С. Пушкина. Одновременно он стал также заниматься математикой. В 16-18 лет Ахмет-Заки прочитал все полученные дядей из Стамбула книги по религии и философии, среди которых были труды известного французского писателя Эрнеста Ренана, немецкого философа Артура Шопенгауэра, всемирно прославленного деятеля мусульманской реформации и великого муфтия Египта шейха Мухаммеда Абду.

Таким образом, уже в медресе в Утяке Ахмет-Заки постепенно сформировался в разносторонне образованного мусульманского интеллигента, хорошо знавшего арабский, персидский, чагатайский и русский языки, неплохо знакомого с культурой как Востока, так и Запада. Характерно, что в 16 лет он уже интересовался трудами Абу Хамида аль-Газали по критике теологии, изданными в Каире и Стамбуле книгами об исламском обществе, а также по физике и астрономии; произведениями Толстого на русском языке и в переводе на арабский; турецко-французским разговорником, так как именно тогда он начал заниматься еще и французским языком (17).

В 1907 г. Ахмет-заки прочитал книги русского тюрколога Николая Ядринцева "Сибирь как колония" и "Сибирские инородцы, их быт и современное положение". Н. Ядринцев защищал права нерусских народов Сибири. "Обе книги, - писал впоследствии Валидов, - имели большое влияние на формирование моих политических взглядов". К этому времени он уже многому научился, неплохо знал произведения арабских и тюркских историков, в том числе жившего в Хиджазе своего земляка Мурада Рамзи, издавшего в 1907 г. в Оренбурге на арабском языке двухтомную (объемом в 1300 страниц) историю казанских татар и российских мусульман. К тому же на юного Ахмета-Заки, несомненно, влияла обстановка, создавшаяся в России в результате поражения в войне 1904-1905 гг. с японцами и революции 1905-1907 гг. Он запоем читал поступавшие из Петербурга в библиотеку его отца арабоязычные газеты "Ульфат" ("Братство") и "Ат-Тильмиз" ("Студент"), а также политические, экономические и литературные публикации (преимущественно на тюркских языках), издававшиеся в Астрахани, Баку, Бахчисарае, Казани и Оренбурге. Так завершился

стр. 125

процесс взросления подростка, превращения его в серьезного и образованного молодого человека (18).

В июне 1908 г. Валидов покинул родной аул против воли родителей, твердо решив стать ученым новой современной формации. Естественно, оставаясь в ауле, этого достичь было невозможно. Сначала он попал в Оренбург, а потом в Казань, где в газете "Баян аль-хакк" ("Вестник истины") была опубликована первая его статья, своими спорными положениями вызвавшая большой шум в обществе и даже отповедь со стороны известного татарского поэта Габдуллы Тукая. В Казани Валидов поступил в медресе Касимийя, одновременно продолжая заниматься и светскими дисциплинами с частными преподавателями, а также подрабатывая в редакциях газет "Баян-аль-хакк" и "Вакыт" ("Время"), придерживавшихся либерально-обновленческой линии джадидов. В эти же годы Ахмед-Заки Валидов сотрудничает в астраханских изданиях "Магариф" ("Просвещение") и "Идел" ("Волга"), много переводит и рецензирует. Позже он напишет: "Статьями в газете "Идел" я заявил о себе, как об исследователе древней истории тюрок и истории ислама" (19).

В 1909-1910 гг. Валидов стал преподавать в медресе Касимийя тюркскую историю и историю арабской литературы. Так с 19 лет он стал заниматься научно- педагогической деятельностью. Начав в ходе преподавания составлять учебник "Тюркская история", он познакомился с трудами впоследствии всемирно известного востоковеда академика В.В. Бартольда, знаменитых российских историков Николая Карамзина и Сергея Соловьева, французских ученых Леона Казна, Эрнеста Лависса и Альфреда Рамбо. "После прочтения всего этого, - считает Валидов, - я был на верном пути в изучении тюркских народов... я стал выписывать книги по истории Востока из книжных лавок Лондона и Лейдена, Ташкента и Баку". Это заставило его также более углубленно заняться французским языком и начать изучение английского. Одновременно, готовясь к вступительным экзаменам в русскую учительскую семинарию, Ахмет-Заки занимался латинским и немецким языками, математикой, русской литературой. Параллельно Валидов собирал тюркские и персидские рукописи, осуществлял критический разбор тюркских народных песен - четверостиший, статью о которых он опубликовал в 1911 г. в журнале "Шура" ("Совет") (20).

Как и все молодые мусульманские интеллигенты начала XX в., Валидов мучительно искал ответа на остро волновавшие его вопросы: "Что было истинной причиной исторического отставания мусульман от Запада? Справедливо ли бытующее на Западе мнение, что главной причиной тому является ислам?". Он искал ответы на эти вопросы у известного украинского востоковеда А.Е. Крымского и знаменитого арабского философа и историка Ибн Халдуна, у голландского арабиста Р. Дози и русского социал-демократа Г.В. Плеханова, у немецкого исламоведа А. Мюллера и российского знатока истории Ирана и Туркестана В.В. Бартольда. В конце концов он остановился на том, что открытие новых морских путей, начиная с XVI в., способствовало упадку Востока и проходивших по его землям старых дорог, а это и обеспечило Западу экономическое превосходство. Вероисповедание здесь было ни при чем. "Я принял, - говорил Валидов в 1967 г., - экономические взгляды Плеханова, Бартольда и соответственно писал свои книги по истории тюрок. Я остался верен подходу к истории с точки зрения развития экономики как в 1910 г., так и в 1940 г., когда издал в Египте "Введение во всеобщую историю тюрок", и в 1946 и 1950 гг., когда опубликовал в Стамбуле книги по теме "Методология в исторических исследованиях" (21).

Как видим, Валидову и в молодые, и в зрелые годы был свойствен достаточно широкий подход к интерпретации истории. Этот подход базировался на огромных знаниях, богатой эрудиции автора и его непредвзятой позиции, нежелании ограничивать себя какой-либо идеологической или даже чисто научной схемой. Вместе с тем, несмотря на свое свободомыслие, Валидов никогда не был равнодушен к

стр. 126

религии. "Мне кажется, - говорил он, - господство Бога и религии в человечестве очевидно. Кто отвергает это, вынужден жить в одиночестве, отторгнув себя от своей нации". В этих словах - ключ к пониманию Валидовым роли ислама в истории и жизни мусульманских народов. Подчеркивая, что его отношение к исламу "такое же, как у либеральных мутазилитов и у аббасидского халифа Мамуна", он вместе стем считал, что "ислам надо воспринимать как религию духовную". Ислам для него был не только религией, но и фактором сплочения мусульман, основой их культуры, их философии и самобытности.

Вместе с тем он писал в 1910 г.: "Я одержал победу над исламским фанатизмом". В повседневном быту это выражалось в пренебрежении к некоторым обрядам и пищевым запретам. В интеллектуальном плане - в попытках свободной интерпретации ислама и традиционных представлений мусульман. В статье, написанной в те годы, Ахмет-Заки Валидов утверждал: "Для образованных людей религия состоит из веры в то, что вселенной правит разум, что ее вращает разумное существо... Заниматься возней муравьев или делами каждого Ахмеда и Мамеда - не дело Аллаха, а дело созданного им порядка вещей". Подобные взгляды вели к спорам и стычкам с родственниками. Но в конечном счете Валидов настоял на своем. "В результате бурных философских дискуссий, - подводил он итоги своей жизни, когда ему исполнилось 20 лет, - я оставил занятия религией и посвятил себя другим сторонам культуры, исламской и общечеловеческой".

Ахмет-Заки всегда интересовался не только достижениями исламской культуры, но и ее великими творцами. В 1910 г. он впервые узнал об имени Абу Рейхана аль-Бируни и особенно усилил свои занятия немецким языком, так как многие работы, посвященные аль-Бируни, были написаны именно на этом языке. Вместе с тем он уделял внимание и другим видным личностям в истории ислама, взяв за образец книгу известного арабского писателя и историка Джурджи Зейдана "История мусульманской цивилизации" (22).

В 1912 г. Валидов опубликовал в Казани свою первую книгу - "История тюрок и татар" - на татарском языке. Эта работа получила положительную оценку, благодаря чему 22-летний ученый, даже не имея высшего образования, уверенно вошел в ряды российских востоковедов. Он переписывался с крупнейшим русским арабистом И.Ю. Крачковским, установил прочные связи с книготорговцами Каира и Стамбула, с западноевропейскими издателями. Его книгу хвалили рецензенты газет "Терджуман" в Бахчисарае, "Вакыт" в Оренбурге, журнала "Тюрк юрду" в Стамбуле, научных периодических изданий Германии и Венгрии. Валидов был принят в почетные члены Общества археологии и истории при Казанском университете. Ему подражали: в частности, по образцу его труда написали книги по истории тюрок турецкий автор Рыдван Нафиз в Стамбуле и туркестанский публицист-джадид Юнусджан Хаджи Агалиев (Агалык-оглы) в Коканде. Валидова объявили "летописцем тюрок" столь видные и разные люди, как татарский просветитель и идеолог джадидизма Ризаэддин Фахретдинов в Оренбурге, азербайджанский писатель, публицист и общественный деятель Алибек Гусейнзаде (переехавший в Турцию и ставший там одним из основателей младотурецкой партии "Иттихад ве теракки"), а также известный турецкий историк Фуат Кепрюлю в Стамбуле (23).

Для того чтобы правильно оценить значение первой книги Валидова, следует вспомнить, что ко времени ее появления еще не было работ Г.С. Гу-байдуллина (Г. Газиза), М.Г. Худякова, вышедших в свет гораздо позже (24). Многие сочинения российских историков (Д.И. Иловайского, А.Ф. Можаровского), касавшиеся тюрок, были преисполнены имперского великодержавия и не давали объективного описания исторических событий. Сочинение видного мусульманскго историка Ш. Марджани "Мустафад аль-ахбар фи ах-вали Казан ва Булгар" ("Источники по истории Казани и Булгара"), вышедшее двумя томами в 1885-1900 гг. вызывало у

стр. 127

многих негативную реакцию, поскольку Ш. Марджани допускал "высказывания, принижающие казахские и башкирские племена" (25). К тому же после 1905 г. мусульмане России, особенно джадиды, быстро политизировались: в 1905-1906 гг. среди них стала действовать партия "Иттифак аль-муслимин" ("Союз мусульман"), пытавшаяся добиться улучшения положения мусульман путем мирных реформ. Однако вскоре лидеры партии пришли к печальному выводу: "Революция произошла, но не победила, жизнь осталась такой, какой была" (26). В связи с этим один из видных джадидов Татарстана среди руководителей партии - Юсуф Акчура оглы (Акчурин) даже эмигрировал в 1908 г. в Стамбул, где стал идеологом пантюркизма (27). Отсутствие реальных преобразований впоследствии толкнуло на этот путь и многих других образованных мусульман России.

Большой успех первой книги и международное признание способствовали налаживанию Валидовым связей с представителями самых разных кругов за пределами родного ему Поволжья и Приуралья. Его стали приглашать в Уфу, Самару, Фергану, Петербург. В.В. Бартольд, летом 1912 г. предпринявший длительное "исследовательское путешествие" по местам компактного проживания российских мусульман, на встрече с мусульманами Барнаула высоко оценил исследовательскую деятельность Валидова, незадолго до этого опубликовавшего в газете "Вакыт" статью о научных трудах В.В. Бартольда, которые он довольно хорошо изучил. С этого времени началась их переписка и сотрудничество Валидова с журналом "Мир ислама", издававшимся В.В. Бартольдом в 1912-1913 гг. На деньги богатых мусульманских спонсоров Уфы Валидов начал собирать собственную библиотеку по Востоку, в которую входили, наряду с ранее имевшимися у него арабскими и турецкими книгами, также выпущенные в Бомбее и Калькутте издания на фарси, "Бабур-намэ" и другие произведения тюркских и персидских авторов. Продолжая в 1912-1913 гг. преподавание в медресе, Валидов по настоянию туркестанских и казахских друзей продолжил сбор и систематизацию материалов по истории Мавераннахра (Средней Азии), Кашгарии (северо-запада Китая и сейчас населенного в основном мусульманами), а также по истории ногайских и казахских ханов. Все эти материалы были ему необходимы для второго тома "Истории тюрок". Одновременно он работал в архивах комиссии по размежеванию башкирских земель, внимательно изучал русскую литературу по истории Западной Сибири, где проживало немало татар, башкир, ногайцев и других тюрок.

К 1913 г. стало ясно, по словам самого Валидова, что "занятие исключительно тюркской историей" неизбежно заставило его "стать политиком". В журнале "Шура" (1913, N 19-22) он опубликовал четыре статьи, в которых доказывал, что богатый башкирский фольклор беднеет под влиянием инородных воздействий, что башкиры благодаря разным обстоятельствам лучше всех сохранили древнюю тюркскую культуру, национальную музыку, народную поэзию, военную дисциплину, умение ездить верхом и обращаться с оружием. Статьи были "хорошо приняты" башкирской интеллигенцией и даже вызвали сочувственные отклики в прессе. "Очень пригодились эти статьи, - вспоминал Валидов, - через 4 года, когда мы начали башкирское политическое движение" (28). В сущности, уже в 1913 г. он сделал первый шаг к тому, чтобы стать идеологом этого движения.

В 1914 г. Валидов совершил длительную поездку в Туркестан, посетив при этом Ташкент, Фергану, Самарканд и Бухару. Он собирал рукописи, частные документы и сведения по географии, истории и экономике, старинные ведомости религиозных учреждений, редкие материалы по этнографии узбекских племен, по истории и литературе региона после XVI в. Еще более важными были личные контакты, установленные им за время многомесячной поездки с татарскими, казахскими, узбекскими, киргизскими и ногайскими историками, поэтами, офицерами и студентами.

стр. 128

Среди них были видные деятели среднеазиатских джадидов, в том числе будущие лидеры партии "Шура-и-Исламийя" Мустафа Чокаев (в эмиграции - Чокай-оглы), Мунаввар Кори Абдурашидхан и Убайдулла Ходжаев. Во многом помог Валидову служивший при Сырдарьинском военном губернаторе полковник Абубакир Диваев, башкир по национальности, к тому времени уже известный знаток фольклора, этнографии и археологии Туркестана.

Эта поездка, как и последующая в том же году (на этот раз - по официальному направлению Российской Академии наук), способствовала лучшему пониманию Валидовым истории и современной жизни Средней Азии. В частности, ему удалось впервые найти полный текст киргизского эпоса "Манас", записанного арабской вязью в XIX в. Этот текст сильно отличался от варианта, ранее опубликованного известным российским тюркологом В.В. Радловым и в котором даже были, по мнению Валидова, явные приписки, в частности касающиеся "Ак Патша" ("Ак Падишаха"), т.е. Белого Царя, как называли тюрки русского государя со времен Василия III. Найденный им текст "Манаса", записанный в эпоху правления кокандских ханов, Валидов считал более близким к оригиналу, повествовавшему о событиях IX в. (29)

Материалы этих поездок, как и других, легли в основу последующих трудов Валидова по тюркской истории, в том числе его основополагающего труда, обосновывавшего теорию пантюркизма, или "туранизма", а именно "Введения в общую историю тюрок" (30). И если создателем теории пантюркизма считается турецкий философ и социолог Зия Гекальп (1876 - 1924), то "важнейшим вкладом" в развитие этой теории, в ее обоснование и подкрепление историческими, социологическими и культурологическими аргументами признаны ныне работы Валидова, особенно упомянутое выше "Введение... " (31).

Летом 1914 г. Валидов сумел переправить в Стамбул ценнейшую библиотеку, проданную казанским профессором Катановым за 8 тыс. рублей и пополненную самим Валидовым, прикупившим дополнительно книг еще на 7 тыс. рублей. Впоследствии оказалось, что именно этот фонд составил основу библиотеки Института тюркологии при Стамбульском университете. "Когда я в 1925 г. приехал в Турцию, - пишет Валидов в мемуарах, - для меня эта библиотека явилась настоящим сокровищем. Без русских научных изданий этой библиотеки мои исторические публикации опирались бы только на восточные и западные источники и были бы недостаточными" (32). Это признание говорит о многом. Оно, во-первых, констатирует, что Валидов, прошедший ко времени написания мемуаров долгий путь национализма, пантюркизма и враждебного отношения к СССР, все же, как настоящий ученый, объективно отдавал должное достижениям дореволюционной российской тюркологии. Во-вторых, именно прекрасное владение этими достижениями и русским языком, как и личный опыт пребывания в различных тюркоговорящих мусульманских областях России, составили несомненное преимущество Валидова перед другими тюркологами за рубежом, в том числе и турецкими.

Кстати, не следует думать, что Валидов смолоду ограничивал свои научные интересы только тюркологией. Еще обучаясь в медресе своего дяди, он заинтересовался арабской историографией, особенно сочинениями Ибн аль-Асира и Ибн Халдуна. По философии истории Ибн Халдуна он сделал большой доклад в Обществе археологии при Казанском университете, впоследствии им переработанный и опубликованный в Турции в 1914 г. в виде статьи "Будущее мусульманских стран в представлении Ибн Халдуна". В ней Валидов выступил с типично джадидских позиций, заявив: "Теократия - главная беда для тюрок... Религия и правительство должны быть отделены друг от друга.... Предписания Корана должны видоизменяться в светских предписаниях". По его мнению, попытки "улучшить ислам" были бесплодны, а Ибн Халдун видел секрет успехов Тимура в том, что тот правил не по шариату, а по законам "Ясы" Чингисхана (33).

стр. 129

Отчет о пребывании в Туркестане, сделанный Валидовым в Петербурге, был в 1915 г. опубликован в "Записках Русского археологического общества". Восхищенный работой талантливого самородка, В.В. Бартольд сказал Валидову, что добьется его зачисления на восточный факультет Петербургского университета даже без экзаменов за курс гимназии. В.В. Бартольд собирался отправить Валидова для изучения мусульманских рукописей в хранилищах Великобритании, Франции, Германии и Австро-Венгрии. Однако начавшаяся первая мировая война помешала этим планам.

Трудно перечислить все находки Валидова в Средней Азии, впоследствии так или иначе использованные в его статьях, книгах, заметках: и древний, относящийся к Х в., первый перевод Корана на тюркский язык, и другие ценные рукописи, особенно XVI в., копии настенных надписей времен Тимуридов, произведения Ахмеда Ясави и других тюркских суфиев, записи языка и фольклора племен локай и карлук, материалы о монгольских кишлаках эпохи Тимуридов и о Душанбе VII - VIII вв., когда он еще только начал превращаться из центра буддизма в город ислама. Частично сведения о всех этих находках Валидов опубликовал в "Записках Русского археологического общества" за 1916 г.

Известно, что Валидов активно участвовал в собраниях востоковедов в Петербурге, особенно тюркологов, печатал статьи, помогал В.В. Бартольду, даже "просматривал корректуру" его работы о походе Тимура в Индию и, как пишет Валидов в мемуарах, "помогал ему читать источники, когда он писал о жизни Улугбека". В.В. Бартольд, очевидно, давал Валидову на просмотр подготовленную им публикацию "Дневник похода Тимура в Индию Гияс-ад-Дина Али. С приложением соответствующих отрывков из "Зафер-намэ" Низам-ад-Дина Шами". Эта книга вышла в свет в Петербурге в 1915 г. Судя по всему, помощь Валидова, изучившего в Средней Азии ряд неопубликованных рукописей о походах Тимура (об этом он упоминает в мемуарах), была для В.В. Бартольда весьма ценной. Недаром в "Предисловии редактора" к этой публикации, которое имеет источниковедческий характер, В.В. Бартольд назвал и статью Валидова (вернее, его отчет) "Восточные рукописи Ферганской области". Это лишний раз подтверждает большое доверие В.В. Бартольда к познаниям молодого ученого, его убежденность в больших способностях и научном потенциале Валидова. Несмотря на заступничество В.В. Бартольда, Валидов все же был мобилизован в 1915 г. в армию. Освобожденный через две недели от военной службы как учитель русской школы для инородцев (он успел к тому времени сдать соответствующий экзамен), Валидов перебрался в Уфу, где стал преподавать историю тюрок и тюркской литературы. Он опубликовал в Казани в 1915 г. дополненную и иллюстрированную "Краткую историю тюрок и татар", тогда же в Ташкенте -статью по истории Ферганы XVIII в. В это же время он начинает активно заниматься политикой, устанавливает связи с башкирскими и казахскими автономистами, с конца 1915 г. работает в Петербурге помощником мусульманских депутатов Государственной Думы от Поволжья. В науку он, по его собственному признанию, вернулся лишь через 11 лет (34).

Политическая карьера Ахмета-Заки Валидова - особая тема, весьма сложная для объективного изучения, ибо до сих пор идут споры как по поводу конкретных действий Валидова - политического деятеля, так и по оценке всего периода революции и гражданской войны 1917-1922 гг. в России вообще, в Поволжье и Приуралье в том числе. Поэтому я остановлюсь лишь на основных этапах политической деятельности Валидова в 1916-1923 гг.

В Петербурге в 1916 - 1917 гг. он довольно тесно общался с такими известными политическими лидерами России, как А.Ф. Керенский и М.М. Ковалевский, Максим Горький, вместе с которым он составлял сборник "Российские мусульмане", включавший, в частности, произведения Исмаила Гаспралы, Мирзы Фатали Ахундова и

стр. 130

других деятелей исламской культуры в России. Естественно, чаще всего Валидов встречался с бывшими тогда в Петербурге мусульманскими политиками, такими как Ахмед-бей Цаликов, Мустафа Чокаев, Кутлукай Тевкелев, Алимардан Топчибаши, Алихан Букейхан (35). Когда в России была свергнута монархия в феврале 1917 г., все они разделились на так называемых "унитаристов", считавших, что Россия должна оставаться единым государством с автономией для мусульманских областей, и "федералистов", считавших необходимым преобразовать Россию в федерацию республик. Валидов с самого начала был "федералистом". Он участвовал в подготовке и проведении Всероссийского съезда мусульман в Москве в мае 1917 г. и Всетуркестанском съезде мусульман в апреле 1917 г., был избран секретарем Мусульманского совета Туркестана и редактором его газеты "Кенгаш" ("Совет"), членом Исполкома мусульман России, Центрального шуро (совета) Башкурдистана. С июля 1917 по август 1918 г. он издавал (сначала в Оренбурге, потом в Челябинске) газету "Башкурд" ("Башкир"), в которой отстаивал идею автономии башкир. Вместе с тем Валидов придерживался в то время ориентации на левых джадидов и эсеров и признавался, что "начиная с 1911 г. изучал социалистические идеи и более или менее одобрял их". Однако главным для него стала борьба за самостоятельность Башкирии, от которой он был избран депутатом Учредительного собрания России. Валидов очень гордился тем, что автономия Башкурдистана была провозглашена 11 ноября 1917 г., т.е. раньше, чем других мусульманских областей России. В правительстве автономии Валидов руководил внутренними делами и обороной (36).

В феврале 1918 г. автономия была свергнута, а Валидов оказался в тюрьме, из которой вскоре бежал. Однако восстановить автономию удалось лишь в июне 1918 г. при поддержке восставших против большевиков чехословацких легионеров. Базируясь в Челябинске, а потом в Оренбурге, правительство автономии действовало совместно с автономистами Коканда, Алаш-Орды в Казахстане и Комитетом Учредительного собрания в Самаре. Но в ноябре 1918 г. адмирал Колчак, провозгласив себя верховным правителем России, разогнал Комитет Учредительного собрания и объявил о ликвидации башкирской и казахской автономий. Последовали атаки белогвардейцев против башкирских формирований, отказавшихся подчиниться Колчаку. Тогда Валидов и другие лидеры автономии, вступив в переговоры с Москвой, перешли, после некоторых колебаний, на сторону большевиков и подписали с ними соглашение 18 февраля 1919 г. Вместе с ними от Колчака ушли свыше 2 тыс. башкирских бойцов с оружием и офицерами. После этого Валидов встречался в Москве с Лениным, Сталиным, Троцким и другими советскими руководителями. Став членом избранного Всебашкирским съездом 21 февраля 1919 г. Башкирского ревкома, Валидов начал 15-месячный период сотрудничества с Советской властью и даже вступил в коммунистическую партию где-то на рубеже 1919-1920 гг., как указывают историки - "при личном содействии Ленина" (37).

Однако слишком многое разделяло Валидова и большевиков. Москва не принимала многих его идей, не дала согласия на формирование им социалистической партии "Эрк" ("Воля"), подозрительно относилась к его планам объединения мусульман России. Впоследствии все или почти все эти обвинения были предъявлены и Мирсаиду Султан-Галиеву, который также пытался внушить руководству большевиков необходимость гораздо большего внимания к проблемам мусульман и гораздо большего уважения самобытности их религии, культуры, обычаев и национальных прав (38).

Постепенно Валидов пришел к убеждению, что его взгляды несовместимы с дальнейшим сотрудничеством с Москвой. В июне 1920 г. он выехал в Баку на созванный там Первый съезд народов Востока, но фактически перешел на нелегальное положение. В Баку он жил тайно, опасаясь ареста, и в дальнейшем перебрался через Дагестан в Среднюю Азию, где стал одним из руководителей

стр. 131

басмаческого движения. Несмотря на старания руководителей большевиков вернуть Валидова на путь сотрудничества, он уехал в 1923 г. сначала в Иран, потом в Афганистан, Индию, Аравию и Ливан. Окончательно осев в Турции, он вернулся к научной работе востоковеда (39).

Занимаясь активной политической деятельностью, Валидов вместе с тем не забывал и о научной работе. В ноябре 1917 г. он подготовил три карты (впоследствии использованные в его сочинениях) - Большой (т.е. всей) и Малой (восточной) Башкирии, а также Федерации мусульманских автономных государств Восточной России в составе Татарстана, Башкурдистана, Казахстана и Туркестана. Находясь в тюрьме в Оренбурге в начале 1918 г., он продолжал писать начатую в 1915 г. "Историю ногайцев". Попадая в те или иные тюркоязычные области в ходе поездок по России в 1917-1922 гг., он никогда не упускал случая ознакомиться с местными обычаями, диалектами, книгами, приобрести ценные рукописи или документы, встретиться с учеными. Однако в годы политической борьбы систематически наукой он все же не занимался. Более того, даже выехав в Иран, где он просил разрешения пользоваться библиотекой имама Ризы в Мешхеде, он все же рассчитывал снова вернуться в Туркестан и продолжать деятельность председателя созданной им в 1921 г. Федерации национально-демократических объединений мусульман Средней Азии (по данным С.М. Исхакова, эта организация называлась "Туркестанское национальное объединение" и за лидерство в ней с Валидовым соперничал М. Чокаев). Возвращение от политики к науке для Валидова было трудным. Его первая в эмиграции статья "Социальная революция на Востоке и задачи восточной революционной интеллигенции", опубликованная в 1924 г. в Турции, имела сугубо политический и публицистический характер (40).

Недавно опубликованные письма Валидова свидетельствуют о том, что и в 1924 - 1931 гг. он пытался как-то поддерживать прежние связи политического характера, напоминая: "Немало служил я революции в России, служил ей в самые трудные для нее времена не под палкой" (в обращении к полпреду СССР в Берлине Н.Н. Крестинскому 12 апреля 1924 г.). В письме И.В. Сталину 24 декабря 1925 г. Валидов, протестуя против репрессий, которым были подвергнуты в СССР его родственники, тем не менее подписывался: "С совершеннейшим почтением бывший предревкома Башкирской Советской Республики" - и посылал копии письма М.В. Фрунзе и А.В. Луначарскому, явно надеясь как-то договориться с лидерами СССР (41). По некоторым данным, Валидов до 1926 г. продолжал поддерживать политические связи с руководством СССР, оставаясь "коммунистом с национальной окраской". Лишь после разоблачения по прямому указанию Сталина "контрреволюционной валидовщины" в тезисах Башкирского обкома ВКП(б) 1 июня 1926 г. он попытался "стать мусульманским политиком первой величины", причем в прямой конкуренции со своим бывшим другом и единомышленником М. Чокаевым (42).

Все это, естественно, нельзя отделить от жизни Валидова за рубежом, от его связей с различными фракциями и группировками. К нему самому как к человеку и политику можно относиться по-разному, тем более что его мемуары, изданные в Турции в 1969 г., содержат не только много антисоветских, но и прямых антирусских выпадов. Кроме того, такие качества Валидова, как непомерное честолюбие, склонность к самовластию, авантюризму и политическим интригам, отмечают и друзья, и враги, и исследователи его жизненного пути (43). Очевидно, не следует все же склоняться к подобной односторонне негативной оценке общественной деятельности Валидова, как и к преувеличению его роли в революционных событиях 1917-1922 гг., что характерно, в частности, для зарубежных историков (44). Любой политик в годы революции и гражданской войны в России не раз менял свою позицию, так как многократно и часто при этом весьма радикально менялась обстановка, а с нею условия, методы и тактика борьбы противоборствующих сил.

стр. 132

Вот как характеризовал Валидова его самый коварный противник - Сталин: это - "человек незаурядный, с характером, с волей, человек практики" (45). А вот что писал о нем знаменитый Мирсаид Султан-Галиев в мае 1923 г., находясь уже в тюрьме и будучи заинтересован в опровержении предъявленного ему обвинения в "связях" с Валидовым: "З. Валидов - один из тех "самородков", которые создаются лишь веками... И я уверен, что, если бы мы не оттолкнули его от себя, это был бы один из честнейших работников Коммунистической партии на Востоке" (46). Сейчас в это трудно поверить. Но в 1923 г., да еще с учетом продолжавшихся тайных контактов Валидова с Москвой, это было вполне возможно.

Переехав в апреле 1923 г. в Афганистан, Валидов провел там пять месяцев. Кстати, выехав за рубеж, он перестал быть Валидовым, приняв в честь своего предка фамилию Тоган. Еще до этого, примерно с 1918 г., он стал называть себя в тюркской среде не Валидовым, а Валиди. В Афганистане Валиди Тоган тщательно изучил памятники Герата, впоследствии описанные им в турецкой "Исламской энциклопедии". В Герате же им была найдена богословская рукопись на арабском языке, но с элементами восточно-иранского хорезмийского языка, исчезнувшего еще в XIII в. Статья об этой находке была им потом опубликована на немецком языке в журнале "Islamica". В 1951 г. Тоган опубликовал в Стамбуле словарь хорезмийского, как он считал, "диалекта" и даже сделал об этом доклад на XXII Международном конгрессе востоковедов (47). Впоследствии этим языком занимались ученые СССР, Германии и США.

В Индии Тоган приобрел огромное количество литературы, в основном на персидском, арабском и английском языках, и составил план своей последующей научной деятельности, в соответствии с которым и работал потом до конца жизни. Выехав в ноябре 1923 г. на пароходе из Индии в Аравию, он вез с собой 86 томов книг и множество брошюр в 18 сундуках-шкафах. Впоследствии библиотека размещалась в 100 таких шкафах. Причем сам Тоган отмечал, что вот так же, в сундуках и сумах, перевозил свою библиотеку великий мусульманский ученый-энциклопедист IX-X вв. Абу Наср Мухаммед ибн Тархан аль-Фараби.

Основной темой исследований Тоган избрал политическую и культурную историю мусульман Ближнего Востока, Средней Азии и России. Дальнейшее пребывание в Египте и Ливане он использовал для подготовки к этой работе, как и последующие 18 месяцев жизни в Европе, во время которых, особенно во Франции и Германии, Тоган встречался как с многочисленными эмигрантами мусульманами из России, так и с учеными-востоковедами. В феврале 1924 г. он выступил с докладом о рукописях, найденных им в Мешхеде и Кабуле. Доклад этот стал одной из первых публикаций произведений Заки Валиди Тогана в органе французских востоковедов "Journal asiatique". В Берлине Тоган составил каталог имевшихся в библиотеке Пруссии рукописей Восточного Туркестана. 23 ноября 1924 г. Тоган провел там съезд возглавляемого им Национального союза Туркестана, выступившего за единство всех тюркских земель и против начавшегося тогда национального размежевания в Средней Азии. Это была одна из последних политических акций Тогана, если не считать его последующих споров с некоторыми видными эмигрантами (например, Мустафой Чокаевым, Гаязом Исхаки и др.) из-за отношения к социализму, демократии, джадидам, антиколониализму и т.п. (48)

Еще в Берлине в 1925 г. Тоган завершил написание истории современной ему политической жизни Средней Азии - "Современный Туркестан и его недавнее прошлое". Она была издана дозже в Египте, затем переведена на немецкий и английский языки (49). В Германии он начал организацию, на первых порах неудачную, выпуска эмигрантского журнала "Прометей". Тогда же он получил в Берлине "Известия Российской Академии наук" за 1924 г. со своей статьей о рукописи Ибн аль-Факиха. Однако некоторые выступления Тогана и его статьи в германской прессе,

стр. 133

имевшие типичный для тогдашней мусульманской эмиграции антисоветский характер, вскоре прервали его научные контакты с Россией. "Только Бартольд продолжал мне писать", - отмечает он в мемуарах (50).

В январе-апреле 1925 г. Тоган прочитал в Берлине ряд лекций о Чингисхане, об истории и хозяйстве Туркестана, о движении евразийцев, о проблемах Китая. Многие из них вызвали бурную реакцию в кругах эмигрантов, так как взгляды Тогана основательно отличались от взглядов, наиболее распространенных тогда среди осевших в Европе мусульман. В мае 1925 г. Тоган переехал в Стамбул. В Турции он стал профессором Стамбульского университета, получил турецкое гражданство и пользовался первое время уважением со стороны президента Мустафы Кемаля. Однако в 1932 г. он был отстранен от преподавания, официально - за "некомпетентность", а фактически - за критику подготовленной по инициативе президента книги "Основные пути тюркской истории". Дело в том, что Мустафа Кемаль всячески восстанавливая и укрепляя Турцию, резко выступил против пантюркизма, считая его, не без основания, одной из причин краха Османской империи (51). Что же касается Тогана, то он всю жизнь оставался пантюркистом.

После этого Тоган уехал в Вену, где сдал экзамен за курс гимназии и получил степень доктора, работал в Австрии и Германии, где он был в 1935-1939 гг. профессором в университетах Бонна и Геттингена, а в 1939 г., после смерти Ататюрка, вернулся в Турцию и вновь стал работать в университете. Но в годы второй мировой войны Тоган решил "тряхнуть стариной" и снова занялся политикой, поехав в 1943 г. в Германию, "чтобы увидеться с пленными" из числа мусульман СССР. Судя по всему, он агитировал их вступать в создававшиеся немцами мусульманские формирования. После возвращения в Турцию, в мае 1944 г., Тоган был арестован по обвинению в пропаганде пантюркизма, так как власти Турции, опасаясь возмездия со стороны СССР за свою прогерманскую позицию в годы второй мировой войны, провели некоторые "показательные" меры против убежденных противников СССР. Отсидев в тюрьме почти 18 месяцев, Валиди Тоган был судом оправдан. В 1948 г. он возобновил чтение лекций, в 1951 г. возглавил оргкомитет по проведению Международного конгресса востоковедов в Стамбуле, а в 1953 г. основал Институт исламских исследований, который и возглавлял до конца своей жизни. Он был также основателем Турецкой ассоциации востоковедения, часто выступал с лекциями в Западной Европе, Индии и Пакистане (52).

Научное наследие Валидова-Тогана огромно. Его перу принадлежат почти 400 работ, в том числе свыше 30 монографий, преимущественно посвященных истории Туркестана, мусульман и тюрок Поволжья, Урала, Сибири, Кавказа. Вместе с тем немало опубликовано работ о средневековых арабских, персидских, тюркских философах, поэтах, историках, путешественниках, таких, как Абу Рейхан аль-Бируни, Ибн Халдун, Ибн аль-Факих, Ибн Фадлан, Шамс Иджи. Старинные рукописи, древние надписи, народные легенды, песни и стихи также занимают достойное место в творчестве Тогана. Он был постоянным автором "Энциклопедии ислама" по тематике ислама и тюрок в России. Тоган был известен как мастер исторического портрета, примером которого являются работы о многих выдающихся личностях - от Чингисхана и Тимура до последнего правителя Коканда Худаяр-хана. Много сил Валидов-Тоган отдал возрождению интереса историков Запада и Востока к исследованию древнего Шелкового пути между Ближним и Дальним Востоком через Среднюю Азию. Особое внимание уделял он историческим связям Средней Азии с Индией. Оставил Тоган след и в сравнительном изучении успехов востоковедения на Западе и Востоке, в изучении таких тем, как "Коран и тюрки", "Славяне в мире ислама", "Народы Севера по арабским источникам" и т.п.

Не раз пути научных исследований Валидова-Тогана пересекались с соответствующими направлениями поисков советских ученых. Подтверждением этого может

стр. 134

служить, в частности, полная драматизма история открытия и изучения рукописи Ахмеда Ибн Фадлана, совершившего путешествие к волжским булгарам в 921-922 гг. Ее нашел Валидов в Мешхеде в марте 1923 г., сообщил о ней в 1924 г. в Париже, затем вернулся к своим записям (в Мешхеде он буквально переписал сразу три труда - Ибн Факиха, Ибн Фадлана и Абу Дулафа), работал над ними в Венском университете, где и защитил диссертацию на тему путешествия Ибн Фадлана, опубликованную впоследствии в Лейпциге и переизданную в Висбадене (53). Одновременно над той же рукописью Ибн Фадлана, подаренной правительством Ирана Академии наук СССР, трудился в Ленинграде талантливый ученик И.Ю. Крачковского, историк и филолог А.П. Ковалевский. К 1937 г. он закончил свое исследование - перевод рукописи и комментарии к ней. В 1939 г. это исследование вышло, но под именем И.Ю. Крачковского, поскольку А.П. Ковалевский стал жертвой необоснованных репрессий. Лишь в 1956 г. ему удалось защитить свой дополненный и обновленный труд в качестве докторской диссертации и опубликовать ее уже под своим именем (54).

Хотелось бы также коснуться часто поднимавшегося ранее вопроса о тенденциозности работ Валидова и о преувеличении им роли тюркских народов в истории Восточной Европы и Средней Азии. Безусловно, Валидов, с детства буквально влюбленный во все тюркское, страстно отстаивавший самобытность своего народа и его исторического пути, был склонен всегда романтизировать и гиперболизировать значение тюрок в истории. Это не должно удивлять - он жил в революционную эпоху краха царского гнета, невиданного подъема национального самосознания тюркских народов России, не желавших мириться ни с рецидивами централизаторства, ни, тем более, с преступлениями сталинизма. В этом остром противоборстве трудно было обойтись без перехлестов, перегибов, необъективности. Кроме того, следует учесть длительное пребывание Валидова в отрыве от родины. Жизнь в Турции изменила (вернее, окончательно сформировала) его прежде всего идеологически. Однако какими бы ни были политические взгляды Валидова, по поводу которых могут существовать самые разные суждения, значение его научных работ бесспорно, а вклад в изучение востока - огромен. Именно этим он интересен сегодня в первую очередь научной общественности всего мира. В исторической науке, тюркологии, исламоведении, культурологии имя Валидова-Тогана останется навсегда.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Заки Валиди Тоган. Воспоминания. Борьба мусульман Туркестана и других восточных тюрок за национальное существование и культуру. М., 1997, с. 7.

2 С.М. Исхаков. Имя Валидова "популярно во всех мусульманских кругах... восточных Советских республик". - Заки Валиди Тоган. Указ. соч., с. 594-595.

3 Гражданская война и военная интервенция в СССР. М., 1987, с. 85; Тайны национальной политики ЦК РКП. Стенографический отчет секретного IV совещания ЦК РКП. 1923 г. М? 1992, с. 18-22,42, 48 и др.

4 Материалы научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Заки Валиди Тугана (Ахметзаки Ахметшаховича Валидова). 20-21 декабря 1990 г. Уфа, 1992.

5 Международная научная конференция по проблеме "История и культура народов Евразии: древность, средневековье и современность" ("Первые валидовские чтения"). 22-24 сентября 1992 г. Уфа, 1992.

6 С.М. Исхаков. Указ. соч., с. 596.

7 Заки Валиди Тоган. Указ. соч., с. 7.

8 В послесловии 1969 г. к воспоминаниям Валидов, выражая негативное отношение к "русификации", писал: "Советские цифры увеличения сбора хлопка, развития горнодобывающей и гидроэнергетической промышленности выстраиваются параллельно цифрам уменьшения местного населения, роста количества русских переселенцев и ассимиляции местных языков русским языком" (там же, с. 499).

9 Работа, проводимая Валидовым в то время, имела серьезное научное значение, ибо различия между культурами разных тюркских народов Поволжья и Урала улавливались далеко не всеми и часто были предметом спора. Башкиры и ногайцы, в частности, и в 20-е годы считались, по мнению Г.С. Губайдуллина, "близкими в родственном отношении" к татарам, имевшими историю, "тесно связанную с историей татар".

стр. 135

К тому же их земли были "в значительной степени заселены татарами" (Г. Гизиз. История татар. М., 1994. с. 19).

10 Значение этой работы юного Валидова определяется тем, что эпос о Едигее - "жемчужина татарского народного творчества, передававшаяся на протяжении многих веков из поколения в поколение" - был объявлен в 1944 г. в СССР "феодально-байским" и не был допущен к изданию (На стыке континентов и цивилизаций. Из опыта образования и распада империй. X-XVI вв. М., 1996, с. 4- 5).

11 Заки Валиди Тоган. Указ. соч., с. 9.

12 Там же,с. 10-11,16-18,26,31,36-38,40-42,50, 56-57,69-70,87, 89, 91.

13 Там же, с. 12-13, 15,505.

14 Шигабутдин ибн Багаутдин аль-Марджани (1818-1889) - теолог, историк и археолог, педагог и писатель, первым среди татарских богословов выступивший в 1855 г. против консерватизма и обскурантизма традиционных улемов. Автор многих работ по истории Казанского ханства и один из зачинателей движения "джадидов" - модернизаторов ислама. Ризаэддин Фахретдинов или Фахреддин оглу (1859-1936) - видный теолог, журналист и реформатор ислама, автор многих исторических и богословских трудов, кади Оренбургского духовного собрания в 1891-1906 гг. и 1918-1921 гг., муфтий Центрального духовного управления мусульман внутренней России и Сибири в 1922-1936 гг. Один из авторитетнейших лидеров мусульманской элиты России в конце XIX - начале XX в. (Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. М., 1998, с. 94-95).

15 Заки Валиди Тоган. Указ. соч., с. 16.

16 Исмаил-Бей Гаспринский (1851-1914) - один из первых джадидов России, просветитель, публицист, общественный и политический деятель, классик крымско-татарской литературы, основатель "новометодного" (усул-и-джадид) образования в мусульманских школах, сторонник российско-мусульманского сближения. См.: Исмаил бей Гаспринский (Гаспралы). Из наследия. Симферополь, 1991; он же. Россия и Восток. Казань, 1993; М.В. Иордан, С.М. Червонная. Идея тюрко-славянского согласия в наследии Исмаила Гаспринского (Цивилизации и культуры. Вып. 1. М., 1994, с. 239-249).

17 Заки Валиди Тоган. Указ. соч., с. 21, 27-28.

18 Там же, с. 36, 39-40.

19 Там же, с. 44-60.

20 Там же, с. 62-64.

21 Там же, с. 65-66.

22 Там же, с. 68-80.

23 Там же, с. 83-85. "История тюрок и татар" впоследствии была переиздана в 1992 г. в Казани, в 1993 г. - в Стамбуле, в 1994 г. - в Уфе.

24 Г. Газиз. Указ. соч.; М.Г. Худяков. Очерки по истории Казанского ханства. Казань, 1923.

25 Заки Валиди Тоган. Указ. соч., с. 16.

26 Cahiers du Monde Russe et Sovietique. P., 1994. No. 34, p. 559.

27 A.Bennigsen, Ch. Lemercier-Quelquejay. L'lslam en Union sovietique. P., 1968, p. 51. Помимо Акчурина, в Стамбул эмигрировали также бакинец Ахмед Агаев (Ага оглу), будущий сторонник кемализма, кавказец Мехмед Мурад Дагестанлы и др. (Цивилизации и культуры. Вып. 3. М., 1996, с. 276).

28 Заки Валиди Тоган. Указ. соч., с. 85-91.

29 Там же, с. 91-94.

30 Z.V. Togan. Umumi Turk tarihine gins/Istanbul, 1949.

31 С.Г. Кляшторный. Россия и тюркские народы Евразии. - Россия и Восток: цивилизационные отношения. М., 1995, с. 190.

32 Заки Валиди Тоган. Указ. соч., с. 95.

33 Там же, с. 96, 522.

34 Там же, с. 101-108,524.

35 А. Цаликов (Цалыккаты, 1882-1928) - один из первых социал-демократов Северного Кавказа, осетин-мусульманин, впоследствии председатель меджлиса Северного Кавказа и Дагестана, эмигрант с 1921 г. К. Тевкелев - бессменный депутат Думы от Уфимской губернии, полковник, один из немногих мусульман в партии кадетов. A.M. Топчибаши (1864-1934) - депутат Думы от Баку, богатый издатель многих мусульманских газет, с 1919 г. был в эмиграции. А. Букейхан (Алихан Букейханов, 1869-1932) -историк, экономист и фольклорист, выходец из казахской знати, основатель партии казахских националистов Алаш-Орда (A. Bennigsen, Ch. Lemercier-Quelquejay. Op. cit., p. 51-55).

36 Заки Валиди Тоган. Указ. соч., с. 115-145; A. Bennigsen, Ch. Lemercier- Quelquejay. Op. cit., p. 94-95.

37 Заки Вилиди Тоган. Указ. соч., с. 190-258, 608; A. Bennigsen, Ch. Lemercier- Quelquejay. Sultan Galiev, Ie pere de larevolution tiers-mondiste. P., 1986, p. 84-88.

стр. 136

38 Б. Султанбеков, И. Тагиров. Возвращение Мирсаида Султан-Галиева. - Мирсаид Султан- Гилиев. Статьи. Выступления. Документы. Казань, 1992, с. 16: Тайны национальной политики ЦК РКП..., с. 8, 9, 18,20,24,37,39.

39 Заки Валиди Тоган. Указ. соч., с. 259-371.

40 Там же, с. 374-376, 381-383.

41 Из истории российской эмиграции: письма А.-З. Валидова и М. Чокаева (1924- 1932). М., 1999, с. 22-24.

42 СМ. Исхаков. Предисл. - Заки Валиди Тоган. Указ. соч., с. 8-11.

43 Там же, с. 7-13; Из истории российской эмиграции: письма..., с. 73-75, 90-105; Мирсаид Сулпган-Галиев. Указ. соч., с. 382; Тайны национальной политики ЦК РКП..., с. 36-37, 44, 81; Ю.В. Ганковский. Персонажи с "той стороны". Энвер- паша среди басмачей. - Азия и Африка сегодня. 1994, N 5, с. 61.

44 A. Bennigsen, Ch. Lemercier-Quelquejay. Sultan Galiev..., p. 193, 205-206, 214; A. Bennigsen, Ch. Lemercier-Quelquejay. L'lslam en Union Sovietique..., p. 101, 105, 115.

45 С.М. Исхаков. Имя Валидова..., с. 611.

46 Мирсаид Султан-Галина. Указ. соч., с. 381.

47 Заки Валиди Тоган. Указ. соч., с. 387; Islam Ansiklopedisi. Istanbul. Vol. 5, 1948, s. 429-442; Islamica. Vol. 8, fasc. 2, 1927,s. 190-213.

48 Заки Валиди Тоган. Указ. соч., с. 42237; С.М. Исхаков. Предел., с. 9-13; Journal Asiatique. P., 1924, No. l,p. 149-151.

49 Z.V. Togan. Bugiinkii Tiirkistan va Yakin Tahiri. Cairo, 1928. Книга вызвала резкую отповедь М. Чокаева, написавшего в рецензии: "В книге Заки-бея совершается насилие над правдой о Кокандской Автономии" (Из истории российской эмиграции: письма..., с. 111-121).

50 Заки Валиди Тоган. Указ. соч., с. 466.

51 С.М. Исхаков. Имя Валидова..., с. 611; он же. Предисл. с. 12; А. Лежиков. Кемаль Ататюрк. - Азия и Африка сегодня. 1998, N 12, с. 40-41.

52 Заки Валиди Тоган. Указ. соч., с. 447, 476,498; С.М. Исхаков. Имя Валидова..., с. 611; он же. Предисл. с.11-13.

53 Validi Togan AhmedZeki. Ibn Fadlan's Reisebericht. Leipzig, 1939.

54 А.П. Ковалевский. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу. Харьков, 1956; он же. Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу. Под ред. И. Ю. Крачковского. М.-Л., 1939.

Permanent link to this publication: